Дэвид Вебер - Шторм из тени
Сейчас все смотрели на нее, большинство из них с меньшим шоком и размышляя, и она покачала головой.
— Так что, если мы попадаем в тотальную войну с Лигой, наша стратегия будет иметь вполне определенный политический элемент. Мы должны дать понять, что война была не нашей идеей. Что мы пришли к ним домой не с любого рода карательным миром, что мы не пытаемся присоединить дополнительные территории, что у нас нет желания проводить репрессии против людей, которые не хотят воевать с нами. Мы должны сказать им, шагнув в сторону, что мы действительно хотим мирного урегулирования… и в то же время, мы должны ударить по Лиге в целом так сильно, чтобы уже точно открыть линии перелома под поверхностью. Мы должны разделить Лигу на отдельные сектора, на государства–преемники, ни одно из которых не будет иметь абсолютного размера и концентрированных промышленных мощностей и людских ресурсов теперешней лиги. Государства–правопреемники, которые будут размером с нас, или меньшими. И мы должны заключать двусторонние мирные договоры с каждым из этих государств–преемников, когда они заявят о своей готовности отказаться от участия в общем конфликте, чтобы мы прекратили избиение их голов. А когда у нас будут эти мирные договоры, мы должны не только соблюдать их, но и шагнуть за их пределы. Нам нужно использовать торговые стимулы, пакты о взаимной обороне, педагогической помощи, любую вещь, какую мы сможем придумать, чтобы показать им, что мы и в самом деле есть их соседи и союзники — а не только претендуем на это. Иными словами, как только мы разобьем Лигу в военном отношении, как только мы расколем ее на нескольких, независимых друг от друга звездных наций, мы должны сделать так, чтобы ни у одной из этих звездных наций не было каких–то мотивов для своего объединения снова и нападения на нас вновь и вновь.
Она замолчала, и в зале повисла новая и необычная тишина. Все они, с вероятным исключением Хэмиша Александера–Харрингтона, смотрели на нее с удивлением. Елизавета смотрела менее удивленная, чем большинство других, но не было и края удивления на ее лице.
Никто из мужчин или женщин, сидящих за столом, не усомнился бы в военной проницательности герцогини Харрингтон, или ее тактических или стратегических способностей… в чисто военной сфере. Тем не менее, большинство из них по–прежнему склонны были считать ее флотским командиром. Лучшим флотским командиром Мантикоры, может быть, но все же флотским командиром. Слушая ее, они осознали, как глупо это было — и как глупо они не признали свою глупость гораздо раньше. В защиту их можно сказать, что большая часть проницательности, показанной ею ранее, была в области политической стратегии и анализа, сосредоточенных на внутренних проблемах, или на внутренней работе Мантикорского Альянса. Им не приходило в голову, что она, возможно, уже сосредоточена на грозных способностях Солнечной Лиги, как следующей большой проблеме Звездной Империи, а это было удивительно слепо для них.
— Я думаю, что вы правы, — сказала Елизавета, наконец, и ей почти удалась смешная гримаса. — Я полагаю, что была так зациклена на том, насколько я не хочу бороться с Лигой, как страшным противником, что была гораздо лучше осведомлена о наших собственных слабостях и недостатках, чем о любой слабости, которой может страдать она.
— Вы не единственная, кто был виновен в этом, Ваше Величество, — сказал сэр Томас Капарелли. — Адмиралтейству, Стратегическому Совету было известно в течение некоторого времени о необходимости начать планировать операции против Лиги в случае открытых военных действий. Но мы никогда не были в состоянии взять наши планы за отправную точку для постановки Лиги на колени, захвата ее военной инфраструктуры, а затем совершение Звездной Империей многопоколенной оккупационной политики. Мы не можем надеяться на гарнизоны или физическое занятие каждой системы Лиги, или даже просто наиболее важных промышленных узлов. Но мы могли бы оставить пикеты в основных системах. Потребовать от Лиги отказаться от большого, современного флота после военной победы над существующим флотом, а затем получить возможность отправлять наблюдателей во все системы, где может быть перестроен флот для того, чтобы присматривать за верфями и призывать наши тяжелые подразделения при первых признаках нарушения договора в форме нового строительства военных кораблей.
Но проблема в том, что такая стратегия практически гарантирует, что в какой–то момент кто–то в Лиге соберется выйти с реваншистской политикой и сильным тылом. Они найдут способ спустить на нас собственного Томаса Тейсмана, и они будут в состоянии построить флот достаточно большой, чтобы, по крайней мере, заставить нас вытащить наши пикеты из оккупированных системы для борьбы с ними. А из других систем, которым мы не нравимся, очень многие вступят в бой и тогда, как лаконично выразился Хэмиш, мы – тост.
Но если Хонор окажется права, а на самом деле, я думаю, что на это есть очень хороший шанс — вероятно Лига гораздо более хрупкая, чем кто–либо привык верить, то есть и другой вариант. Ее вариант. Вместо того, чтобы поколениями оккупировать Лигу, мы признаем, что она уже умирает, разобьем ее, и сделаем ее преемников нашими союзниками и торговыми партнерами, а не нашими врагами.
— «Я уничтожу своего врага, когда сделаю его своим другом», — тихо процитировал Белая Гавань.
— Что? — Его брат моргнул, и граф улыбнулся.
— Цитата политика со Старой Земли, насколько я понял Хонор, Вилли. Я думаю, что это имеет отношение к ее взглядам на генетическое рабство.
— Что за политик? — Грантвилль все еще выглядел озадаченным.
— Это произнес президент древних Соединенных Штатов Америки по имени Авраам Линкольн, — сказал Белая Гавань. — И если я помню правильно, он также сказал: «Если вы собираетесь привлечь человека на свою сторону, сначала убедите его, что вы его искренний друг. — Он снова улыбнулся на этот раз гораздо шире своей жене. — Я вижу, что не читал его так же тщательно, как Хонор, но ты должен тоже взглянуть на него, теперь, когда я думаю об этом. Он сам был в довольно липкой военной ситуации.
— Ну, может, я права в данный момент, а может и нет, — сказала Хонор немного более оживленно, и выражение ее лица вновь помрачнело. — Но предполагая, что наиболее опасная вещь, которую я могу видеть, это то, что Лига просто откажется объявить нам войну и будет проводить любые операции внутри и вокруг Сектора Талботта, как «полицейские акции». Если они откажутся расширить действие своих операций за пределы этой области, независимо от того, как интенсивна будет их деятельность в этом районе, и если они постоянно будут занимать позицию, что они реагируют защищаясь, то мы не сможем распространить свои боевые действия на другие области, где нам необходимо будет предпринять военные действия, прежде чем они успеют продублировать наши аппаратные преимущества, не становясь агрессором в глазах всей остальной Лиги. А если мы это сделаем, наши шансы на разрушение Лиги и «уничтожение нашего врага путем сотворения из него нашего друга», вероятно, пойдут прямиком из шлюзового отсека. Что означает, что они получат время, за которое они должны построить каток, чтобы прокатиться прямо по нам.
— Замечательно, — вздохнула Елизавета.
— Я признаю, что это вызывает тревогу. — Несмотря на его слова, голос Белой Гавани звучал немного веселее, чем у его жены, — но я также склонен думать, что это очень маловероятно — реальное руководство Лиги в бюрократии действительно признает опасность достаточно скоро, чтобы выработать осмысленную политику вроде этой. Я понимаю, что предсказать, на что ваш враг будет делать ставку, а затем и вероятность того, что ваш прогноз точен — очень–очень глупый поступок. Я не утверждаю, что мы сделаем что–то подобное этому. Но в то же время, я думаю, что есть очень реальная вероятность, а не просто возможность того, что как только УПБ и ФСЛ поймут в какую колбасную машину они засунули свои пальцы, они начнут призывать на помощь, всех кого смогут получить. Чтобы нарисовать нас как жестоких агрессоров или себя как освободителей, им нужно зайти гораздо дальше, чем любая простая «полицейская акция».
— И они не будут единственными лицами, принимающими решения, которые будут участвовать в процессе. — Голос сэра Энтони Лэнгтри звучал гораздо более вдумчиво, чем несколько минут назад. — Какое бы положение они не занимали, мы всегда сможем обойти по краю, по крайней мере, своего фланга, чтобы подтолкнуть их немного больше в направлении, в котором мы хотим двигаться, не обращая себя в звездолетного гунна Аттилу в глазах остальной Лиги. Мы должны быть осторожны, но у нас было много опыта в танцах вокруг Лиги в прошлом. С тех пор, как мы внимательно координируем наши пиар-, дипломатические и военные усилия, думаю, мы сможем сформировать политическую и дипломатическую сторону театра военных действий гораздо более эффективно, чем вы, возможно, допускаете, Хонор. И это попросту невозможно, что мы не будем иметь союзников внутри Лиги — особенно если о роли «Рабсилы» во всем этом станет общеизвестно. У Беовульфа черт знает какой престиж, и каждая из его дочерних колоний последует его примеру, в том что связано с генетическим рабством. Я думаю, что мы можем рассчитывать — нет, я знаю, что мы можем рассчитывать — на мощное соларианское лобби на нашей стороне в любой конфронтации, сконструированной Мезой.
