Сергей Снегов - Люди как боги (Художник Ю. Чигирев)
Лес рук поднялся над головами. Олег обратился ко мне:
— Называй преступника, Эли, и представляй доказательства.
Я знал, что первая же моя фраза породит шум и протесты. Через самое трудное я уже прошел — когда метался в запертой комнате, когда в последний раз стоял перед трупом Оана, когда в отчаянии, ночью, затыкал ладонью рот, чтобы не разбудить Мери стоном, которого не мог подавить.
Я постарался, чтобы мои слова прозвучали спокойно:
— Шпион наших врагов — я.
8
Ответом было ошеломленное молчание.
И единственным звуком, разорвавшим молчание, стал горестный возглас Грация:
— Бедный Эли! И он тоже!.. — И снова установилось молчание.
Я всматривался в зал и открывал на всех лицах одно и то же выражение горя и сочувствия. Лишь Мери, смертельно побледневшая, прижавшая обе руки к груди, не поверила, что я болен, она-то знала, что безумие меня не коснулось.
Ко мне подскочил Осима.
— Адмирал, все будет в порядке! Я провожу вас в постель. — Он потянул меня из зала.
Я отвел его руку. Олег обратился к залу, скованному, как спазмой, все тем же испуганным молчанием:
— Не отложим ли заседание? Мне кажется, электронный медик…
Ромеро прервал Олега ударом трости о пол.
— Протестую, — сказал он, вскакивая. — Вы ищете легкого решения, но легких решений не существует. Адмирал Эли здоровее любого из нас. И мы должны его выслушать.
— Вы единственный, кто не поражен, Ромеро, — заметил я.
Он ответил с вызовом:
— Я ждал именно такого признания, Эли.
— Стало быть, продолжаем? — спросил Олег у зала.
Раздалось несколько голосов: «Продолжаем! Продолжаем!» Большинство пребывало в прежнем молчании. Осима, недоуменно поглядев на мрачного Ромеро, возвратился на место. Олег сказал:
— Говори, Эли.
Я напомнил о признании Оана, что Жестокие боги проникают в среду аранов в облике паукообразных, чтобы иметь информацию о их жизни. Но кто такие араны? Деградирующая цивилизация, суеверная, бессильная. На что они способны? Чем опасны? Не следует ли отсюда, что, встретясь с несравненно более мощной цивилизацией, рамиры утроят свою настороженность, постараются заслать в нее значительно больше шпионов, чем к безобидным аранам? И мы знаем, что лазутчик рамиров проник в нашу среду, что его звали Оаном, что Оан раскрыл наши планы своим хозяевам и те сумели сорвать их.
Но вот и новое. Мы были уверены, что, покончив с Оаном, покончили со шпионажем рамиров. Гибель «Змееносца» рассеивает эти иллюзии. Как могли рамиры узнать, что мы готовились сделать со «Змееносцем»? Внешняя картина наших действий не выдавала намерений. Но они установили нашу цель. Они знали план не извне, а изнутри. Как? От другого шпиона, оставшегося на корабле после гибели Оана! Нападение рамиров на «Змееносец» доказывает, что на «Козероге» был их агент.
И это естественно. Не будем считать врагов глупцами. Они не глупее нас. Они не могли не знать, что один соглядатай — слишком тонкая ниточка от них к нам. Если ниточка эта порвется, иссякнет поток важной информации. Агент должен быть продублирован. На кого же пал их выбор? Поищем за них лучший маневр. Эффективным агентом будет тот, кто в курсе всех планов, к кому стекается вся корабельная информация, в чьем мозгу рождаются осуществляемые потом планы. Таких членов экипажа два — командующий эскадрой и научный руководитель.
На этом месте Ромеро прервал меня:
— Договаривайте до конца, Эли. Такой человек один — вы. Вы знаете все намерения командующего, а он не имеет возможности вникать во все научные исследования на корабле.
— Принимаю вашу поправку, Ромеро. Я! Итак, умный враг постарается завербовать меня. Напомню, что так уже складывается моя судьба, что и в прежних экспедициях я оказывался в фокусе внимания противников. Разве ты, Орлан, не выбрал меня в качестве своего доверенного, когда замыслил переход на нашу сторону? Разве не сделал меня воспреемником своих решений Главный Мозг на Третьей планете? Я неоднократно служил одновременно передающей антенной и приемником для тех, с кем сталкивала нас судьба. Рамиры постарались завоевать меня. Им это удалось. Я завоеван. Поверьте, мне горько говорить об этом. Но правде надо смотреть в глаза, если не хочешь терпеть поражение за поражением.
Что сегодня Оан? — спросил я дальше. — Труп предателя, заплатившего жизнью за предательство? Такой ответ очевиден, но он наивен. Рамиры могли бы и спасти своего агента, если бы постарались. Они не старались. И вот Оан висит в консерваторе. Не просто висит — продолжает службу. Он нынче — датчик связи с рамирами. Как осуществляется связь, не знаю, но он передает дальше сведения, поставляемые его агентом. Агент — я. Мой мозг схвачен и мобилизован, мои мысли прочитываются, мои желания расшифровываются, мои намерения угадываются.
Здесь я сделал остановку. Мери не сводила с меня отчаянных глаз, мне трудно было оборачиваться в ее сторону. И на Ромеро трудно было смотреть: он был очень уж хмур. И Осима смущал меня: капитан не верил ни одному слову, это было ясно написано на его лице. Я смотрел на Грация и Орлана: галакт страдал за меня, Орлан понимал меня, мне становилось легче и от сострадания, и от понимания. Я перешел к тому, как узнал о своей неприглядной роли. Нет, было непросто разобраться в дьявольском хитросплетении пут, какими ухватили меня. Все началось с того, что я сам удивился, почему меня так тянет в консерватор, для чего разговариваю с мертвецами. Я не склонен к монологам, тут было что-то противное моей натуре, что-то навязанное. А когда погиб «Змееносец», стало ясно, что кто-то явился для рамиров поставщиком секретной информации. Простой перебор членов экипажа исключал всех, кроме меня. Консерватор — самое экранированное помещение звездолета. Оану проще наладить связь с тем, кто посещает консерватор, чем с тем, кто находится за его стенами. Так и выяснилось, что поставщиком информации являюсь я!
— Я высказал все, что знаю о себе, и облегчил душу, — закончил я. — Я должен был предвидеть последствия своего общения с мертвецом, загадочность которого очевидна. Я поступал опрометчиво — и это одно в наших условиях является преступлением. Но я требую казни для себя не только в качестве кары за проступок, а и для гарантии общего спасения. Рамиры прочно настроились на мой мозг. Хочу я или не хочу, они будут через меня получать информацию о наших планах. В момент, когда мы предпримем новую попытку вырваться, это опасно.
Я сел. Общая растерянность терзала меня — не потому, что мне нужна была защита, нет, но и уходить из жизни в безмолвии зала я просто не мог. Олег спросил, согласны ли со мной, возражают ли, — все молчали. Ромеро что-то тихо говорил Мери.
— Итак, кто хочет слова? — снова спросил Олег.
Внезапно взорвался Осима. Самооговоры адмирала — чепуха! У адмирала расстроены нервы, он долго крепился, но сдал, пусть жена поухаживает за адмиралом, больше ничего не нужно.
И опять поднялся Ромеро.
— Я уже сказал, что здоровье Эли — великолепно. И он познакомил нас со слишком важными данными, чтобы мы могли от них отмахнуться. Я настаиваю на обсуждении.
— Тогда начинайте его, — предложил Олег.
— Хорошо, начну я. В том, что сказал адмирал, есть нечто, против чего буду протестовать. Я соглашаюсь, что Оан — не просто мертвец, а хитро специализованный датчик связи рамиров. И я поддерживаю адмирала, что на корабле имеются поставщики информации для них и что одним из них является сам адмирал.
— Иначе говоря, вы полностью поддерживаете формулу обвинения? — уточнил Олег.
— И не думаю!
— Но столько точек соприкосновения с тем, что доложил научный руководитель!..
— Точек расхождения больше. Назову главнейшие. Труп Оана — датчик связи, но вряд ли единственный. Рамиры не могли не учитывать, что мы можем уничтожить Оана, — скажем, сжечь его и вымести прах. Пока Оан был на корабле, он, вероятно, насадил и иные подслушивающие, подсматривающие, угадывающие устройства, — вряд ли мы найдем их все. Теперь второе. Сомневаюсь, чтобы адмирал был единственным источником информации для рамиров. Соображения те же — он может умереть, сойти с ума. Адмирал считает, что продублировал собою Оана. Но кто даст гарантию, что любой из нас не дублирует адмирала? Он, конечно, самый ценный поставщик информации, но много на себя берет, воображая, что единственный.
— Вы еще мрачнее смотрите на положение вещей, чем научный руководитель, — заметил Олег.
— Вы скоро увидите, что это не так. Адмирал никакой не шпион! Хотя бы уже потому, что стал им не добровольно, а шпион, замечу вам, — профессия, а не несчастная случайность. Любой из нас, возможно, такой же шпион, как Эли. Всех казнить? Таким образом, преступление не доказано — и кара, за которую мы проголосовали, бессмысленна. Не за что наказывать нашего друга Эли! Не могу не сказать и того, что, кроме нелепости наказания, есть и еще важнейшая причина, почему мы должны с негодованием отвести предложение адмирала. Могу я остановиться на этом?
