Василий Орехов - Империя наносит ответный удар
— Ну, а вдруг?
— Ладно, — сердито нахмурился Лось, — кончай кривляться. Выкладывай все как есть, пся крев!..
Выслушав то, что поведал ему Песец, Лось откинулся на спинку кресла и, ненадолго задумавшись, нехотя качнул головой:
— Я пас.
— То есть?! — мигом вскинулась Рысь.
Лось пожал плечами.
— Вот то и есть. Все просто — я в отставке. У меня теперь совершенно другая жизнь. И я не собираюсь возвращаться.
Света так резко поставила стаканчик на стол, что кофе выплеснулся через край.
— Ты сам-то понял, что сейчас сказал?! — прищурившись, произнесла она. — Ты хорошо подумал?
— Я об этом семь лет думал, — хладнокровно заверил ее Казимеж. — Думаешь, я не понимал, что рано или поздно придется вернуться к этому вопросу? Семь лет размышлял, всю голову свернул набок, размышляя… И знаешь, вот лет пять назад — пошел бы с вами, не задумываясь. Пару лет назад — бардзо обмозговал бы, но все равно бы пошел. А сейчас — не пойду. Хватит.
— Разорвать мою задницу! — рявкнула Рысь. — Да что случилось-то?! Смотри, мы опять все в сборе, мы опять вместе. Я сижу рядом с Песцом, и мне не хочется провалиться при этом сквозь землю. В чем дело, сержант?
Витковский взял со стола отставленный Рысью стаканчик кофе, отхлебнул, поморщился: обжегся. Поставил его на место.
— Я больше не сержант, — с трудом проговорил он. — Капут, все сроки вышли. Я теперь нормальный гражданский. У меня бизнес, у меня клиенты, у меня кредит в банке и в ближайшей пивной, и я не собираюсь ломать свою успешную, размеренную, налаженную жизнь ради всяких бредней и никому не нужных моральных терзаний в духе средневековых…
— Это наемных убийц на живца ловить — размеренная жизнь? — криво усмехнувшись, перебила его Рысь. — Значит, нет у тебя никаких моральных терзаний? Приспособился, шляхтич? Забыл Дальний Приют, засунул поглубже на чердак памяти?
— Я ничего не забыл, — отрезал Лось. — Тем более Дальний Приют. И не собираюсь. Но подписываться на это дохлое дело — не стану! И точка.
Рысь открыла рот для следующей реплики, однако ее внезапно опередил Пестрецов, спросивший вроде бы совершенно невпопад:
— Казимеж, а почему ты так и не женился?
Лось, который уже готов был разразиться очередной гневной тирадой, ошарашенно запнулся, а затем насупился и спросил:
— А… с какой стати тебя это интересует?
— Ну, я ведь помню, у тебя была девушка, ты мне даже как-то показывал ее голоснимок…
— Это — мое личное дело! — отрезал Витковский.
— Понятно. Слушай, а сколько ты зарабатываешь?
— Это — мое личное дело, — снова пробурчал Казимеж.
— Да нет, без проблем, — вскинул руки Песец, — мне просто интересно.
Витковский сумрачно помолчал, а затем буркнул:
— Ну… в среднем около шестиста кредитов в месяц выходит…
— То есть где-то сто восемьдесят имперских рублей, — Родим кивнул и перевел взгляд на Рысь: — А ты?
— Что — я?
— Сколько зарабатывала у себя в клубе?
— Ну, я не такая богатая, — сердито проворчала Рысь, — в лучшие времена доходило до четырехсот, но такие времена бывали нечасто.
Пестрецов снова кивнул.
— Значит, сто двадцать. Ну, а у меня выходило где-то сто пятьдесят — сто шестьдесят. — Он сделал короткую паузу, вздохнул, а затем тихо спросил: — А не скажете ли мне, коллеги, почему мы, имея императорскую военную пенсию в восемьсот рублей, сбежали от семей и друзей и, забившись в самую глухую дыру, какую каждый из нас только смог себе представить, ведем полурастительную жизнь на полторы сотни в месяц, старательно не обращая внимания на почти тридцать тысяч полновесных имперских рублей, которые скопились на счету у каждого из нас?
Ответом ему было молчание. Когда пауза стала совсем уж невыносимой, Песец вновь заговорил — тихо, размеренно, спокойно:
— …И некий из вельмож рязанских по имени Евпатий Коловрат был в то время в Чернигове с князем Ингварем Ингваревичем. И услышал о нашествии зловерного царя Батыя, и выступил из Чернигова с малою дружиною, и помчался быстро. И приехал в землю Рязанскую, и увидел ее опустевшую, города разорены, церкви пожжены, люди убиты. И помчался в город Рязань, и увидел город разоренный, государей убитых и множество народа полегшего: одни убиты и посечены, другие пожжены, а иные в реке потоплены. И воскричал Евпатий в горести души своей, распаляяся в сердце своем. И собрал небольшую дружину — тысячу семьсот человек, которых бог сохранил вне города. И погнались вослед безбожного царя, и едва нагнали его в земле Суздальской, и внезапно напали на станы Батыевы. И начали сечь без милости, и смешалися все полки татарские. И стали татары точно пьяные или безумные. И бил их Евпатий так нещадно, что и мечи притуплялись, и брал он мечи татарские и сек ими. Почудилось татарам, что мертвые восстали…
Песец сделал короткую паузу, взболтал остатки кофе, залпом допил и продолжил:
— …И едва поймали татары из полка Евпатьева пять человек воинских, изнемогших от великих ран. И привели их к царю Батыю. Царь Батый стал их спрашивать: «Какой вы веры, и какой земли, и зачем мне много зла творите? Ведь мало же вас, и все одно все здесь поляжете». Они же ответили: «Веры мы христианской, земли рязанской, а от полка мы Евпатия Коловрата. А и поляжем мы, да и с радостью, потому как поклялись мы землю рязанскую беречь, а не сберегли. И потому нет нам мочи клятвопреступниками жить…»
Пестрецов замолчал. Некоторое время в офисе Казимежа висела напряженная тишина, а затем Родим вновь заговорил:
— Так вышло, что из всей роты Горностаев выжили только мы трое. Мы знали, что идем на смерть. Но что значила наша смерть по сравнению с тем, что мы должны были совершить? И вот… все они — мертвы. А мы живы и… не смогли.
В офисе вновь установилась тишина, а затем Лось глухо произнес:
— Это нечестно. Я в этом не виноват.
Песец горько усмехнулся.
— Ты это кому говоришь — мне? Знаешь, сколько раз я сам валялся без сна, напряженно размышляя, что было бы, если бы я повел вас через третью вентиляционную шахту, или как все сложилось бы, если бы Клык не попер через лифты, а обошел их по внешним транспортным пневмотрубам… Только все зря. Никто из нас ничего себе не доказал…
Витковский пожевал губами. Спросил сумрачно:
— И что из этого?
Родим вздохнул.
— Да в общем-то ничего. Просто он дает нам еще один шанс. На то, чтобы перестать жить клятвопреступниками.
— Перестать жить?.. — горько усмехнулся Лось.
— Может, и так, — кивнул Песец. — Риск очень большой. Но сам понимаешь, если бы все было просто, это не был бы такой шанс. И я не собираюсь его упускать. А ты… как хочешь. — Он поднялся. — Мы вылетаем завтра, рейсовым, на Талгол. Был рад тебя повидать.
Он протянул руку, и Лось с некоторой заминкой ее пожал.
— А кофе у тебя действительно превосходный, — сказал Пестрецов. — Как в старые добрые времена.
Резко развернувшись, он вышел из офиса.
На улице едва поспевавшая за ним Рысь, все это время шагавшая молча, внезапно произнесла:
— Кажется, я наконец поняла.
— Что? — удивился Родим.
— Почему он прислал послание именно тебе…
На следующее утро они стояли в терминале космопорта Войтылы, бездумно глядя через толстые панорамные окна на взлетно-посадочную полосу.
— О нем думаешь? — поинтересовалась Рысь, положив ладонь на руку Пестрецова.
Родим поморщился.
— Жаль, — произнес он. — Я на него очень рассчитывал. Но это действительно его личное дело.
— Вдвоем нам будет совсем трудно. Придется привлекать кого-нибудь со стороны.
— Ничего страшного, справимся. — Песец усмехнулся: — В первый раз, что ли? Подразделение Горностаев боеспособно, пока жив хоть один боец.
Объявили посадку. Они уже поднимались в погрузочную галерею, когда на другом конце терминала показалась мчащаяся со всех ног плотная рослая фигура. Рысь тронула Пестрецова за предплечье. Тот обернулся, посмотрел в зал.
Остановился.
Спустя минуту Казимеж, взлетевший вверх по эскалатору, тяжело дыша, притормозил рядом с ними и возмущенно замахал руками:
— Пся крев, вы что же себе думаете! У меня бизнес, обязательства… у меня люди, клиенты, которые на меня рассчитывают! Я же не мог вот так все бросить!
Песец кивнул:
— Точно, не мог. Ты ведь из нашей команды, а значит, человек ответственный.
— Всю ночь мотался, — буркнул Казимеж, старательно изображая недовольство, — пришлось даже метнуться гиперзвуковиком на восточное побережье. Едва успел вернуться…
— Ну так успел ведь, — рассмеялась Рысь и обняла Лося.
Витковский больше не имел сил показательно дуться и заулыбался во всю пасть. Глядя на них, усмехнулся и командир…
Глава 7
