Цитадель Гипонерос - Пьер Бордаж
— Почему? Легче же приговаривать людей, когда они не могут защищаться. Крейциане не стеснялись, когда затопили газом Террариум с карантинцами.
— Церковь любит устраивать показательные представления и театральные мучения, а из смерти замороженного еретика не вышло бы ни того, ни другого.
— Почему бы нам не пойти и не вызволить их? — спросил Жек после паузы.
— По трем причинам, — отвечал махди Шари. — Во-первых потому, что у нас будет очень мало времени и потребуется немалое умение для координации наших действий. Но тебе все еще нужно тренироваться, чтобы владеть как психокинетическими путешествиями, так и своими эмоциями. Во-вторых, нам следует избежать мышеловки, специально устроенной для нас сенешалем Гаркотом. В-третьих, местоположение четырех криокодов, хранящихся раздельно, меняется ежедневно. Мы отправимся, когда я буду уверен в своей информации… и в тебе!
Жеку показалось, будто позади что-то зашумело. Он не любил оставаться на этой обезлюдевшей планете один-одинешенек. Ему все чудилось, что вот-вот сразу отовсюду появятся типы в белых масках и схватят его, как схватили Йелль, Найю Фикит, князя Сан-Франциско и Феникс. Он обернулся, но не увидел ничего, кроме ближайших предгорий Гимлаев. Мягкий ветерок шевелил шелестящую листву, а подремывающие птицы ленились даже щебетать. Вдали надменно высились неусыпные вершины, покрытые вечным снегом.
Махди Шари еще на рассвете отправился проведать Оники и Тау Фраима на далекую планету Эфрен. Он признался Жеку, что не показывается перед изгнанницей-тутталкой и ее сыном, живущими на острове Пзалион под постоянным наблюдением скаитов-чтецов и наемников из Притива; он оставался неосязаемым, скрываясь в тонких слоях эфира, запретив себе выходить на контакт, который выдал бы его присутствие и навлек опасность на всех троих. Возвращаясь из своих отлучек, он приходил в себя по нескольку дней.
Жек никогда бы не поверил, что махди Шари, полубог в лохмотьях, спустившийся с небес по лучу света, может поддаться печали, страдать. Точно так же маленький анжорец изумился три года назад, когда Найя Фикит заплакала при упоминании Шри Лумпы. Он-то считал, что подобные чувства приходят исключительно к простым смертным вроде него, и понял, что легендарным существам, последней надежде человечества, тоже не чужды страдания души и тела. Это открытие одновременно и встревожило его, и успокоило. Встревожило потому, что их чувствительность, их уязвимость казались несовместимыми с силой духа, которой требовала их миссия; успокоило потому, что они притом оставались людьми и, значит, лучше могли понять человечество и выступить от его имени.
Жек иногда думал о па и ма Ат-Скин, двух самых обыкновенных людях, припомнить черты которых становилось все трудней и трудней. В минуты уныния могучие ветры ностальгии переносили его через бескрайние просторы космоса и возвращали на грустный, холодный Ут-Ген. Тогда его родной мир представал наряженным в яркие цвета, тепло и веселье, и виделся вдруг самой красивой планетой в изведанной вселенной. Потом он говорил себе, что, если бы остался в Анжоре, то не увидел бы Йелли, и Ут-Ген открывался ему в своем истинном облике, в своей стылой, серой мишуре. Хотя махди Шари еще не позволял мальчику самостоятельно бродить по эфирным коридорам, он чувствовал, что обладает достаточной сноровкой в психокинетических странствиях, чтобы рискнуть отправиться в безбрежный космос. Жек умирал от желания нанести малюсенький визит к па и ма Ат-Скин — хотя бы для того, чтобы дать им знать, что их единственный сын выжил после того, как Северный Террариум Анжора был отравлен газом, что он стал воином безмолвия, одним из тех героических созданий, которые перемещались из одной точки вселенной в другую исключительно с помощью силы мысли. Он, конечно, понимал (хотя признаваться себе в этом не хотел), что им скорее двигали не остатки сыновней привязанности, а гордыня. Он хотел им доказать, что они ошибались, а он поступил правильно, когда оставил семейное гнездо и последовал совету старого карантинца Артака. Ма отставит свою уборку, чтобы с восхищением взглянуть на него, а па гордо напыжится — как пыжился, демонстрируя гостям узенькую полоску земли, которую именовал «садом», и — кто знает? — быть может, они отрекутся от крейцианского чудовища, пожирающего их сердца и души.
Он встал и направился в сторону деревни. Они с махди поселились в старом доме Шри Лумпы, которого Шари упорно звал «папой Тиксу». Научившись перемещаться с потоком вибраций антры, Жек особенно радовался ходьбе пешком, простым удовольствиям — осязать предметы, ступать по земле, чувствовать поцелуи солнца на своей коже, вдыхать теплый воздух, напоенный запахами.
Бывшую центральную улицу деревни взяли в полон одичавшие травы, и стоящие в ряд постройки исчезли под буйной растительностью; виднелись лишь куски стропил обрушившихся крыш и верхушки каменных стен. Густой вал из ежевики, образовавшийся вокруг куста безумца, не мешал Жеку регулярно медитировать перед вечно сверкающими цветами. Там, неизменно уносимый течениями мыслей к Йелли, он слышал жуткий звук блуфа, рев далекий и отчетливый, от которого стыла кровь. Агония вселенной с такой силой отдавалась в его собственной плоти, что порой ему казалось, будто невидимый противник человечества пожирает его самого.
— Большая вселенная — не что иное, как проекция маленьких вселенных, — обронил махди Шари, с которым он поделился своим беспокойством.
Эти загадочные слова породили больше вопросов, чем ответов в голове у маленького анжорца, который, хотя и надеялся на более развернутые пояснения, больше не осмеливался побеспокоить своего собеседника, который сумрачно замкнулся в молчании.
Всякий раз, как мальчик проходил узкой тропинкой, пролегшей посреди главной улицы, его охватывал тот же страх — как тогда, когда они с Йеллью обнаружили среди фруктов и овощей криогенизованные тела Сан-Франциско и Феникс. Деревню окутала та же цепенящая, колдовская атмосфера. Сердцебиение Жека, когда он подошел к дому Шри Лумпы и Найи Фикит, участилось в предчувствии, что из дверного проема выйдет обнаженный мужчина и направит в его сторону замораживающее оружие. Однако Марти де Кервалор, прислужник блуфа, покончил с собой, и мобильные дерематы оттелепортировали на Сиракузу наемников-притивов и четыре неподвижных тела. Никто не узнал о присутствии на Матери-Земле махди Шари из Гимлаев и Жека Ат-Скина; кроме того, согласно собственным словам демона, укрывшегося в Марти, махди Шари с вероятностью 89 % считался продуктом сознания человеческого коллектива и в реальности не существующим. Защитный барьер, установленный антрой, сдерживал скаитов-чтецов и прочих любопытствующих, но это не мешало анжорцу впадать в ужас, переступая порог дома. Ему снова и снова виделось тело Йелль, растянувшейся на плитах холла, ткнувшейся лицом в складки
