Весь Роберт Хайнлайн в одном томе - Роберт Хайнлайн
Позже я уснул и проснулся, лишь когда мисс Бриггс принесла мокрую марлю, чтобы я умылся, и хлопнула ею меня по лицу. Затем она помогла мне приготовиться к завтраку, который принесла уже Дорис. За едой я пытался выведать у нее какие-нибудь новости, но так же, как и с мисс Бриггс, ничего не добился. Сиделки порой ведут себя так, будто работают не в больнице, а в яслях для умственно отсталых детей.
После завтрака заглянул Дэвидсон.
— Мне сказали, что ты здесь. — На нем были только шорты и ничего больше, если не считать бинтовой повязки на левой руке.
— Это уже больше, чем сказали мне, — пожаловался я. — Что у тебя с рукой?
— Пчела ужалила.
Он явно не хотел говорить, при каких обстоятельствах его полоснули из лучемета, — что ж, его дело.
— Вчера здесь был Старик. Вылетел отсюда пулей. Ты его после этого видел?
— Видел.
— И что?
— Все нормально. Сам-то как? Психологи уже допустили тебя к секретным материалам?
— А что, кто-то во мне сомневается?
— Спрашиваешь! Бедняга Джарвис так и не оклемался.
— Серьезно? — Почему-то мысль о Джарвисе не приходила мне до сих пор в голову. — И как он сейчас?
— Никак. Впал в коматозное состояние и умер. Через день после твоего побега. В смысле, после того как тебя захватили. — Дэвидсон смерил меня взглядом. — У тебя здоровья, видно, хоть отбавляй.
Я, однако, совсем этого не чувствовал. Накатила слабость, и я заморгал, борясь с подступающими слезами. Дэвидсон сделал вид, что ничего не заметил.
— Видел бы ты, что тут было, когда ты смылся! Старик рванул за тобой, если можно так выразиться, в одном пистолете и насупленных бровях. И наверно, поймал бы, да полиция помешала, и пришлось его самого выручать. — Дэвидсон ухмыльнулся.
Я слабо улыбнулся в ответ. Было в этой сцене что-то одновременно возвышенное и комичное: Старик в чем мать родила несется спасать мир от смертельной опасности.
— Жаль, я не видел. А что еще случилось в последнее время?
Дэвидсон пристально посмотрел на меня и сказал:
— Подожди минуту.
Он вышел из палаты, но вскоре вернулся.
— Старик сказал, можно рассказать. Что тебя интересует?
— Все! Что произошло вчера?
— Вот вчера-то меня как раз и прижгли. — Он повел забинтованной рукой. — Повезло еще, потому что троих других агентов убили. В общем, шороху много было.
— А Президент? У него…
Тут в палату ворвалась Дорис.
— Вот ты где! — накинулась она на Дэвидсона. — Я же сказала лежать. Тебе давно пора быть в госпитале. Машина ждет уже десять минут.
Дэвидсон встал, улыбнулся и ущипнул ее за попку здоровой рукой.
— Без меня все равно не начнут.
— Ну быстрее же!
— Иду.
— Эй! — крикнул я. — А что с Президентом?
Дэвидсон оглянулся через плечо.
— С ним-то? С ним все в порядке, ни единой царапины.
Через несколько минут вернулась рассерженная Дорис.
— Пациенты! — произнесла она так, будто это бранное слово. — Я ему должна была двадцать минут назад укол сделать, чтоб подействовало еще до больницы. А сделала, только когда он в машину садился.
— Что за укол?
— А он не сказал?
— Нет.
— М-м-м… в общем-то, никакого секрета тут нет. Ему левую кисть ампутируют и пересаживают новую.
— Ого!
Теперь он, подумал я, уже и не расскажет, чем кончилось, потому что увидимся мы не скоро: когда руку пересаживают, это не шутка; его дней десять под наркозом продержат. Снова решил попытать Дорис.
— А что со Стариком? Он ранен? Или раскрыть эту тайну будет против ваших священных правил?
— Говоришь много, — строго ответила она и сунула мне стакан с какой-то мутно-белой жижей. — Пора еще раз подкрепиться и спать.
— Рассказывай, а то я выплюну все обратно.
— Старик? Ты имеешь в виду шефа Отдела?
— Кого же еще?
— С ним, слава богу, все в порядке. — Она состроила недовольную физиономию. — Не приведи господь такого пациента.
10
Еще дня два или три меня держали в постели и обращались со мной как с ребенком. Впрочем, я не возражал: последние несколько лет мне просто не доводилось отдыхать по-настоящему. Болячки заживали, и вскоре мне предложили — вернее, приказали — делать легкие упражнения, не покидая палаты.
Потом как-то заглянул Старик.
— Ну-ну, симулируешь, значит?
Я залился краской, но все же нашелся:
— Какая неблагодарность, черт побери! Достань мне штаны, и я тебе покажу, кто симулирует.
— Остынь. — Старик просмотрел мою больничную карту, потом сказал Дорис: — Сестра, принесите этому человеку шорты. Я возвращаю его на действительную службу.
Дорис уперла руки в бока и заявила:
— Вы, может, и большой начальник, но здесь ваши приказы не имеют силы. Если лечащий врач…
— Хватит! Принесите ему какие-нибудь подштаники.
— Но…
Старик подхватил ее на руки, поставил к двери и, хлопнув по попке, сказал:
— Быстро!
Она вышла, недовольно бормоча, и вскоре вернулась с доктором.
— Док, я послал ее за штанами, а не за врачом, — добродушно сказал Старик.
Тот юмора не оценил и ответил довольно холодно:
— А я бы попросил вас не вмешиваться в лечебный процесс и не трогать моих пациентов.
— Он уже не ваш пациент. Я возвращаю его на службу.
— Да? Сэр, если вам не нравится, как я справляюсь со своими обязанностями, я могу подать в отставку.
Старик парировал тут же:
— Прошу прощения, сэр. Иногда я слишком увлекаюсь и забываю о принятом порядке вещей. Не будете ли вы так любезны обследовать этого пациента? Если его можно вернуть на службу, он нужен мне как можно скорей.
У доктора на щеках заиграли желваки, однако он сдержался.
— Разумеется, сэр.
Он долго изучал мою карту, затем проверил рефлексы.
— Ему еще потребуется время, чтобы восстановить силы… Но можете его забирать. Сестра, принесите пациенту одежду.
«Одежда» состояла из шорт и ботинок. Но на базе все были одеты точно так же, и, признаться, при виде людей с голыми плечами, без паразитов, у меня даже на душе становилось спокойнее. О чем я сразу сказал Старику.
— Ничего лучше мы пока не придумали, — проворчал он, — хотя база теперь напоминает пляж, полный курортников. Если мы не справимся с этой нечистью до зимы, нам конец.
Мы остановились у двери с надписью: «Биологическая лаборатория. Не входить!»
Я попятился.
— Куда это мы идем?
— Взглянуть на твоего дублера, на обезьяну с твоим паразитом.
— Так я и думал. Нет уж, увольте. — Я почувствовал, что дрожу.
— Послушай, сынок, — терпеливо сказал Старик, — тебе нужно перебороть себя. И лучше будет,
