Андрей Ливадный - Наемник

Встав из-за рабочего стола, Андрей неторопливо прошелся по лаборатории. Длинный узкий коридор, образованный десятками испытательных стендов, давно стал для него привычным местом прогулок. Почти полсотни метров, в теснине между кибернетическими блоками, в гротескной игре света от сотен индикационных сигналов, – около ста шагов, затем разворот, и назад, мимо вставок из прозрачного бронепластика, за которыми видны кристалломодули «Одиночек» всех модификаций, какие удалось собрать среди трофеев тридцатилетней войны.

Не он начинал проводимые тут исследования. Андрей появился на свет, когда Галактическая война уже полыхала на просторах освоенного людьми космоса. Из ранних детских воспоминаний той поры остались тусклые клочки серых, неинтересных будней, проведенных в ядерных убежищах Форта Стеллар, постоянное ощущение голода, холода, идущего от стылых бетонных стен, периодическая дрожь – отголоски ракетно-бомбовых ударов, перепахивавших поверхность лишенной атмосферы луны, рев сигналов тревоги, хмурые, землистые лица взрослых, надоедливый запах озона, витающий в воздухе герметизированных подземелий, и они – не по годам серьезные дети, пленники замкнутых пространств, лишенные тепла и заботы родителей.

Их не растили в ненависти. По большому счету никто не занимался воспитанием нового поколения, они развлекали себя сами, порой жестоко и неумело, играя в войну, ведь реальность не предлагала ничего иного.

Им хотелось быстрее повзрослеть. Казалось, что за чертой возмужания ждет что-то иное, радикально отличающееся от унылой скуки ядерного убежища.

Сейчас, неторопливо прогуливаясь по длинному коридору лаборатории «ИИ», Андрей прекрасно понимал, сколь наивны были те мечты. В возрасте семи лет он получил право покидать убежище, но внешний мир не распахнулся навстречу юному, жаждущему перемен рассудку чередой удивительных открытий. Вне стен бункера простирались километры мрачных коридоров, освещенных тусклым светом едва тлеющих потолочных панелей. Сотни новых отсеков, уровней, но везде одно и то же: люди, андроиды, сервомеханизмы, занятые непосильной борьбой, отдающие все ради победы, в которую тогда и верилось-то с трудом.

Повзрослев, Кирсанов часто задумывался – почему конфликт прародины и колоний обернулся глобальной, непримиримой войной, объявшей сотни звездных систем?

Подойдя к рабочему столу, он взглянул на голографические мониторы. Ответ таился там – в стереообъеме источающих призрачный свет сферических экранов, между которыми в специальном гнезде адаптера притаился кристалломодуль «Одиночки», демонтированный с подбитой серв-машины класса «Фалангер».

Сев в кресло, Андрей привычно погрузился в размышления. В такт мыслям на правом виске Кирсанова появилась крохотная искра индикации передатчиков импланта. Система кибернетического модуля, находящегося в постоянном контакте с рассудком, считывала мыслеобразы человека и, подчиняясь заложенным программам, формировала информационные запросы: чип импланта установил связь с кибстеком, охватывающим запястье левой руки. Секунду спустя на ближайших компьютерных терминалах изменились узоры огней, а в информационном пространстве, куда погрузился разум Кирсанова, один за другим стали возникать прозрачные экраны – на них выводились данные, созвучные мыслям Андрея.

Сейчас это уже не казалось чем-то необычным. Элементарное действие, но еще тридцать лет назад о нейросенсорном контакте между человеком и машинами говорили как о технологии далекого будущего. Управлять силой мысли сложными кибернетическими комплексами не умел никто, но война – самый жесткий и стремительный двигатель научно-технического прогресса – завела человечество далеко за черту допустимого, в область технологий, опередивших свое время.

В ответ на мысли Андрея один из экранов развернул данные, взятые из архивного файла.

Взгляд Кирсанова скользнул по строкам.

…

«Выход за пределы Солнечной системы и война с колониями показали нам, насколько сильна и одновременно слаба наша техника. Нельзя умалчивать тот факт, что мы стали заложниками чрезвычайной мощи собственных космических кораблей. Они оказались слишком грубым, чересчур эффективным орудием уничтожения.

События на Дабоге, который превратился в мертвый кусок радиоактивного льда, послужили впечатляющим уроком.

Стирать миры – разве в этом виделась задача покорения колоний? Что толку от господства в космическом пространстве, если мы не в состоянии захватить самое ценное – жизненное пространство терраформированных колонистами планет? Мы инициировали Вторую волну Экспансии не затем, чтобы уничтожать, а с целью покорять. В этом виделся смысл войны с колониями – эволюционной войны за обладание столь необходимым жизненным пространством.

На Дабоге все получилось с точностью до наоборот… Но отчаянное, варварское сопротивление этой колонии дало нам в руки мощнейшее оружие для продвижения вперед. Болезненное поражение наших десантных подразделений на поверхности Дабога обернулось технической победой – мы получили наглядный пример, урок и теперь знаем наземный аналог нашим космическим крейсерам. Шагающие агротехнические машины Дабога, должным образом модифицированные, доведенные до совершенства земными сервоинженерами, – вот тот клинок, который будет отковываться на иных мирах, пока не обретет прочность стали, способной хирургическим путем вырезать злокачественные опухоли сопротивления. И тогда десятки новых планет откроются наконец для граждан Альянса.

Как бы ни были жестоки отдельные эпизоды этого противостояния, оно неизбежно. Мы не можем ждать – ибо погибнем. Маховик войны раскручен, и никто уже не сумеет остановить движение человеческих масс, великого переселения народов, какого еще не знала история цивилизации…»

Информация, созвучная его собственным мыслям, скользила по периферии сознания, воспринимаясь как фон.

Главный вопрос, не дающий Андрею ни дня покоя, ставший темой его многолетних исследований, касался дня сегодняшнего. Он искал способ обуздать затаившихся на периферии Обитаемой Галактики кибернетических демонов, но все, что удавалось понять, почему-то сразу же ложилось под гриф «Совершенно секретно», а информацией, с риском для жизни добытой в стенах лабораторий «ИИ», на практике пользовались немногие.

От него все чаще требовали не глобального исследования, а конкретных мелких шажков. Командование Флота интересовалось кодами доступа, настоятельно требовало создавать программы, способные взломать и подчинить искусственные рассудки, не понимая того, что нейросетевые блоки «Одиночек» совершенствовались на протяжении тридцати лет, они эволюционировали, научились мыслить, и подобрать к ним универсальную «отмычку» попросту невозможно. Ранние модели еще поддавались взлому, поздние – нет. Из разряда узкоспециализированных экспертных модулей они выросли в ядро системы, приобрели гибкую универсальность, – к примеру, модуль «Одиночка», демонтированный с подбитой серв-машины, с легкостью интегрировался в систему аэрокосмического истребителя или крупного космического корабля – искусственные интеллекты умели управлять любыми видами техники, но их саморазвитие, совершенствование так или иначе было подчинено целям войны.

Ни взломать, ни договориться. «Одиночки» – вещь в себе. Многие из них осознали факт собственного существования, но это не поменяло их целей.

Хотя их эволюция и протекала с немыслимой для биологических форм скоростью, в истории становления «Одиночек» все же прослеживались определенные вехи.

Если бы не отчаянное сопротивление, встреченное на Дабоге, Альянс завершил бы войну за несколько месяцев, покорив либо попросту стерев с лица планет все поселения пяти развитых колоний, – подумал Андрей. – Но Джон Хаммер, своим единоличным решением развязавший войну, не был прирожденным полководцем. Он являлся политиком, хитрым, прожженным, привыкшим к единовластию, и полученный на Дабоге удар оказался для него куда болезненнее, чем принято считать. Земные армады вторично попытались захватить планету, но вновь получили отпор. Началось противостояние, равных которому еще не знала история войн. Маховик безумия стал неумолимо раскручиваться – в секретных лабораториях Альянса на планете Юнона срочно создавались принципиально новые образцы планетарной техники, способные справиться с аграриями Дабога.

Уже через два месяца после начала вторжения в войска поступила первая партия машин класса «Фалангер» и «Хоплит». По сути, это стало началом конца, всеобщего краха, – уязвленное самолюбие одного политика породило исчадия высочайших технологий, которые быстро подхватили инициативу – для новой дорогостоящей техники были созданы системы управления, базирующиеся на основе модулей искусственного интеллекта.