Александр Зорич - На корабле утро
– Все по укрытиям! – повторил я потише. – И не высовывайтесь, пока мы сами вас не попросим.
Циклопы тоже насторожились.
– Рота, слушай приказ! Идут шагающие танки! Наша задача задержать их. Хотя бы минут на десять. Бердник обещал поддержку с воздуха. Сейчас все, кто не ранен, идут на склад, берут кумулятивные мины и доставляют их на позиции Арбузова. Бегом марш!
Сам я побежал вместе со всеми.
Схватил на складе два неподъемных железных чемодана и поплелся к Арбузову. Временами я пробовал переходить на быстрый шаг, даже на бег. Увы, не переходилось…
Поредевший взвод Арбузова занимал позиции в умилительно пригожем квартале, где некогда проживал высший комсостав конкордианского флота.
Белые домики с верандами, живые изгороди и обсаженные фигурно стриженными кустами мозаичные прудики в персидском стиле, пары крылатых быков перед парадными входами – короче, висячие сады Семирамиды да и только!
На юге этот привилегированный поселок заканчивался капитальной оградой, за ней лежала тихая улица, а дальше – квартал новостроек, устремленных ввысь всеми своими тридцатью этажами. Хромированные поверхности, стеклянные фасады, ну прямо метафора, как из газеты – день вчерашний уступает место дню сегодняшнему, с его эстетикой и всяким прочим функционализмом…
Мы с Арбузовым скоренько набросали план минных постановок.
Получилось восемь противотанковых гнезд по пять-семь мин.
Каждое гнездо занимало верхние этажи двух соседних усадеб.
Так и вышло, что я в компании обычных рядовых и сержантов готовил погибель шагающим танкам.
Мы находились у чердачного окошка одного из домов. Я вскрыл железный чемодан, достал треногу, следящее устройство, пульт управления и собственно мину – пластмассовый цилиндр размером с таз.
Мину я укрепил на треноге таким образом, чтобы ее главная ось была направлена на улицу. Сверху я прицепил следящее устройство. Соединил его разъемами с миной.
Затем прихватил пульт управления и спустился на первый этаж.
То же самое проделали и циклопы.
Как ни странно, мы управились в срок.
Над нашей позицией повисла гнетущая тишина. Впрочем, ненадолго – вскоре послышался мерный, низкий грохот. Это шествовал наш шестиногий противник.
В наушниках я слышал доклад передового наблюдателя:
– Дистанция – триста… Движутся клином… Головной танк подходит к многоэтажке номер семь… Дистанция двести пятьдесят… Остановился…
Я слушал все это и думал об обещаниях Бердника. Ну где же носит их, эти вертолеты и штурмовики? Вот сейчас врезали бы по супостату бронебойными – и делу конец!
Задержались? Перехвачены чоругскими дископтерами? Вместо обещанных двенадцати минут прошли добрые двадцать! Где справедливость, товарищи?
– Головной танк направляется в проход между многоэтажками шесть и семь… – бесстрастным тоном продолжал наблюдатель. – Остальные сохраняют направление движения…
Теперь головной танк видел и я – разумеется, в ноктовизор.
Его вытянутая боевая гондола, похожая на приплюснутый кабачок, плыла на уровне крыш тридцатиэтажек. Шесть ходильных конечностей довольно заметно расширялись книзу, как будто были облечены в расклешенные брючины. Но, разумеется, «брючины» эти были изготовлены из прочнейших мономолекулярных листов и перочинным ножиком их было не вспороть…
Главный калибр шагающего танка – широкополосную плазменную пушку впечатляющей мощности – я видеть не мог, поскольку пушка эта располагалась в башне кругового вращения наверху боевой гондолы. Но четыре турели, ощетинившиеся рыльцами лазерпушек и придающие абрису танка сходство с усатым жуком, я различал хорошо.
Танк достаточно деликатно для своих исполинских габаритов протиснулся между двумя многоэтажками – одна из которых, кстати, была недостроенной, рядом с ней скучал башенный кран.
Чтобы оказаться в нашем квартале адмиральских домиков танку хватило каких-то двух шагов.
Теперь его конечности оказались так близко, что ничего кроме них я больше не видел. Кстати, почти ничего и не слышал – сотни сочленений танка исторгали немыслимое количество разнородных, действующих на нервы шумов.
В любую секунду экипаж танка мог обнаружить наши противотанковые гнезда.
Мне очень хотелось достать согласованным подрывом мин хотя бы два, а лучше три танка. Но собратья шагающего исполина медлили где-то за линией многоэтажек и я лихорадочно испытывал свою интуицию в поисках единственно верного решения.
Взрывать мины? Или потянуть еще чуток?
Пока я решался решиться, кое-что произошло. Я поначалу не понял – что именно.
В несколько слаженных аккордов грянули взрывы.
Ноктовизор конечно засветило и он автоматически отключился.
Взрывную волну я почувствовал за долю секунды до того, как она меня накрыла – есть у меня такой скрытый талант – и рефлекторно убрал голову от окна.
Волной смело стекла, выломало оконные переплеты и, кажется, сорвало крышу.
Тем временем штурмовики Бердника – а это были они – выдали вторую порцию управляемых бомб.
И тут я понял: «Пора».
– Подрываем, мужики! – заорал я в микрофон.
Циклопы не заставили себя ждать. Грянуло так, что, пожалуй, даже штурмовики в небе должны были почувствовать.
А уж каково пришлось чоругам в их танках…
Но несмотря на весь внешний эффект нашего показательного выступления, реальные результаты оказались скромными. Я не видел, что там стряслось с танками, которые удар застал среди многоэтажек, но мой подопечный, потеряв две левых ноги из трех, все же устоял. Со страху чоругские танкисты поливали плазмой и кромсали лазерами все триста шестьдесят градусов вокруг себя. И небезуспешно – недостроенная тридцатиэтажка шустро сложилась. Как детский конструктор.
– Мужики, сосредоточились! Нужно бы третью левую ногу этому гаду отстрелить…
– Мы бы с радостью. Но нечем, – вздохнул Арбузов.
В ногу почти одновременно ударили несколько кумулятивных гранат из ручного оружия. Но эффекта – ноль. Это вам не танкетка, товарищи.
И тут, завывая всеми пятью тысячами лошадиных сил своей комботурбины, на сцене появился новый фигурант.
Это был К-2000, шестнадцатиосный самоходный кран, красавец, запущенный в серию на Таганрогском заводе тяжелых машин незадолго до войны. В кино такие шибко любят показывать. Да и в Городе Полковников я на такие насмотрелся – краны К-2000 были мобилизованы для обслуживания и ремонта линкоров. Так и вижу, как его семидесятиметровая лапа легко отрывает от земли и бережно несет к линкору «Белоруссия» новую башню главного калибра…
Так вот этот самый кран-красавец, появившись, видимо, со стороны шоссе, проложил широкую просеку в персиковом садике справа от усадебного поселка и лихо затормозил в полусотне метров от шагающего танка.
Чоругские танкисты были настолько поглощены стрельбой, что отреагировали на появление крана только тогда, когда его стрела начала разворачиваться из походного положения на корму.
От выстрела лазерпушек колеса крана вспыхнули.
Но крану это было ни по чем. Стрела, все ускоряясь, неумолимо приближалась к целой опоре шагающего танка.
Когда танкисты поняли, к чему идет, они перенесли огонь на стрелу. Но погасить инерцию ее движения им не удалось.
Дымящаяся стрела врубилась в ногу танка, уверенно переломила ее и даром что сломалась сама – теперь это уже не имело значения, ведь танк падал!
Все мы едва не оглохли, пока все это происходило.
И оглохли во второй раз, когда танк все же потерял равновесие и рухнул на землю, в какой-то сотне метров от нас.
Ударила клубящаяся волна пыли – она оседала на наши лица, на руки, на оружие. Но мы не обращали внимания – столько радости было, все возбужденно кричали.
– Вот это зафигачил!
– Ё! Видали?!
– Горжусь Россией!
– Да при чем тут Россия, Ваня?!
– А мне без разницы, слышишь?!
– Кто же это там в кране? Поспорим, какой-нибудь клон из пехлеванов!
– Да ты что! Пехлеваны – они краны водить не обучены. Только стишки сочиняют и на этих… ну, гитарах ихних, мелодии всякие…
Однако, по совести говоря, ликовать было рановато.
Пусть ближайший к нам танк повержен. Но есть ведь еще и другие!
Два из них после удара штурмовиков стали неходячими. Дымились себе и никому не мешали.
Третий как сквозь землю провалился. Но тут я допускаю, что попросту проморгал, когда и куда он ушел.
А вот еще два, доламывая уцелевшие многоэтажки, устремились в наш квартал имени садов Семирамиды.
Широкополосные плазменные пушки один за другим превращали дома в нечто вроде эскимосских иглу, правда не изо льда, а из оплавленного бетона. Деревца вспыхивали и тотчас опадали грудами пепла. С шипением испарялись мозаичные бассейны.
Бежать было бесполезно.
Прятаться, впрочем, тоже.
Шах и мат.
Что приказать свой роте командир Степашин понятия не имел. Читать «Отче наш»? Так это они и без приказа делают.
