Буря кристаллов (СИ) - Кибальчич Сима

— Ты жалок и слаб, Чага.

Тим сжал запястье до боли и промолчал.

— Жалок и слаб. Ты сбежал из родных Стен, потому что боялся холода и, наверняка, был плохим охотником. Но боги подцепили тебя и отправили на Орфорт, ткнули ростками в правду о самом себе.

Безумная, вывернутая логика, но зерно истины и в ней есть.

— Я не сбежал, вернулся, — все же отрезал Тим. — Тогда даже не собирался жить на Земле. Но там я понял, что хочу летать к звездам!

Ирт впился белесыми глазами, как делал всегда, выискивая ложь.

— Рассказывай, как Земля приманила к звездам.

Приманила. Но не Земля. Мама. С ее всегда легкой руки это случилось.

— Когда мы прилетели, мама сказала, что на Земле есть много чудес. Одно она покажет, когда мы пойдем пешком на Луну. Я подумал, что это шутка или фокус, потому что до Луны сотни тысяч километров. Никто не пройдет такое расстояние. Зачем тратить время на самый скучный и долгий аттракцион на Земле. Но мама пообещала, что мы вернемся сразу, как надоест. На следующий день мы прошли всю дорогу от Земли до Луны, и я решил, что буду капитаном космического корабля и никем другим.

— И что же случилось?

— Для тебя — ничего особенного. Обычная мертвая дорога под ногами, лавочки для уставших, несколько других путников, Луна, Земля и космос вокруг.

Для Тима дорога оказалось волшебством. Рождала в груди трепет и восторг. Детский, а потому безоглядный. Не объяснить изоморфу. Даже если он сможет ухватить чувства и перенести в собственный опыт, то их истоки в душе человека останутся темны и лживы. Иной разум, правда, подобен богу — верь или отвергай.

— Ты опять пытаешься что-то скрыть от меня?

Чертовы голодные глаза. Как у пса, вечно сторожащего у ворот ада. Того зверя нельзя насытить, его терзает совсем другой голод, нежели он пытается утолить. Возможно, и изоморфа тоже.

— Я тебе описал именно то, что было.

— Но что-то утаил.

— Ты не поймешь.

Если только не считаешь в крови, надорвав шкуру.

— Просто говори.

Тим закрыл глаза. Хотел представить, что его слушает Сэм или Алекс, выкроившие минутку на хорошую выпивку и разговор. Но в воображении вальяжно развалился Рей, с самодовольной улыбкой и курсанткой пилоткой, небрежно прилепленной к плечу. Почему опять он? Под веками стало влажно.

— Все выглядело необычным еще до начала дороги на Луну. Она выстроена от предгорного Урала. Очень недолго мы двигались по пыльному пути, окруженному крошечными по меркам Марса растениями. Их было очень много: сосенки, пихты, жимолость, боярышник. Запахи стояли непривычные. Потом дорога стала идеально ровной и при каждом шаге забавно цокала. Слева и справа появлялись катафоты с разными напоминаниями и предупреждениями, чтобы путники не подходили к краю, не толкались и не играли на дороге. Все они казались скучными. Но эта часть пути длилась недолго. Мы дошли до ворот — белой алебастровой арки со скульптурной группой планет и звезд. Перед нами сразу высветился лунный мост. Он уходил в горизонт неба, как траектория взлета корабля. Походил на подвесной мост древности — весь собран, как из ступеней, из плоских плашек желтого цвета. Я тогда только два года ходил в школу и ничего не знал о древних мостах, но он все равно показался неподходящим для прогулки по космосу. Какие-то глупые желтые доски с дырками между ними. Мама взяла за руку, и в ее молчании чувствовалась какая-то торжественность. Я в тот момент поверил, что это будет особенная прогулка. И мы пошли.

Рассказ несколько успокоил, и Тима открыл все еще влажные глаза. Ирт сидел в небрежно-расслабленной позе, и взгляд чуть поблескивал из-под век. Тим медленно выдохнул и продолжил:

— Когда идешь по этой дороге, кажется, что ты не обычный человек, а звездный великан. Идешь вразвалочку по привычной твердой поверхности, а с каждым шагом оставляешь позади огромное расстояние. Земля на глазах уменьшается в размерах. Взлет авиетки, который можно измерить самыми обычными шагами. Мы не сразу попали в космос, сначала шли по атмосфере. Чувствовали не слишком уютный ветер, даже попали в легкое облако и немного промокли. Очень быстро дошагали до космоса. Там ветер пропал, все сразу стало резким и четким. Чернота смотрит тысячей звезд и чего-то ждет. И никакой защиты: ни купола, ни переборок, ни легкого гула навигационных систем. Сандалии на голых ногах и желтые доски под ними. Не отмахнешься, не отстранишься — ты весь как на ладони.

Тим замолк, вспоминая самое острое впечатление детства. Не во время полета на лайнере, а именно на дороге он ощутил живой, очень требовательный взгляд космоса. Потом не раз слышал, что многие находили в межзвездном пространстве лишь ледяную пустоту, безразличие и смерть. Никак не мог понять, почему. Невероятная четкость и бесконечная, охватывающая тебя со всех сторон 'многоглазость' вселенной, делали её волшебным таинственным существом.

— Ты пришел в восторг от лжи из мертвых пленок и отражений. Иллюзия того, что людишкам ровня огненные планеты и дозволено мнить себя богами. Прогулка по лунной дороге — твоя первая скорлупа самообмана. Она сделал тебя Чагой.

— Иди в пределы со своей идиотской песней про скорлупу обмана, — простонал Тим. — Нет тут никакой лжи. Все прекрасно знают, что это скоростной пеший траволатор. Он компенсирует средовые угрозы и коррелирует генерацию полей с кинематикой физических объектов. Но об этом, черт возьми, не обязательно все время помнить и думать во время прогулки!

Ирт по-человечески изумленно хлопнул глазами и издал глухой звук. Через короткую паузу выдавил все же презрительным тоном:

— Ты же даже упасть оттуда не сможешь.

Тим сначала не мог сообразить, к чему такой комментарий, потом решил быть очень конкретным:

— Дорога широкая, где-то семь метров. Есть бордюры, если подходить к краю, раздается предупреждающий звуковой сигнал.

Он, конечно, мог бы добавить, что невидимый туннель в раза в два шире дороги. Если что-то случится, то вакуумно-силовые генераторы втянут и в секунду отправят в госпиталь. Но не стал. Недоумение и презрение могли обернуться бешенством, а родной глаз, несмотря на усилия эмергентного пакета, все еще болел.

— Все не настоящее. И тебе так понравилось прогуливаться по пустоте космоса и воображать себя звездным великаном, что ты решил потратить на эти фантазии всю свою ничтожную жизнь?

Тим сглотнул и провел рукою по лбу. Очень безжалостно и в чем-то правдиво. Но тогда наверху сияли не только Луна и далекие звезды. Он видел контуры пролетавших кораблей и авиеток. Развернувшуюся на полторы тысячи километров выставку гигантских живых картин. А ближе к Луне, расслаиваясь голограммами по пространству, шел балет. Множество зрителей на платформах наблюдали за полетом танцоров. На Земле выбраться в космос — это все равно, что сходить за покупками в межу. На Марсе не было таких возможностей, там экономили энергию, ее не хватало на исполнение любых человеческих фантазий.

— Да, я захотел стать звездным великаном.

Точные слова для родившейся мечты. Тим закрыл глаза и снова увидел Рея, тот заговорщически ухмыльнулся.

— А что хотело существо, которое вело тебя за руку?

— Мама? Когда мы дошли до огромного диска Луны, то обернулись назад. Она присела на корточки, прижала меня и сказала, что все это будет принадлежать мне, если захочу. Я ответил, что очень хочу гулять от звезды к звезде, как по нашему большому дому на севере. Она рассмеялась и подняла меня на руки. Здорового уже пацана. Но она всегда казалась сильной, как и коренные марсианки. И поцеловала в лоб. Крепко прижалась губами и долго не отрывала их. Будто мое детское желание стало нашей договоренностью, общей мечтой, скрепленной поцелуем и обреченной исполниться.

Одобрение во взгляде матери отпечаталось в памяти на всю жизнь. Если бы она знала, чем все закончится…

— И где же она теперь?

Вопрос прозвучал неожиданно.

— Я не знаю, никто не знает. Она ушла в один день и не вернулась. Мы с отцом ждали, искали, но… это долго рассказывать и объяснять.