Ночь без звезд - Гамильтон Питер Ф.
Кейден открыл двери в задней части фургона и вошел внутрь вместе с Норией. Двери закрылись, и фургон из фруктового сада «Девора» уехал.
Немного повозившись со сцеплением, Лурври наконец-то тронулся с места. Первые несколько сотен метров затеряться в потоке не удавалось: вокруг сновали только велосипедисты да проехала пара грузовых мотороллеров, навьюченных коробками. А затем они выбрались на более широкие улицы центра города, запруженные транспортом, где смешались фургоны, грузовики и целая река мотороллеров, чьи водители постоянно переругивались с велосипедистами и трясли им вслед кулаками. И те и другие полагали свое положение на дороге наиболее важным. Трамваи, дребезжа, бежали по центрам широких улиц, от их веретенообразных токосъемников во все стороны летели искры.
Лурври держался метрах в пятидесяти позади «Деворы», то давал газу, то, наоборот, слегка отставал, в зависимости от того, сколько машин ехало между ними.
Чаинг рассматривал приборную доску.
— Радио у нас есть? Помощь нам бы не помешала.
— Ты шутишь? Транспортный управляющий нашел этот фургон на штрафстоянке. Шерифы поймали работников водоканала, которые развозили на нем нарник по городу. Официально он не принадлежит НПБ.
— А, ясно.
— Так даже лучше. Бандам известны все официальные фургоны и автомобили в Ополе, даже без опознавательных знаков. Кроме того, они прослушивают радиоволны полиции.
Чаинг хотел поспорить, но прикусил язык. Если Норию везут в гнездо, то Кейден, скорее всего, паданец. Неплохо было бы иметь поблизости группу захвата НПБ.
— Кажется, они не заметили, что мы следим за ними, — сказал Лурври. — Он даже не пытается оторваться.
Они ехали на север по Дантон-роуд, двухполосной дороге, по обе стороны которой росли улкка, она вела к Йоконскому мосту, проложенному над рекой Крисп. Вокруг несколько велосипедистов и множество коммерческого транспорта — больших фургонов, перевозящих грузы в район складов.
Фургон фруктового сада «Девора» тащился за порожним угольным грузовиком, Лурври ехал по другой полосе и держал в поле зрения его задние фары. Дантон-роуд свернула вбок и пошла вдоль железнодорожного полотна. Впереди Чаинг увидел склады, примыкавшие к докам, высокие железные краны охраняли верфи, которые тянулись больше чем на три километра вдоль реки.
Не доехав пятисот метров до длинного каменного моста через реку Крисп, фургон фруктового сада «Девора» включил поворотник и свернул на объездную дорогу. Лурври последовал за ним, слегка подрезав грузовик, который издал несколько возмущенных сигналов.
Они ехали минут пятнадцать по Фонтанной вдоль реки к выезду из города. Сначала дорога шла по индустриальному району, где располагались большие заводы и склады, мимо огражденного ракетного завода Ополы, производящего верньерные ракетные двигатели для «Серебряных клинков». Дальше строился жилой район: старые сооружения давно снесли, и на пустыре городской совет начал возводить новые кварталы для горожан — мрачные бетонные и кирпичные коробки в пятнадцать этажей, обвитые узкими балконами. Успели построить лишь двенадцать зданий, а возвели железобетонные конструкции еще для пяти — теперь они возвышались над усеянной строительным мусором пыльной землей; стройку забросили, и она заросла сорняками. Деревья с трудом выживали на отведенных им участках земли между понатыканными кое-как зданиями.
На окраине Ополы дома стали больше. Стены по обе стороны дороги ограждали здешних жителей от любопытных глаз, к домам вели подъездные пути, но ворот больше не было. Когда-то до Перехода тут жили аристократы и дельцы. Некоторым семьям удалось оставить за собой жилища предков, если не выглядели слишком претенциозно, но самые крупные усадьбы, где одной семье жить считалось просто неприлично, национализировали и поделили на квартиры. Чаингу удалось разглядеть полоски огородов — прежние приусадебные хозяйства.
— Они сворачивают, — предупредил Лурври, когда они двигались по улице Пламондон.
Кативший впереди фургон фруктового сада «Девора» свернул в проезд.
— Не останавливайся, — приказал Чаинг.
Они проехали мимо и увидели за стенами большой старый каменный дом. Покосившийся, весь в акации и розах, которые покрывали не только стены, но и большую часть крыши. Окна тоже заросли. Ползучие растения захватили и землю, лужайка превратилась в луг. Табличка на каменном столбе ворот гласила: «Усадьба Ксандер».
— Ладно, остановись у следующего дома, — сказал Чаинг.
Лурври послушно завернул в ближайший проезд. Они встали у виллы достаточно маленькой, чтобы принадлежать одной семье. Пара детей выглянула с обветшавшей веранды, когда фургон въехал во двор.
— Хорошо, — сказал Чаинг и выскочил из автомобиля. — Давай разузнаем, что тут, Уракус побери, происходит.
* * *Семиэтажное здание управления НПБ в Ополе располагалось между старым банком и штаб-квартирой окружных гильдий в северной части улицы Широкой. Его каменный фасад, за десятилетия почерневший от городской сажи, впечатлял. Чаингу он очень нравился. Окна представляли собой узкие горизонтальные щели, защищенные железными решетками. Фасад был каменным, все остальное: полы, внутренние стены, сводчатые потолки — из серо-коричневого кирпича. Казалось, здание целиком состояло из погребов. Толстые массивные стены поглощали звук, и, когда кто-то шел по коридорам, освещенным электрическими лампочками в клетках, стояла неестественная тишина. Данный аспект считался архитектурным триумфом, учитывая, что в некоторых специально оборудованных подвальных помещениях проводились допросы.
Однако кабинет директора Яки на седьмом этаже бросал вызов общей мрачности здания. Здесь стояла мебель в старинном аристократическом стиле, удобные кожаные кресла с высокими спинками, древний огромный узорчатый письменный стол из древесины мираака. Даже окна в ее кабинете казались шире остальных.
Чаинг стоял перед столом, стараясь не показывать робости перед директором Яки. Это была высокая женщина с некогда светлыми, а теперь пышными серебристо-седыми волосами, зачесанными назад. Темнорозовый шрам на ее лице прошел от правого уха до уголка глаза, а затем до рта как напоминание о бое с паданцем. По словам Лурври, она гордилась им больше, чем всеми медалями. Когда Чаинг прибыл в Ополу, он надеялся, что из-за собственного опыта службы на передовой она будет более благосклонно относиться к полевым операциям, но теперь его надежда быстро умирала.
— Значит, владелец борделя перевозит своих шлюх с места на место? — монотонным голосом спросила Яки. — НПБ этим не занимается.
— Нориа не шлюха. Она официантка.
— Официантка, которую они хотят сделать шлюхой. И что. Печально, но ничего нового.
— Но вся эта схема подозрительная.
— Чем?
— Я поговорил с семейством Гили, которое живет по соседству с усадьбой Ксандер. Усадьба принадлежит семье Элсдон, бывшим владельцам прядильной фабрики, еще до Перехода. Но закон равенства граждан Слвасты все изменил. Государство экспроприировало фабрику, а владельца сделали управляющим. Следующее поколение это не устраивало, и большинство ушло с предприятия. К тому времени, когда появилось третье поколение, прядение шерсти интересовало лишь младшую дочь Элизу. Она управляла старой фабрикой сто двадцать лет, пока городской совет Ополы наконец двадцать восемь лет назад не разрушил ее. Здание давно уже разваливалось, а станки полностью устарели. Элиза была убита горем. Она стала классической затворницей и с тех пор почти не покидала усадьбу Ксандер. Гили изредка видели, как она ходит по территории, но и только. Сейчас ей, наверное, сто девяносто семь, если она еще жива.
В чем он очень сомневался. Официально средняя продолжительность жизни на Бьенвенидо составляла около двухсот лет. Некоторые, конечно, жили дольше, хотя, как правило, относились к элитариям. Семья Элсдон в списках НПБ в рядах элитариев не числилась.
Яки медленно кивнула.
— Внедрение?
— Да, я почти уверен. Три года назад семья Элсдон начала возвращаться. Два предполагаемых кузена лет двадцати приехали, чтобы приглядывать за старушкой и усадьбой Ксандер. По крайней мере, так они сказали Гили.
