Владимир Михайлов - Тогда придите, и рассудим
Да, мар Цоцонго, но не только потому, что это будет, безусловно, связано со многими отличиями и продвижениями, а также иными поощрениями. Но еще и потому, что если вам не удастся, невзирая на все усилия, найти обоснованное объяснение происшедшего, как некоего естественного процесса, связанного с особенностями нового элемента, то нам волей-неволей придется продолжать поиск в иных направлениях. Ибо, согласитесь, без причины институты не взрываются. И тогда нам снова придется, к нашему взаимному огорчению, вести разговор на личные и порой весьма щекотливые темы. Так что, учитывая все сказанное… О чем, о чем я не упомянул? Ах, вот что… Да, конечно, нельзя не согласиться, что в таком варианте могли бы возникнуть предположения, что в системе обеспечения безопасности вашей деятельности, деятельности института, оказались какие-то прорехи, слабые места, недоработки, на худой конец просто плохое несение службы теми, кто должен нести ее бдительно. Однако, мары, могу вас заверить: мы убеждены, что в нашей системе подобных недостатков не было и нет, и взрыв никоим образом не связан с ее несовершенством. Никто, повторяю – никто не мог проникнуть со стороны и каким-то способом организовать катастрофу. За весь низший персонал мы ручаемся, он – вне подозрений. Что же касается самих ученых… Но об этом мы сегодня говорили уже достаточно. Так что будет очень хорошо для всех, подчеркиваю – для всех без исключения, если окажется, что виновата тут природа и никто другой. Природа – ну, в сочетании, может быть, с ошибкой или небрежностью, допущенной в роковой момент одним из тех несчастных, с кем мы уже более не сможем побеседовать. Найдите эту ошибку, мары, научитесь повторять ее совершенно сознательно – на расстоянии, конечно, при помощи механизмов, – мы не желаем жертв, – и из свершившегося несчастья мы сможем извлечь, не исключено, немалую пользу для нашей прекрасной планеты в целом и для каждого человека в частности…
Таким был этот странный разговор. После того, как представитель вещих умолк, на столе как-то незаметно появились бутерброды, соки, молоко – все натуральное, какое получают лишь на верхах. И на самом деле все чувствовали необходимость подкрепиться: нервов было потрачено немало, а расход нервной энергии при сидячем образе жизни ведет, как известно, к ожирению, неправильному обмену и множеству заболеваний сердечно-сосудистой, нередко столь пренебрегаемой всеми нами системы. После импровизированного завтрака стратеги и все прочие составили сами собой один кружок, ученые же объединились в другой, где пошел разговор уже более конкретный.
Конкретным он стал, конечно, не сразу, никто просто не знал, с чего начать, за что зацепиться. Слишком невероятным было случившееся, и единственным, что они, люди знающие, могли по этому поводу сказать, было бы: «Такого не бывает». Но вот же было, однако. И теперь приходилось объяснять, что же случилось, как и почему. Задача, выходившая за рамки научного анализа, как прямо и заявил один из ученых высших величин. Директор бывшего института, тоже змееносец, лишь потряс лысой головой и пробормотал: «Господи, вот уж действительно незадача, о Господи!» – и этим его вклад в анализ проблемы пока что ограничился; совсем растерялся старик. Теоретик четвертой величины уже считал что-то на извлеченном из кармана калькуляторе, потом сказал: «Во всяком случае, это не аннигиляция. Иначе тут осталась бы разве что воронка и немного пыли». Тут все встрепенулись: для научного анализа отрицание не менее важно, чем утверждение, значит, наметился путь: давайте сначала отметем все, чего быть уж никак не могло, а потом посмотрим, как можно интерпретировать то, что останется. И понемногу дело пошло.
Форама с самого начала, как только завершился тот, первый разговор, где ему явно или неявно кое-чем угрожали, ощутил некий прилив уверенности: в конце концов, если вдуматься, речь ведь шла о вопросе, относящемся к области его научной компетенции, случившееся можно было рассматривать и как нормальную проблему. Дело было всего лишь в очередной загадке естества – но не их ли и разгадывал он долгие годы? Цоцонго, как только разговор пошел о деле, тоже приободрился, почувствовал себя, словно на очередной научной конференции. И начал рассуждать вслух:
– Видите ли, как правило, такого рода неожиданности должны все же предупреждать о себе некоторыми странностями в поведении природы, определенными отклонениями от нормы. В естестве все обусловлено, хотя мы и далеко не всегда умеем проследить и обосновать эту обусловленность…
– Какие же странности были на сей раз? Вам удалось что-нибудь заметить?
– Не знаю, можно ли ставить в прямую зависимость… Как раз вчера, пока шел эксперимент, в котором мы с коллегой неожиданно не смогли принять участия… мы таким образом получили свободное время и смогли повнимательнее всмотреться в материалы предшествовавших дней. И вот при анализе снимков я подметил любопытную, кажется мне, закономерность… Я не ставлю этого себе в заслугу, с таким же успехом ее нашел бы и мар Форама, мне просто больше повезло… Я заметил, что скорость распада нового элемента, распада вполне естественного, самопроизвольного, закономерного и безопасного, не оставалась постоянной, но варьировала.
– Каким же образом? – Это директор начал оправляться от шока: знакомая лексика подействовала на него, как успокоительная музыка, как лекарство от нервов.
– Двояко. Во-первых, она, эта скорость, проявила четкую тенденцию к нарастанию…
– Теоретически ничем не обоснованную, – вставил Форама.
– Вот именно. И тем не менее, вчера скорость распада, судя по фотографиям, была больше, чем позавчера. Позавчера – больше, чем днем раньше. Меня это заинтересовало, я взял часть снимков – сколько уместилось в портфеле – домой, и вечером дома попытался сделать какие-то первоначальные выводы. И оказалось, что достаточно долгое время с начала работы по синтезу нового элемента скорость распада оставалась постоянной, и именно в теоретически предвычисленных пределах.
– И никаких аномалий?
– Вероятностные флюктуации были, не более. Но затем, начиная с определенного момента…
– Минуточку, мар. С какого именно момента? Это важно.
– Сегодня – пятый день с тех пор, как началась работа. Скорость распада стала увеличиваться на второй день. Но ведь мы синтезировали его и раньше, хотя в малом количестве.
– Увеличивалась – скачками? Постепенно, равномерно? Подчиняясь какой-то закономерности? Можно ли отыскать функциональную зависимость?..
– Пока не удалось. Не так ли, мар Форама: четкой закономерности там не было, или, во всяком случае, она смазывалась другими явлениями или явлением.
– В общем, – вступил Форама, – тенденция к ускорению была несомненной, но ускорение не выглядело как функция какой-то переменной. Или, вернее, сама переменная возрастала без системы, не подчиняясь какой-либо закономерности. А смазывалось явление тем, что величина распада еще и варьировала в течение суток: становилась максимальной ночью и ослабевала к середине дня, несколько позже полудня. Причины этого пока совершенно неясны – нам, во всяком случае. Видимо, нужно собрать дополнительные материалы.
– В чем вы нуждаетесь, мар Форама?
– Мы должны попытаться восстановить: не началось ли в тот день нечто, какой-то процесс, который так или иначе можно было бы связать с поведением элемента. Мы не имеем представления о характере этого процесса, поэтому надо принимать во внимание буквально все. И то, что происходило в других лабораториях института, и в окрестном районе, и – кто знает – даже у антиподов. Очень важно, что этот гипотетический процесс должен изменяться таким же образом, нарастая и ослабевая от полуночи к полудню.
– Громадный объем работы, – сказал директор. – Но я уверен, нам помогут. Очень много заинтересованных.
Все невольно покосились туда, где заинтересованные сидели за другим железным верстаком и тоже, видно, составляли свою диспозицию.
– Но уже сейчас, – сказал Форама, – напрашиваются некоторые предположения.
– Мы внимательно слушаем, мар Форама.
– Совершенно не исключено, что некое воздействие, вызывающее повышение скорости распада, связано с ориентацией планеты в пространстве. Если принять такое предположение, то придется учесть и возможность воздействия извне, иными словами, что источник возмущений может находиться вне планеты.
– Интересно. А вы, мар Цоцонго, тоже так считаете?
– Не исключаю. Хотя это и не обязательно. Например, воздействие электромагнитного излучения определенных частот. Известно, что проходимость коротких волн меняется от времени суток и…
– Однако, мар Цоцонго, до сих пор считалось общепризнанным, что никакие воздействия такого рода не могут влиять на скорость распада неустойчивых элементов.
– Тут может идти речь о возмущении среды. Не забудьте, в нашем случае среда – пространство, реорганизованное комбинацией полей.
