Кристофер Гилмор - Капитан Френч, или Поиски рая
Вряд ли в облике сакабона…
Я махнул рукой, и изображение растворилось в аметистовых морских волнах.
Шандра взволнованно вздохнула.
– Грэм… скажи мне, Грэм… мы много встретим таких… таких странных людей в чужих мирах?
– Нет, моя дорогая. Сакабоны стали такими почти естественным путем, в результате направленной эволюции, но искусственное моделирование разумных существ нигде не поощряется. По большей части слишком радикальные трансформации запрещены законом и считаются безнравственными. Да и кто из родителей позволит, чтобы их ребенок превратился в монстра? Наоборот, они прибегают к генетической корреляции, чтобы дитя походило на них, но обладало большими талантами, здоровьем и красотой. Хотя, конечно, бывают и исключения… Например, Тритон и Бесценная Жемчужина…
Я опустился на бортик бассейна. Шандра устроилась рядом и принялась болтать ногами в воде. В ее зеленоватых глазах плясали чертики любопытства.
– Бесценная Жемчужина? А что там случилось, Грэм?
– Это гедонистический мир, малышка. Они решили, что человек – продукт жестокой земной эволюции и плохо приспособлен для чувственных наслаждений. А Жемчужина – прекраснейшая из планет, и жизнь на ней сплошное удовольствие, почти как в Раю…
Это недалеко от истины; даже я был поражен, отыскав эту чудную мирную планетку. Не стану описывать ее, скажу лишь, что она была прекраснее Пенелопы и Эдема, вместе взятых, и будто самим Творцом предназначалась для райского бытия. Я питал на этот счет большие надежды, предложив заселить ее некой секте эпикурейцев с Логреса. Они-то все и испортили! У них были генетические программаторы, и с их помощью эти жизнелюбы превратились за сотню лет в настоящих боровов, а их потомство – вообще в нечто неописуемое. Странные существа, гермафродиты, способные лишь к чувственным наслаждениям… Вдобавок все их тело являлось эрогенной зоной, так что они предавались любви, почесывая себе коленку или за ушами… А вот между ушей был полный вакуум! Конечно, эти ребята хотели сделать как лучше, а получилось как хуже. Человеческая психика не приспособлена к постоянному оргазму – как и к тому, что его может вызвать простое рукопожатие. В результате среди несчастных прокатилась волна самоубийств, а те, кто не желал наложить на себя руки, требовали, чтоб их переделали обратно. Такая операция не очень сложна в физиологическом плане, но как исцелить дефекты психики? Большинство трансформированных так и не смогли приспособиться; они страдали нимфоманией и необоримой тягой к эксгибиционизму и самым извращенным формам проституции. Не думаю, что их осталось много. Не думаю, что они были счастливы: Не думаю, что их мир был Раем!
Выслушав меня, Шандра кивнула:
– Эти переселенцы с Логреса… они ведь желали счастья своим детям и все решили за них… совсем как мой отец…
– Очень похоже, – согласился я. – Продлить свою жизнь через детей – один из главных человеческих инстинктов еще с той эпохи, когда жизнь измерялась шестью или семью десятилетиями. В нем нет ничего дурного, если предки не уродуют потомков, не подгоняют их физически и нравственно к своей системе ценностей… – Я криво усмехнулся. – Мой грех – противоположного свойства. Я породил тысячи потомков, но не воспитал ни одного из них. Точеные брови Шандры приподнялись, придав ее лицу тревожное выражение.
– Тысячи… Ты так часто женился? И твои браки были короткими?
– Браки тут ни при чем, девочка, мое потомство – продукт искусственного осеменения. Когда-то я считался знаменитостью, а женщины так тщеславны… Мой генотип был модным, и они желали растиражировать и увековечить его. Кажется, она почувствовала облегчение.
– Это совсем не похоже на естественный процесс… Я думаю, такие потомки не могут требовать твоего внимания и помощи. Но ты сказал, что считался знаменитостью… Разве ты уже не знаменитость, Грэм?
– Увы, слава преходяща! Двадцать тысяч лет слишком большой срок, и теперь я сделался скорее историческим персонажем вроде Александра Великого, Нерона и Альберта Эйнштейна. Знаешь, меня вполне серьезно спрашивали, не доводилось ли мне встречаться с этой троицей, – и спрашивали не детишки! Ну, и кое-что еще… У меня масса клонированных органов, подвергнутых генетической коррекции, и хоть я не киборг, но, если разобраться, я уже не прежний Грэм Френч… Тебя это не смущает?
Искоса взглянув на меня, Шандра взболтала воду ногами.
– Вовсе нет, Грэм! Ведь твои клонированные органы лучше старых! Только одно хорошее и ничего плохого.
– Ну, если так… Но ты не беспокойся, детка, в настоящий момент я бесплоден. Ее глаза расширились.
– Насовсем?
– Конечно, нет! Это всего лишь мера предосторожности. Знаешь, на перенаселенных мирах не поощряется рождение детей, даже если их отцом стал знаменитый Кэп Френчи… Но мою способность можно вернуть. Я хорошо запомнил этот разговор – первую нашу беседу о детях. Если б я мог предвидеть, к чему это приведет! Ну, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает…
Шандра снова взбила воду и одобрительно заметила:
– Знаешь, Грэм, ты очень рассудительный мужчина! Это мне нравится. Я боялась заполучить более страшного космического монстра… – Тут она хихикнула и заявила:
– Ты говорил что-то о гимнастике… А как насчет плавания? Без купальных костюмов? Поучишь меня?
И мы занялись плаванием – конечно, без купальных костюмов, раз так пожелала моя леди.
ГЛАВА 6
Шло время. Мы направлялись к окраине системы Мерфи, откуда я собирался стартовать к Барсуму. Как всегда, наш полет состоял из трех стадий: разгон на маршевых ионных двигателях, свободный дрейф (чтобы удалиться от планеты на приличное расстояние), а затем прыжок в поле Ремсдена – или переход, как его еще называют. Во время прыжка мы двигались с околосветовой скоростью и покрывали огромные расстояния за считанные дни – разумеется, с нашей собственной точки зрения. Для обитателей планетарных тел проходили годы, а иногда десятки лет, но тут уж ничего не поделаешь, таков темпоральный парадокс теории относительности. Еще никто не научился перемещаться в пространстве быстрее светового луча, и я сомневаюсь, что такой фокус вообще возможен. Итак, шло время. Я вылечил Шандре кожу на руках и познакомил ее со всеми помещениями “Цирцеи”, кроме тесной каморки, прилегавшей к ториевому реактору и двигателю Ремсдена; она перестала называть столовую трапезной, спальню – опочивальней и уже уверенно командовала роботами. Гимнастика и плавание стали обязательной частью нашего дневного распорядка. Они приносили мне массу удовольствий – ведь куда веселее бросать мяч в Шандру, нежели тренироваться с роботом. Вскоре мы обнаружили, что эти забавы подхлестывают наше взаимное влечение, и маршрут из гимнастического зала в спальню сделался для нас традиционной предобеденной процедурой. Занятия сексом при пониженном тяготении имеют свою прелесть, но случалось, что мы не добирались до кровати – если Шандра атаковала меня на трамплине или в бассейне. В такие моменты она не очень беспокоилась насчет гравитации.
Сказать по правде, ее сексуальные поползновения очень мне льстили, но я был достаточно стар и мудр, чтобы приписывать их своему мужскому очарованию. Она была страстной женщиной и обладала временем для любовных утех, но не одна лишь физическая потребность руководила ею – прежде всего она желала сделать меня счастливым, испытывая чувство огромной благодарности ко мне. Разве я не вырвал ее из лап Святого Арконата, пожертвовав солидный вес платины? Разве, выкупив ее, я не даровал ей свободу и не сделал своей законной женой? Разве я не проводил с ней все свое время, не заботился о ней, не холил ее? Разве я не учил ее многим и многим вещам, которые полагалось знать леди Киллашандре, хозяйке космического корабля “Цирцея”? Разве я не осыпал ее подарками, не увешивал греховными побрякушками, как сказал бы аркон Жоффрей? Да, я делал все это – фактически ради собственного удовольствия. Какой-нибудь педант или психоаналитик назвал бы это своеобразным проявлением мужского эгоизма, но я всегда плевал на мнение педантов – как, впрочем, и психоаналитиков. Подарки нравились Шандре, однако не приводили ее в телячий восторг1. Я не сомневаюсь, что она была бы довольна, позволь я носить ей тот самый розовый комбинезончик из моего челнока. Она носила бы его до тех пор, пока он не расползся бы по швам, и лишь обрадовалась бы, если б я предложил ей ходить по такому случаю голой. Во всяком случае, я уверен, что мои рассказы нравились ей гораздо больше подарков; рассказам она внимала с жадностью человека, сорок лет просидевшего на необитаемом острове. Но еще больше, чемслушать эти истории, ей хотелось помочь мне. После котлов непорочных сестриц никакое дело ее не пугало; она бы и бровью не повела, если б я предложил ей почистить ходовые дюзы в компании роботов.
