Дэвид Файнток - Надежда узника
– Не забудьте выяснить! – крикнул я на прощанье Бранстэдам.
Хармон мрачно улыбнулся.
5
– Извините, но адмирала нет, – ответил мне лейтенант Эйфертс.
Я глянул на него так, словно в отсутствии адмирала был виноват он. Наконец я сообразил, что зря пялюсь на бедного дежурного, и тяжко вздохнул:
– Когда он вернется?
– Возможно, не скоро, сэр. Он полетел на орбитальную станцию, а оттуда, вероятно, отправится проверять расположение кораблей.
– Зачем? Эти данные есть в компьютере. – Я тут же пожалел о своем дурацком вопросе, но было поздно. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь.
– Не знаю, сэр.
Интересно, передаст ли он мой вопрос адмиралу?
– Мистер Эйфертс, я ищу встречи с ним уже три дня.
– Знаю, сэр.
– Ладно. – Из последних сил стараясь держаться с достоинством, я вышел из местного Адмиралтейства.
Анни, склонившись над клумбой, рассматривала цветущую герань. При моем приближении она подняла голову:
– Поговорил?
– Его опять нет. – Я взял ее за руку и повел к электромобилю. Мы взяли его напрокат.
После той истории с покушением Анни нашла нас в госпитале. Она плакала и причитала, покрыла всю мою физиономию поцелуями. Мы с Анни не уходили, пока врачи не прооперировали Алекса. С тех пор вот уже пять дней Анни не выпускает меня одного из дома, боясь, что без нее я снова влипну в какую-нибудь историю.
– Куда теперь? – спросила она.
– В госпиталь.
– Я звонила туда утром. Состояние Алекса не улучшилось.
Мне это было прекрасно известно. Я ведь тоже туда звонил. Алекс все еще не приходил в сознание. Тем не менее мне надо было побыть рядом с ним. Из его носа и горла торчали трубки, аппаратура непрерывно следила за состоянием организма. Мозг был жив, и это давало надежду. Насколько я понимал, шансов у Алекса было мало, хотя врачи, как всегда, ничего определенного не говорили.
Мы вошли в больничную палату. Алекс лежал неподвижно. В углу сидел Эдди.
– Эдди? – удивился я. – Что ты здесь делаешь?
– Пришел навестить его, – проворчал он.
– К сожалению, ты ничем не можешь ему помочь.
– Вы тоже.
Какая дерзость! И кому? Самому капитану! Я пронзил наглеца взглядом, но он спокойно выдержал. Первым отвести глаза пришлось мне.
– Ладно, мистер Босс. – Я сел рядом с ним.
Анни расположилась по другую сторону гиганта Эдди, дотронулась до гипса на его сломанной руке. Ничего, под действием прибора, стимулирующего сращивание костей, перелом скоро заживет.
Мы просидели в полной тишине час. Эдди пошел с нами к электромобилю.
– Мистер Босс, вы часто его навещаете? – спросил я.
– Каждый день, – с вызовом ответил он.
– Мне казалось, вы не настолько хорошо знакомы с Алексом, чтобы бывать у него так часто.
– Я познакомился с ним еще на «Порции». Помните, когда офицеры сидели за одними столами с беспризорниками?
– А…
– Никки, ты собираешься ехать к плантаторам? – спросила Анни, открывая дверцу.
Отправляться к ним без ответа на их вопросы и требования было бы глупостью. С другой стороны, если не ехать, то плантаторы могут подумать, что я напрочь о них забыл.
– Наверно, придется съездить, – ответил я.
– Лучше отправляйся туда в вертолете, – Это прозвучало скорее как приказ, а не предложение.
– Ладно, Анни, так и сделаем, – вздохнул я. – Может быть, – повернулся я к Эдди, – присмотришь за ней, пока я буду в отъезде?
Эдди медленно расплылся в улыбке.
– Есть, сэр. Ни одного мужика не пущу к Анни. Железно.
В Академии меня учили летать на военном вертолете. Потом, три года назад, я летал на этой планете на гражданском вертолете, а теперь снова взял военный. Разумеется, мне понадобилось время, чтобы освоиться с новой машиной и ее современным оборудованием. Бортовой компьютер постоянно долдонил мне о погоде и исправном состоянии всех систем двигателя, пока я не отключил этого болтуна. Мне больше нравится летать на молчаливых вертолетах.
И вот я поднял послушную машину с площадки и направил ее к плантации Зака Хоупвелла. Добиться приема у адмирала Де Марне мне так и не удалось. Как-то воспримут известие об этом плантаторы? Мне придется быть дипломатом. Я тщательно обдумывал линию поведения, выверяя каждое слово. Не дай бог, богатей обидятся! Я предвидел их упреки и заранее искал вежливые отговорки.
Специально для меня Зак Хоупвелл любезно установил у своего дома радиомаяк, на который мог ориентироваться мой автопилот, так что управлять вертолетом и прокладывать курс самому не было необходимости. Вскоре вертолет сел на лужайку, где меня уже поджидали Хоупвелл и Хармон Бранстэд. Плантация Хоупвелла отличалась от остальных лишь некоторой строгостью, присущей и ее хозяину.
Мы вошли в дом. В отличие от Бранстэда, Хоупвелл не предложил ни мясных закусок, ни вин, ни иных спиртных напитков, а только кофе с мягкими вкусными пирожными и рулетами. Пока я их поглощал, потягивая кофе, плантаторы молчали. Пришлось начать разговор самому.
– За эти дни мне так и не удалось добиться одной вещи, – заговорил я, обращаясь к Заку Хоупвеллу. До чего же он похож на моего отца! – Поверьте, я несколько раз пытался попасть к адмиралу, но он слишком занятый человек.
– По крайней мере, он не стал отделываться пустопорожней болтовней, – съязвил Хоупвелл.
– Извините, что так получилось.
– Ваша честность обнадеживает. Кстати, нам тоже нечем похвастаться. Мы пока не можем найти Фредерика Мантье. Его жена Дора даже разрешила нам обыскать их дом. Я участвовал в обыске и могу засвидетельствовать, что Фредерика там не было. Зато мы установили, что грузовик принадлежит Мантье и должен был находиться в тот злополучный день в Сентралтауне.
– Зачем Мантье хотел меня убить?
– Помните, он назвал вас врагом плантаторов? – мрачно заметил Хармон.
– Помню, но все равно непонятно. Что конкретно ему могла дать моя смерть?
– Он хочет разжечь войну с Правительством, поэтому устранение трезвомыслящего представителя властей ему на руку.
– Неужели это единственная причина?! – воскликнул я. Любые другие мотивы убийства мне были бы понятны. Но взбунтоваться против законного правительства? Уму непостижимо! На Земле никаких революций не было уже больше столетия с тех пор, как закончилась эпоха бунтов. Мне стало не по себе.
– Что толку гадать о причинах сейчас? Все выяснится, лишь когда Мантье будет схвачен, – сказал Зак Хоупвелл.
– Конечно, – согласился я. – Как жаль, что мне не удалось поговорить с адмиралом. Может быть, Адмиралтейство исправит свои ошибки, когда я прорвусь к Де Марне.
– Вы послали ему письменный доклад?
– Разумеется. Послал в тот же день, когда вернулся в Сентралтаун. – Но я сомневался, что Де Марне что-то предпримет до встречи со мной.
– Не знаю, какие планы у Мантье, а вот Лаура хочет, чтобы Устав Планеты был пересмотрен, – сказал Хармон. – По ее мнению, управлять должно не чуждое нам правительство, назначенное Землей, а совет местных плантаторов.
– Это требует согласования с ООН, что не входит в мою компетенцию, – выдавил я, чувствуя себя мелким человеком.
– Знаем.
На этом серьезный разговор закончился. Меня пригласили отобедать, затем я нанес кратковременный визит чете Палаби и отправился в Сентралтаун. В полете мне позвонили по телефону.
– Капитан, с нами связалась мисс Уэллс, – сообщил Хоупвелл. – Она хочет срочно с вами поговорить.
Я мысленно выругался. Личная жизнь – это одно, а работа – другое, и совмещать эти разные вещи я не люблю. Конечно, я мог бы позвонить Анни и выяснить, в чем дело, но лететь оставалось недолго, около часа, поэтому я решил подождать, чтобы разобраться на месте. Зачем попусту суетиться?
Анни открыла мне дверь с покрасневшими от слез глазами.
– «Конкорд» улетает завтра. Утром в десять. Мне говорили, я надо лететь, – сообщила она с чудовищным акцентом, что случалось только в минуты сильнейшего волнения.
– Ох… Анни… – Я сжал ее в объятиях. Конечно, я давно знал, что этот горестный день рано или поздно настанет, но…
– Меня сунут на Окраину, – всхлипывала Анни. – В ссылку. Опять с беспризорниками. Полный конец!
– Анни, не коверкай слова, – вырвалось у меня. Слишком долго я обучал ее правильной речи.
Мы зашли в спальню. На кровати лежала ее сумка, наполовину собранная.
– Как жаль, что ты уезжаешь, – тупо пробубнил я.
– Мне тоже, Никки.
– Скоро мне дадут корабль. Тебе не разрешили бы летать со мной.
– Знаю. Как я запихну сюда все свои новые тряпки? – улыбнулась она сквозь слезы, – Нужна еще одна сумка.
– Купим тебе сумку. Самую лучшую. – Я схватил ее за руку. – И рубиновое ожерелье, которое тебе так понравилось, и много других драгоценностей.
– В самом деле? Ой, Ник, не надо этого.
Я уже пожалел о своей несдержанности. На одно только ожерелье ушло бы двухмесячное жалование. Но на что еще мне тратить деньги?
