Чужак из ниоткуда 3 (СИ) - Евтушенко Алексей Анатольевич
— Знаю я, как ты пишешь, — заявил он мне, принимая картонную папку с отпечатанными рассказами внутри. — Я ещё тогда, в Кушке, понял, что из тебя выйдет толк. Сам почитаю и покажу редакторам в «Технике молодёжи» и «Знание — сила». Устроит? Ничего не обещаю, сам понимаешь, но намекну.
— Намекни, — разрешил я. — Рассказы под псевдонимом. Однако скажи им, что подачек мне не нужно. Решат, что рассказы слабые — публиковать не надо.
— Ладно, скажу. Как с тобой связаться?
— Никак. Я сам тебе позвоню. Извини, но так надо.
— Офонареть, — покачал головой корреспондент. — Ладно, раз надо, значит — надо. Чай советские люди, понимаем.
— Вот и хорошо, что понимаешь. Бывай, Аркадий, и спасибо тебе. Обещаю, что узнаешь обо всём первым, когда придёт время, — я поднялся со скамейки на Тверском бульваре, где мы встретились, — протянул руку.
— Бывай, — задумчиво сказал Горский, пожимая мне руку.
Я повернулся и пошёл вниз к Никитским воротам, где меня ждала машина.
— Серёжа! — позвал Аркадий.
Я остановился, обернулся.
— Какой псевдоним?
— Казимир Станкевич. Рассказы подписаны.
— Хм. Необычно и даже где-то загадочно.
— А главное — по-нашему, по-интернациональному, — подмигнул я, махнул рукой и ушёл.
Экзамены за восьмой, девятый и десятый классы я сдал на «отлично». Все. Были попытки — и неслабые! — меня завалить, но все они с треском провалились. Даже оценки снизить хотя бы на балл не получилось.
— Блестяще, — первой пожала мне руку завуч Лидия Борисовна Гуменюк. — Просто блестяще! Поздравляю тебя с окончанием средней школы, Серёжа! Желаю дальнейших больших успехов в учёбе и личной жизни!
— Спасибо, Лидия Борисовна, — искренне ответил я.
С классом не прощался — не с кем там было прощаться, кроме Тани.
— Теперь, наверное, мы редко будем видеться, если вообще увидимся? — спросила она меня прямо.
— С чего бы, — ответил я. — Ты собираешься обо мне забыть?
— Да ну тебя, — она покраснела. Ты прекрасно понимаешь, о чём я. В школу ты же перестанешь ходить? Перестанешь. Дела у тебя разные взрослые серьёзные дальше некуда. А тут какая-то девчонка, с которой и подружиться толком не успел. Так ведь?
— Не так, — я слегка её приобнял. — Не так, Танюша. В доказательство, что я не вру предлагаю совместный поход в театр. Ты же любишь театр?
— Обожаю! — её глаза вспыхнули.
— Вот! В субботу седьмого октября идём в Таганку на «Гамлета», в главной роли Высоцкий. Билеты уже у меня.
— В субботу… — Таня явно растерялась. — В эту субботу?
— В какую же еще, в эту. Что-то не так?
— Всё так. Только… Я не смогу, прости. Маме нужно помочь, и вообще…
Идти не в чем, догадался я. Платья нет для театра, семья-то бедная. Можно, конечно, выбрать другой стиль — джинсы и свитер, но джинсов у неё тоже нет, судя по всему, иначе я бы их на ней уже видел.
Опять же, к джинсам нужны кроссовки, а к платью — туфли. Какая зарплата у библиотекаря? Специально не интересовался, но не думаю, что больше восьмидесяти-девяноста рублей. Минус тринадцать процентов налог, профсоюзные взносы… Одни слёзы остаются. Джинсы у фарцовщиков стоят больше, чем месячная зарплата. Что же делать? Для меня купить Тане платье с джинсами (и не только) — не проблема. Но как это сделать? Гордые же все, куда там д’Артаньяну, только что прибывшему в Париж.
Решение пришло неожиданно.
— У тебя стихотворений двадцать найдётся для публикации? — спросил я.
— Для к-какой публикации? — Таня даже заикаться начала от неожиданности.
— В журнале, — сказал я. — Например, в «Юности». Отличный журнал, и твои стихи его только украсят. Ну как, найдёшь двадцать достойных виршей?
— Ты с ума сошёл? Где я и где «Юность»? Я вообще нигде не публиковалась и даже не знаю, как это делается!
— Делается это очень просто, — объяснил я. — Печатать на машинке умеешь?
— Откуда? У меня и машинки-то нет.
— Тогда берём твои стихи, идём ко мне и печатаем. А потом относим подборку прямиком в редакцию «Юности». Не бойся, всё получится, я уже публиковался.
— Где⁈
— В «Пионерской правде», в прошлом году. И сейчас у меня два рассказа должны взять. В «Технику молодёжи» и «Знание сила».
— Прямо сразу вот так, — в редакцию?
— Прямо вот так. Любой советский человек имеет полное право прийти в редакцию любой газеты или журнала и предложить материал. Другое дело, что могут в публикации отказать по разным причинам. Но я уж постараюсь, чтобы этого не произошло. Стихи у тебя талантливые.
— Что-то у меня голова кругом. «Гамлет», стихи… Зачем тебе это?
— Затем, что идти в театр одному мне категорически не хочется, а ты отказываешься со мной идти, потому что тебе, якобы, не в чем. Я это прекрасно понимаю, поэтому предлагаю приемлемый для всех вариант.
— Как ты… какой вариант?
— Очень простой. Мы договариваемся о публикации твоей подборки в «Юности». Несколько стихотворений — это рублей сорок-пятьдесят гонорара. Как раз хватит на джинсы с кроссовками или платье. Но лучше джинсы. Советую. Свитер же найдётся у тебя?
— Найдётся, сама вязала, новый… Постой, джинсы дороже стоят!
— Это у фарцовщиков. Я знаю, где взять по госцене. Рублей в двадцать или чуть больше обойдутся. Плюс кроссовки хорошие, рублей пятнадцать-семнадцать, в США молодёжь любит джинсы с кроссовками носить, всюду так ходят, даже в цирк. Как раз твой гонорар.
— Но гонорар ещё получить надо! Это же шкура неубитого медведя получается!
— Считай, убитого. Сегодня перепечатываем стихи на машинке, а завтра идём в редакцию и в ГУМ. Там есть специальная секция, не для всех. «Двухсотка» называется, у меня в неё свободный доступ. Там купим всё, что надо. А деньги ты мне с гонорара отдашь.
Разумеется, я Таню уговорил. Хотел бы я посмотреть на четырнадцатилетнюю девчонку, которая отказалась бы от подобного предложения! Оставалось уговорить её маму, но тут я был спокоен — матерям нравится, когда их дочери дружат с серьёзными и умными мальчиками. Как раз такими, как я. А тут мальчик ещё и зарабатывает самостоятельно и законно столько, что не всякий взрослый похвастаться может. И, главное, с такими людьми знаком, которых только по телевизору можно увидеть. Настоящий клад, тут и говорить не о чем. Даже если эта дружба — всего лишь дружба и ничего больше, уже моей девочке повезло. Если же она влюбилась, и у мальчика тоже к ней чувства… Что ж, пусть. Главное, чтобы глупостей не наделали раньше времени, но тут уж я с Танюшкой поговорю заранее, объясню, что и как. Да она и сама должна понимать. Или не должна? Не разберёшь нынче эту молодёжь, что они понимают, а что нет. Иногда кажется — ничего не понимают, мы как-то ответственнее были, что ли. Эх, летит времечко, не успеешь оглянуться и замуж её отдавать…
Примерно в этом ключе, по моему мнению, будет рассуждать Танина мама. Вряд ли радикальнее. В конце концов, судя по рассказам Тани, она нормальный хороший советский человек. Как все мы.
Нет, что ни говорите, а есть свои плюсы, когда взрослый со своим взрослым опытом находится в теле подростка! Самое главное, что никто от тебя не ожидает такой прыти. Эффект неожиданности — залог победы.
Редакция журнала «Юность» располагалась в старом четырёхэтажном здании на улице Горького, бывшей Тверской, напротив памятника Владимиру Маяковского, над знаменитым в Москве рестораном «София».
Пришли мы туда вместе, но Таню я пока оставил внизу, в ресторане, пить кофе с пирожным (швейцару — рубль, чтобы присмотрел за девочкой на всякий случай). Затем поднялся наверх, в редакцию. Нашёл дверь с табличкой, где было начертано «Зам. главного редактора А. Д. Дементьев». Постучал.
— Войдите, — послышался голос за дверью.
Я вошёл. Из-за письменного стола на меня смотрел пышноволосый темноглазый человек лет сорока пяти с тонкими губами и орлиным носом на худощавом лице.
— Здравствуйте, Андрей Дмитриевич, — поздоровался я.
— Вы Серёжа, полагаю? — осведомился известный советский поэт-песенник.
