Последний контакт 3 (СИ) - Ильичев Евгений
«Что ж, поделом тебе, — сокрушался Павленко. — Говорили тебе в училище добрые люди: иди на контакт, не выделывайся, не унижай других своими компетенциями…»
Да, Павленко сейчас все понимал — и отношение к себе со стороны сослуживцев, и настроения матросов и старшин, и многое другое. Не понимал он только капитана Кольского. Ему-то он что сделал? Где перешел дорогу? С чего вдруг Кольский на него так взъелся? И было бы не так обидно, если бы такое отношение к Дмитрию капитан выказывал изначально. Но нет же! На «Прорыв» Павленко приволок именно Кольский. Приволок под дружное шипение всех этих прихлебателей и охотников до чужой славы. Притащил за шиворот со словами: «Только такой энергетик мне нужен в походе».
Долго Дмитрий ломал голову над этой проблемой, даже с Касаткиной советовался. Оба в конечном итоге пришли к одному выводу: с бегством большого шара воздействие на умы экипажа «Прорыва» не завершилось. Пусть в малых дозах, но малый шар все еще отравлял людям разум. Допускали они также вариант, что и сами подвергаются этому воздействию, однако перед очевидными фактами все инопланетные фокусы пасовали. Роман говорил правду. Павленко верил в то, что говорит. Его история хоть и звучала, как фантастический роман, но все же была абсолютно логична. Кроме того, репликант ни единого раза не ошибся на перекрестных допросах с пристрастием.
В конце концов Павленко устал сражаться с ветряными мельницами и решил перейти от губительной пассивности к активным действиям. Выбраться из западни, в которую угодили «Прорыв» и «Ксинь Джи», без посторонней помощи не представлялось возможным, следовательно, нужно было сделать все от него зависящее, чтобы предупредить Землю о надвигающейся угрозе.
План действий созрел сам собой. Дождаться собственного дежурства на корабле, то есть суток, когда на всем крейсере Павленко был начальником, и воспользоваться своими полномочиями — если потребуется, надавить на нижестоящих офицеров и матросов и отправить сообщение на Землю по ЧСДС. Проблемой было лишь одно: Роман отказывался сообщать кому бы то ни было суть сообщения, которое планировал передать. Не говорил он и того, кто будет адресатом. То есть Павленко рисковал не только карьерой, не только жизнью всего экипажа «Прорыва», но и будущим человечества. По его твердому убеждению, сообщение, каким бы ни было его содержание, должны были принять на уровне не ниже начальника генерального штаба. Лучшим вариантом были бы кандидатуры верховного главнокомандующего или министра обороны страны. Даже премьер-министр не годился на роль координатора действий «Прорыва» и всего военно-космического флота. Сведения, которые Роман планировал передать на Землю, наверняка содержали какие-то тактико-технические характеристики главного крейсера ваэрров. Как минимум это могли быть сведения об их слабых местах. Как максимум — принцип работы таинственного вещества амальгита. С такой информацией могли справиться лишь военные, на худой конец, ученые-физики. Но Роман попросил Касаткину заполучить личные вещи Валерии Мирской, чем, собственно, сам себя дискредитировал. С его же слов, Мирская проводила эксперименты над собственным организмом и к прибытию «Прорыва» была практически на сто процентов ваэрром — как в физическом плане, так и в более широком смысле. По рассказам Романа, она полностью переняла мировоззрение враждебной расы, слилась с их кораблем, могла управлять им, постоянно контактировала с их родной планетой — Сцерном.
Было очевидным, что личные вещи Мирской нужны Роману для того, чтобы передать сообщение не на Землю, а именно ей, Валерии Мирской. Но та, по его же словам, уже была ваэрром, то есть врагом всего человечества. И как тут поспоришь с логикой капитана? Все указывало на то, что Роман пытается саботировать всю миссию «Прорыва», потратив большую часть энергии на сообщение по ЧСДС.
Павленко указал на очевидные нестыковки Роману, но тот был непреклонен и утверждал, что не собирается связываться с Мирской. Приводил он при этом железобетонный аргумент: если Мирская превратилась в ваэрра, то принять сообщение, основанное на ее человеческом генетическом коде, она попросту не сможет. Но тогда кому он собирался его отправить? Почему не мог открыться? Почему не мог ответить на три основных вопроса, а именно: с кем он планирует связаться, что именно хочет рассказать и почему это нельзя рассказать тут, на «Прорыве»?
Глава 7
В последние дни он все чаще думал о матери. Как бы ни старалась Валерия Мирская обмануть саму природу, ей это не удалось. Чем дольше Роман находился среди людей, тем меньше ощущал себя человеком. Кроме того, одно дело — пытаться обмануть именно человека, и совсем другое — обмануть искусственно выращенное существо. Роман не был человеком, не был продуктом миллионов лет эволюции. Он представлял собой суррогат — некое подобие человека, но никак не полноценное человеческое существо.
Именно поэтому в военных космических флотах всех земных государств имелся строгий запрет на использование труда репликантов. Никто не хотел допускать неполноценных гуманоидов к оружию. Да, их могли использовать в научных целях, и Роман был тому живым свидетельством. Однако испытывать прототипы новых космических аппаратов или на собственной шкуре апробировать условия неизученных планет, будучи полностью подконтрольным людям, это одно, и совсем другое — давать таким недолюдям волю.
Сейчас Роман осознавал это куда яснее. Большое лучше видится на расстоянии, а частное лучше изучать в сравнении с другим частным. Здесь, на «Прорыве», Роман получил возможность сравнить себя с другими людьми — с существами, к которым, по мнению матери, он относился. Но чем больше он наблюдал за своими создателями, тем больше находил в себе различий с ними.
Одним из самых очевидных отличий репликантов от людей Роман считал неспособность последних сопротивляться влиянию ваэрров. Валерия догадывалась, что ваэрры не могут подчинять своей воле искусственно созданных людей, но там, на «Юкко», доказать это не могла. Сама она была неподвластна влиянию Добряка, поскольку изменила свой генотип, а Роман был просто ее спутником, управлять которым ваэррам было попросту незачем. Ее собственные попытки управлять сознанием Романа не увенчались успехом. Он хорошо откликался на обучение, легко усваивал материал и даже мог быть запрограммирован на какие-либо действия посредством вербального контакта. Но взять под контроль сознание Романа, как она делала это с аватарами на «Юкко», Валерия так и не смогла. Провоцировать же на это Добряка Мирская не хотела, и Роман теперь понимал, почему. Очевидно, это обстоятельство было частью ее плана по спасению Земли. Разумеется, афишировать свои намерения мать не желала, а потому действовать ей приходилось осторожно. К примеру, они никогда не обсуждали с матерью различия между людьми и репликантами. Напротив, она всячески убеждала Романа в том, что этих различий попросту нет, что Роман полноценный человек, такой же, как она сама, как миллиарды других людей на планете. Однако чем дольше Роман находился на «Прорыве», тем отчетливее понимал — обмануть она хотела не его, а ваэрров.
Тем не менее Валерия была убедительна в своих речах. Ей почти удалось убедить Романа в том, что он мало чем отличается от людей — внушить ему это было лишь делом времени. Но где-то глубоко внутри себя Роман знал правду: он не человек. И сейчас эта правда слишком уж сильно бросалась в глаза. Люди — имеется в виду, настоящие люди, земной выделки — имели слишком тонкую настройку нервной системы и обладали неким трансцендентным мерилом человечности. Душой.
В наличии души у себя самого Роман сильно сомневался, поскольку так и не смог постичь сути этого понятия. Валерия часто говорила с ним о душе, пытаясь объяснить то, что, по мнению самого Романа, объяснить было невозможно. Объяснять смысл слова «душа» существу бездушному было равноценно тому, как объяснять слепому, что такое свет.
К тому же для Романа суть слова «душа» была столь же непостижимой, как и суть слова «вера». Нет, сам глагол «верить» Роману был понятен по той простой причине, что к этому слову можно было подобрать синонимы. Верить означало доверять, убеждаться, полагаться, вверять — то есть верить кому-то или во что-то. Проблемы начинались, когда Валерия пыталась извлечь из этого слова иной смысл. Так Роман узнал о тяге людей к вере в некое всемогущее и непостижимое существо — в бога. Быть верующим, по мнению Валерии, означало быть чистым душой. А само слово «душа» у Романа не вызывало никаких ассоциаций, а стало быть, ни о какой чистоте или черноте человеческих душ он не мог ни размышлять, ни судить, ни дискутировать. Получался замкнутый круг, из которого выбраться самостоятельно Роман не мог, его мозг попросту отказывался принимать такие понятия и оперировать ими. Это ли не доказательство того, что его мать заблуждалась, называя Романа человеком? Или же это означало, что Мирская не смогла убедить в этом его? Вопрос был в другом: смогла ли она убедить ваэрров и зачем, собственно, ей было нужно их убеждать?
