Татьяна Лыткина - Кассиопея- Москва

Когда сок был выпит, и все взялись за шашлык, Федор прокомментировал:

— Вот, во всем видно великого человека. Даже короткий тост за именинника смог в речь «да здравствуем мы» превратить.

— А что это будет за удачное возвращение, если без нас? — резонно заметила Юля, и Федор умолк.

Некоторое время все, включая Лиэлл, поглощали шашлык. Павел немного опасался за гостью, хотя Варвара утверждала, что земная пища вполне подходит и ей, поскольку метаболизм Лиэлл идентичен их метаболизму. Сама Лиэлл явно никакими подозрениями и опасениями не мучилась, а вполне с удовольствием ела. Поэтому Павел успокоился.

После того, как первые порции были съедены, Федор принялся за оставшееся мясо, отогнав попытавшуюся помочь ему Юлю воплем: «Шашлык не любит женских рук!», а Михаил взялся за гитару. Катя перебралась к нему поближе, и сначала они спели пару песен из своего репертуара, которые все очень любили слушать в их исполнении, а потом Михаил начал любимую, ставшую уже чуть ли не гимном маленького коллектива — «Ночь прошла». Подпевали все, третий припев пела уже и Лиэлл, хотя Павел с трудом мог различить ее новый голос в общем хоре, таким тихим он был.

— Красивая песня, — негромко сказала она, когда все замолчали, и только Михаил продолжал перебирать струны. — У нас давно не поют таких.

— Почему? — Павел не удержался от вопроса.

Лиэлл пожала плечами.

— Не знаю. Иногда я думаю, что жители моей родины просто изжили потребность в таком внешнем выражении своих чувств и эмоций. Они предпочитают петь где-то глубоко в душе. Моих соотечественников больше не интересует происходящее во внешнем мире, если только это не угроза лично им и нашей цивилизации.

— Насколько же вы старше нас? — осторожно спросил Виктор.

Павел понял, что он и этот вечер решил использовать для получения информации. Странно, но Лиэлл вполне была расположена отвечать.

— Тяжело сказать точно. По моим расчетам — что-то около двадцати тысячелетий, — чуть задумавшись, сказала она. — Как показал опыт, существует предел в развитии, за которым разум человека обращается вовнутрь. И единственное, что он хочет постичь — глубины самого себя. Впрочем, вам до этого состояния еще очень далеко.

Федор присвистнул, оторвавшись от шашлыка, а Виктор задумался.

— Вы хотите сказать, что ваша цивилизация дошла до этого предела? Глядя на вас, я бы этого не сказал.

— Ах, да, — улыбнулась Лиэлл. — Большеголовые карлики, питающиеся или таблетками, или солнечной энергией, доводящие до немыслимых высот паранормальные способности своего мозга — вы так представляете старшие расы?

Виктор покачал головой.

— Не обязательно. Но лично вы не производите на меня впечатления той самой «старшей расы».

— О, — махнула рукой Лиэлл, — лично я — вообще отдельная песня. В семье не без урода, как говорят у вас. Меня как раз очень интересует все, происходящее за пределами моей планеты. Как раз потому, что у нас уже ничего не происходит в принципе.

— А как же обращение разума вовнутрь? — невинно спросил Федор.

— О, одно другому не мешает, — снова отмахнулась она. — Мой разум вполне успевает познавать сам себя, окружающий мир и…

— …и случайно подвернувшегося первого пилота «Зари», — в тон ей подхватил Михаил, откладывая гитару.

Странно, но Лиэлл не перестала улыбаться.

— Ну, в некотором роде, он тоже — окружающий мир, — ответила она, и слегка смутилась, встретившись глазами с Павлом.

Немного подумав, он тоже решился:

— А можно мне, как имениннику, задать вопрос и в качестве подарка попросить на него ответ?

Лиэлл перестала улыбаться и серьезно кивнула.

— Все-таки, от кого ты убегала? Извини, я понимаю, что это, наверное, личный вопрос, но если те, кто за тобой гнался, выйдут на наш след, нам бы надо быть в курсе.

Середа насторожился, а девушки встревожено переглянулись. Лобанов остался спокойным, как удав, — он всегда говорил, что шашлыки не любят взволнованных поваров, а по Мишкиному лицу, как всегда, ничего нельзя было прочитать.

Лиэлл вздохнула.

— Понимаю. Поэтому отвечу. Никто за мной не гонится. Думаю, дома пока и не поняли, что меня нет, я все равно довольно часто исчезаю на длительное время. Просто у меня сейчас обострение полного непонимания с моим братом. Он — мой единственный родственник, и единственный, кто имеет право чего-то от меня требовать. И его… хм… требования не совпадают с моими желаниями. Думаю, ничего особо интересного во всем этом нет.

— Настолько не совпадают, что ты готова инсценировать собственную смерть? — снова спросил Павел.

— Готова, — резко ответила Лиэлл. — Настолько не совпадают. Он не понимает, вернее, понимает, но не принимает, что для меня выполнение его требований равносильно медленной гибели. Уж лучше пусть он меня похоронит сразу. А я при этом останусь жива и свободна!

— Серьезно… — протянул Федор. — И ты согласишься жить на Земле? На чужой планете?

Павел отметил про себя, что они тоже перешли на «ты».

Лиэлл улыбнулась, кажется, с облегчением, на секунду прикрыла глаза и неожиданно мечтательным тоном ответила:

— На Земле? Конечно, соглашусь. Вы представить себе не можете, как у вас хорошо, после нашего спокойного, размеренного и до чертиков скучного мира.

— Только не говори, что ты это тоже увидела в моем сознании, — поморщился Павел.

— Ой, ты не думай, что я все твои мысли изучила! — виновато спохватилась Лиэлл. — Это была не телепатия, это совсем другое! Я понимаю, вы все опасаетесь, что я сейчас перекопаю у всех вас мозги, прочитаю все ваши мысли. Только я не телепат. И даже если бы была им — никогда не стала бы это делать с вами!

— Почему? — задумчиво спросила Варвара.

— Потому что читать мысли других людей без их согласия — неприемлемо, — твердо, как заученное правило, отчеканила Лиэлл. — Для телепата это первый закон. Использовать телепатию можно только с согласия того человека, чьи мысли нужно прочесть, или у того, кто угрожает жизни самого телепата или других людей.

— Первый закон роботехники, — кивнул Михаил. — Только телепаты — не роботы, они могут этот закон запросто преступить.

— Никому из моих соотечественников в голову бы не пришло его нарушать, — помотала головой Лиэлл. — Это как… Не знаю. Это не просто закон, это моральные нормы нашего общества. Табу, если хотите.

— Табу — пережиток прошлого, — покачал головой Лобанов. — Не вяжется с обществом высшего порядка.

— Знали бы вы, насколько скучно живется в обществе высшего порядка, — вдруг с тоской сказала Лиэлл.

— Что-то мне все это сильно напоминает счастье в понимании роботов с Варианы, — задумчиво сказала Катя. — Отсутствие эмоций, размеренность, отсутствие любопытства и все такое…

Павел скорее почувствовал, чем увидел, как передернулась Варвара и вздрогнула Юля. Сам он испытал похожее — страх за девчонок, которые подверглись смертельной опасности на Вариане, так и не забылся. Лиэлл, сидевшая рядом, успокаивающе дотронулась до его руки.

— Я понимаю. Мне же рассказали о тех роботах. Нет, конечно — нет. Мы испытываем те же эмоции, что и вы. Мы любим, страдаем, радуемся и печалимся. Только все это… Не так бурно. Мы погружены в себя, и внешне чувства демонстрируем крайне редко, — Лиэлл помрачнела, будто что-то вспомнив.

Федор неожиданно хлопнул в ладоши.

— Все, хватит грузиться. Шашлык доедаем, или выбрасываем?

Все зашумели: как это — выбрасываем! — и спустя пару минут увлеченно поедали остатки мяса.

Когда шашлык исчез, Федор снова развел костер, купальщики посовещались, решили, что в ближайшее время больше в воду не полезут и все дружно отправились одеваться. Вернувшись, Виктор сообщил, что они сидят всего три часа, и еще столько же у них есть, чтобы отдохнуть, потом он лично разгонит всех спать, а Копаныгина завтра в шесть утра ждет вахта. Возражений не последовало, Михаил взял гитару, и они с Катей спели еще несколько песен.

Все тихо подпевали, а Павел обратил внимание на Лиэлл. Она сидела все такая же сумрачная и, казалось, совсем не слушала пение. Павел тихонько коснулся ее плеча и показал глазами в сторону. Девушка молча встала, и они отошли от костра. Похоже, на их передвижения никто не обратил внимания.

— Что-то случилось? — спросил Павел.

Лиэлл покачала головой.

— Нет. Просто я слишком увлеклась рассказами о своем ближайшем родственнике. Спасибо, что спросил, — в целом, все в порядке.

— У вас такая взаимная нелюбовь? — сначала спросил он, а потом подумал, что, наверное, не стоило так уж настаивать на объяснениях.

— Как тебе сказать… По-своему он меня любит. И я его. Наверное… — Лиэлл, казалось, сама сомневалась в своих словах. — Я не хочу в это углубляться, давай, как-нибудь позже? Не здесь и не сейчас, когда нас все ждут, — неожиданно закончила она и вернулась к костру.