Джерри Пурнель - Наемник
– Черта с два! Вы полезли в игру, потому что вам нужны были деньги. Свой фунт мяса! И поломали всю игру нам!
– Деньги… А как насчет того, что творилось в Ватикане? А? Вы по-прежнему меня недооцениваете, Ирлмайер. Когда лежал на больничной койке, у меня было время поразмышлять. Как-то так странно получилось, что из Второй мировой победителем вышли вы. Священная Римская Империя. И только за счет того, что сговорились с Ватиканом. Испания – ваш вассал? Ваш. Как она получила преимущественное право на всю Латинскую Америку? В чьих интересах? Знаете, я начинаю думать, что террор на Восточных территориях выгоден вам, потому что спутывает нас по рукам и ногам и не дает двигаться дальше. И это заставляет меня усомниться в ваших словах, что Тимура финансировал барон Полетти, а не Ватикан.
– Не верите мне, спросите его. Вы же за ним пришли?
– Кого – его?
– Генерал Анте Младенович. Наркобарон, поставщик наемников во все страны мира, торговец ядерными технологиями и обогащенным ураном. Пусть он скажет, как и кому он продал обогащенный уран. Это из-за него в Риме сейчас можно ночью читать газету.
– Да пошел ты! – выкрикнул неизвестный, пожилой мужчина. – Сукин сын! Может, рассказать, кто и как принимал у нас наркоту в Европе? Кто сейчас держит порт Могадишо?! А?
– Нет, ты лучше расскажи про то, что творится в Конго, сукин ты сын. Расскажи, ну! Год назад. Группа боевых пловцов, операция по уничтожению дьякона Африкана Макумбы. Вы думали, что уничтожили группу, но они нам кое-что переслали. Успели переслать. Целые ямы, заваленные детскими трупами. Ты использовал детский труд на подпольных урановых рудниках, а когда дети заболевали, ты просто пускал их в расход и сваливал в яму, вот что ты делал!
– Нет, лучше ты расскажи! Как ты продвигал в Папы этого педераста Коперника! Как ты готовил убийство Папы! Как вы продавали мне самое современное оружие, с тем чтобы наемники, которых я отправлял в Африку и Латинскую Америку, не испытывали в нем нужды! Хочешь сказать, что ты не имел отношения к тем детям? Нет, имел, мать твою! Чистеньким не выйдешь, гад!
Младенович, если я правильно запомнил, добавил еще несколько нецензурных слов на хорватском. Он родственный русскому, и хоть я его не знаю, но мат разберу.
Ирлмайер решил не продолжать. Пожал плечами.
– Какие-то у нас затянувшиеся посиделки. С инфернальным душком.
– Да, серой пахнет. Сел обедать с дьяволом – готовь большую ложку.
– Как вы предполагаете решать проблему? – Ирлмайеру все это надоело, но и сказал он немало. – Сколько мы будем так сидеть? Вы понимаете, что взлететь вам не дадут? Нас больше в двадцать раз…
– Ошибаетесь. Наверное, нас даже больше. Вы, вероятно, думаете, что вы до сих пор служите в полиции. Но здесь армия. Несколько крылатых ракет нацелены на нас. Никто не уйдет.
Проняло. Так и надо.
– Добро пожаловать в новый мир, господин Ирлмайер. Мир, где никто никому не верит, все всем лгут и все готовы друг друга убить. Вы имеете самое непосредственное отношение к его появлению…
Да и я, если честно, тоже…
– Первым идет Младенович.
– Нет, первым идете вы, милорд.
Окончательно рассвело. Рассвет был хмурым, совершенно нетипичным для Адриатики, не хотелось думать, что эти тучи напитались невидимой смертью над итальянским «сапожком» и сейчас идут в направлении нашего Востока.
Вертолеты так и стояли на дороге. Были видны хорватские бронированные машины, но дальше они соваться не осмеливались. У Австро-Венгрии не было сильного авианосного флота, чтобы вмешиваться в разборку двух супердержав.
В результате переговоров пришли к некоему взаимоприемлемому решению. Младеновича будет судить международный суд в Гааге. Для этого его должны туда доставить русские, предварительно записав краткое признание и передав его германцам. Это гарантия того, что мы все же доставим Младеновича в Гаагу, где его будут судить по законам его страны в части, не противоречащей международным договорам и соглашениям.
Запись я сделал на коммуникатор. Чертовски удобная штука – отправляясь куда-то, ты вряд ли возьмешь с собой диктофон, фотоаппарат и видеокамеру, а тут все это есть.
Теперь надо было оговорить моменты…
Граф Адриан Секеш больше не сомневался. Не в чем было сомневаться.
Это был тот человек, который был на Виа Консиллиационе. Тот самый, монах, который стрелял очень и очень ловко. Граф видел его в деле.
Значит, его первым и надо убрать.
Прошлое диктовало решение: штурм при обмене, обычное решение – враг думает, что все уже позади, – и тут его накрывает… бах! – и все. Две пули в голову. Обычное дело для девятой группы пограничной стражи.
Сложно – два вертолета, не один, а два, надо действовать синхронно. Но сложность небольшая, решаемая.
Сейчас Секеш, улыбаясь, оговаривал детали обмена с этим русским. Мысль его неудержимо рвалась назад, в далекое прошлое. Казармы офицерского училища в Бад-Тельце. Настоящего офицерского училища[26]. Их преподаватель, говорящий им: «Главное – выполнить задачу». Все остальное побоку.
Он вспомнил и то, как впервые разработал собственную операцию – на бумаге, конечно. Преподаватель по тактике порвал его жалкие листки, а потом в качестве наказания заставил писать похоронки на половину взвода: именно столько, по расчетам, должно было погибнуть при продвижении к объекту через контролируемую противником территорию. Хороший бой, сказал он, не похож на рыцарский поединок. Скорее он похож на вооруженное ограбление в проулке у гамбургского порта. Сунул заточку под ребро, схватил бумажник – и бегом.
Именно поэтому следующая операция предусматривала и занятие периметра патрулями на трофейном транспорте, и ночную вертолетную атаку.
Если кто-то хочет считать себя дворянином – его право. Он солдат.
Наконец договорились. Пожали руки. Он отошел.
Проверил оба своих пистолета – у него было два, одинаковые, оба – «кольты». Больше ему ничего не нужно. Оглядел отобранных им людей – штурмовые команды.
– Все готовы?
– Так точно.
Две группы по три человека в каждой. Больше только будут мешать друг другу.
– Работаете по выстрелу. Не торопитесь, точнее цельтесь.
– Есть.
Он вышел на связь со снайпером. Главный их козырь.
– Цветок три. Готовы?
– Так точно.
– Первый, кто выйдет из вертолета один, – противник.
– Вас понял.
– После этого прекращайте огонь. Штурмовики сделают остальное.
– Есть.
Все готовы.
– Все готовы?
– Так точно…
Секеш, как и было условлено, мигнул два раза маленьким, карманным, офицерским фонариком – можно.
Появился Воронцов. Первым, как и было обещано, только с оружием в руках. И вместе с ним был Ирлмайер, рядом, – их было двое, и об этом не договаривались! Секеш приготовился… нельзя было «перебивать» работу снайпера, нельзя было менять план на ходу. Оставалось надеяться, что снайпер отличит нужного человека.
Но выстрела не было. Что-то не то… прошло уже секунд десять, а выстрела все не было. Выстрела не было, и все летело ко всем чертям.
Ко всем чертям…
Секеш выдернул пистолет из кобуры:
– Вперед!
Прогремел долгожданный выстрел снайпера…
Немецкие морские пехотинцы проиграли еще до того, как был сделан первый выстрел.
Германский снайпер, приготовившийся стрелять, даже не подозревал, что два человека в нескольких метрах от него слышат каждое слово, которое он произносит в рацию. В смысле этих слов ошибиться было невозможно.
Немцы, сами того не понимая, подписали себе этими словами приговор.
Двоих – снайпера и наблюдателя – русские сняли надежно и быстро, по-старинке – ножами. Отпихнув тело, один из снайперов залег за трофейную винтовку – это была лицензионная версия «Барретта», одна из самых распространенных снайперских винтовок в мире. Педантичный немец на прикладе оставил эластичную ленту, на которой были вышиты поправки для этой винтовки с диапазоном на каждые сто метров.
Отличный подарок, спасибо…
Цели были там же.
Что-то ударило меня, но, бросив не назад, как это бывает, когда в тебя попадает пуля, а вперед и вправо, на Ирлмайера. Удар был сильным, но тупым, сбившим меня с ног.
Падая, я схватил Ирлмайера, чтобы не дать ему вырваться, потому что больше ничего сделать не мог. Как в замедленной съемке, я видел, как к склону огромными, почти лосиными прыжками бежит Младенович – это был его единственный шанс, и он решил воспользоваться им на все сто: третья сторона в игре, интересы которой никто не учел. Пробежал он недолго – видимо, снайпер принял его за врага и выстрелил. Выстрелил точно – было видно кровавое облачко, такая взвесь в воздухе, а потом Младенович рухнул на землю как мешок.
– Нет!
– Nein!
В унисон слились и наши команды: «Не стрелять!»
Падая, я зацепил Ирлмайера за ногу, и он тоже упал. Оружия у него сейчас не было, в отличие от меня. Мое оружие было направлено на него, свободной рукой я держал его за штанину. Совершенно идиотская ситуация – если не считать двух десятков стволов, наверняка направленных на нас со всех сторон.
