Сергей Снегов - Кольцо обратного времени
Многие тысячелетия никто и не слыхал о Жестоких богах. Но они появились и взбаламутили Ясные Солнца, душная пыль затянула планету. Электрические бури высасывают энергию из тел аранов, после каждой бури остаются тысячи трупов.
Араны пытались бороться, создали корабли, поглощающие космическую пыль. Электрические сердца космолетов наполнили межзвездное пространство засасывающими полями, пыль оседала на кораблях, они, разбухая, превращались в маленькие планеты. Две такие искусственные планеты приблизились к Трём Солнцам и погнали пыль обратно на светила. Всё, что Три Солнца выбрасывали наружу, возвращалось к ним. До этого момента могущественных пришельцев араны не интересовали. Они переменились сразу. Корабли-чистильщики были взорваны в мастерских и в космосе. Космолеты, ставшие планетами, вышвырнули за пределы Трех Солнц, и сейчас они слоняются где-то, поглощая встречную пыль и расправляясь с мелкими космическими телами, ибо сконструированы так, что лишь при притоке постороннего вещества сохраняют жизнедеятельность.
— С одним космическим хищником встретились и мы, — сказал Ромеро. — Он напал на нас, но мы его отбросили.
— Лучше бы вы его уничтожили, — сказал Оан. — Такой корабль полезен как космический дворник, но принесёт много вреда как космический разбойник.
С уничтожения кораблей-чистильщиков начались главные беды. Вслед за ними уничтожались и обычные звездолёты. Перед дальними рейсами они проходили подзарядку у Трех Солнц, накапливая запасы энергии. Теперь взрывался любой корабль, устремившийся к Трем Солнцам. Стало опасно выходить в межзвездный простор. Несколько кораблей ушло к другим солнцам, сообщения от них вскоре перестали поступать — очевидно, они погибли.
Так стала закатываться цивилизация аранов. Воцарилась беспощадная власть, противоборствовать ей было непосильно. Оставалась одна надежда — неведомые боги внезапно появились, могут так же внезапно исчезнуть. Нужно притаиться и выжидать часа освобождения.
Араны притаились, но вместо радостного освобождения пришло горькое прозрение. Тогда и стали называть пришельцев Жестокими богами. Они терзали не только аранов, но и саму природу. Они замахнулись на самое время! Им не понравилось спокойное, однолинейное время Трех Солнц, они стали его выгибать и вспучивать. У планеты аранов имеется спутник — единственное место, куда Жестокие боги разрешают выбираться, не наказывая. Но день, проведенный на спутнике, старит, как неделя на планете. А у тех, кто забирался дальше спутника, время разрывалось в теле. Сердце жило в одном времени, ноги в другом. Один части тела долго не старели, другие дряхлели быстро. В аране сохранялась молодость и нарастала старость. Он был в прошлом и в будущем. Он мыслил разными мыслями, и желал разными желаниями, и отвечал на вопросы: «Да — нет! Да — нет!» Он переставал двигаться — одни ноги стремились вперед, а другие тянули назад. В душе — разнонаправленные позывы: аран погибал от противоборствующих страстей души. Страх заразиться раком времени заставил отказаться от межпланетных перелетов, даже не наказываемых богами.
Сознание конца породило последнюю попытку восстать против Жестоких богов. Жестокие подавили аранов. Корабли гибли на стапелях — нарушалась синхронизация двигателей, каждый работал в своем времени. Разновремённость поражала и рабочих, они путали приказы и операции, не было случая, чтобы команды одинаково воспринимались и выполнялись одновременно. «Жестокие боги среди нас! Жестокие боги в нас!» — кричали рабочие, разбегаясь. На слабеющее, редеющее общество аранов обрушились электрические бури. Раньше араны свободно поглощали электроэнергию, она их пища, их язык, их способ мыслить — пищи стало слишком много, она породила электрические ураганы: стала свирепствовать грозная Мать-Накопительница молний.
Тогда и возникло движение ускорителей конца. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца! — таков их надрывный символ веры. Публичные праздничные самосожжения — вот картина общественной жизни. Энергетические ресурсы Отца-Аккумулятора, единственный источник существования, используют для самоистребления. Животворитель превратился в терзателя.
— Мы, отрицатели, малочисленны, — закончил Оан. — Но мы верим, что можно отвратить гибель. Выкрав сохранившийся звездолет, я и мои друзья решили проверить, возможно ли бегство в наше прошлое через поворот в будущее. Мы хотели замкнуть кольцо времени, но будущее не удержало нас, мы не повернули плавно в прошлое. Я не знаю, кто вы, пришельцы. Но вы спасли меня, вы добры, я читаю это в клетках вашего мозга. Помогите бедствующим! Оградите нас, вызволите нас!
На этом он замолчал. Впоследствии мы узнали, что в нем истощился запас электрической энергии. Нужно было время, чтобы клетки внутреннего аккумулятора накопили новый запас. Тогда нам показалось, что он попросту устал от наших расспросов и своих разъяснений. Впрочем, все существенное стало известно.
Ромеро сказал, что звездному страннику надо отдохнуть. Лаборатория опустела. Я хотел поговорить с Эллоном и пригласил его к себе. Эллон так не любит покидать лабораторию, что согласился без охоты.
Наша с Мэри квартирка состоит из двух комнат, спальни и гостиной. В гостиной — мы с Мэри называем её моей комнатой — всю торцевую стену занимает звездный экран, он, конечно, меньше смонтированных в командирском и обсервационном залах, но я выговорил себе привилегию квартирного экрана, чтобы была возможность размышлять над звездами в одиночестве. Эллон неуклюже уселся в кресло. Демиурги не любят сидеть. Им вольно лишь там, где можно широко попрыгать из угла в угол, в моей маленькой комнате не расшагаешься.
— Эллон, — сказал я, — мне не нравится, что Оан свободно читает наши мысли и без всякого усилия усвоил все наши языки. Ведь он с тобой разговаривал не на нашем, человеческом?
— Нет, конечно. Он отлично владеет языком демиургов. В частности, диалект средних планет Семьдесят девятой звезды Персея, на котором я разговаривал в детстве, ему прекрасно знаком, мне было приятно услышать эту малораспространенную речь. С Орланом, адмирал, я разговариваю на государственном языке демиургов, Орлан просто не понял бы меня, если бы я обратился к нему на своём родном диалекте.
— Орлан не понял бы языка, бытующего в его народе, а звездный чужак, ни разу никого из нас не видевший, мгновенно, без всяких усилий не обучаясь, заговорил на незнакомых ему языках, и по крайней мере на пяти-шести одновременно.
— Тебя это удивляет, адмирал?
— Меня это пугает, Эллон. Я не понимаю, откуда берется такая мощь интеллекта.
— Предположи, что мы встретились с высшим разумом, Эли. В том смысле, что разум этот по развитию много выше нашего.
Я недоверчиво усмехнулся.
— Высший разум — и деградирующее существование? Пронзительный интеллект — и примитивные суеверия? Или на твоем языке средних планет Семьдесят девятой звезды Персея пришелец не говорил о Жестоких богах, о зловредном Отце-Аккумуляторе, о какой-то злобной Матери-Накопительнице молний?
— Противоречие есть, — согласился Эллон. — Противоречие неравнозначно невероятности и не свидетельствует о немыслимости. Чего ты хочешь от меня, адмирал?
— Нельзя ли снабдить нас экранами, которые воспрепятствовали бы Оану читать наши мысли. У нас на Земле, попытка проникнуть в чужие мысли считается предосудительной. Даже наши дешифраторы снабжены ограничителями, не позволяющими проникать в мысли без согласия самого мыслящего. Лишь во время поиска ограничители снимаются.
Эллон крутанул свою голову на гибкой шее на добрых сто восемьдесят градусов. У демиургов такое вращение соответствует нашему легкому отрицательному жесту.
— Не думаю, чтобы такой экран удался, адмирал. И не уверен, что лабораторию нужно отвлекать на подобные пустяковые разработки. У нас не завершены работы по обеспечению безопасности кораблей от неожиданного фотонного и ротонного нападения, надо усовершенствовать и защитные гравитационные улитки… Могу порекомендовать одно: контролируйте свои мысли, адмирал Эли. Того, чего вы не пропустите в свой мозг, и звездный паук-скиталец не обнаружит в мозгу. Это же так просто, адмирал!
Это было совсем не так просто, как оно представлялось Эллону. Люди далеко не столь властны над своими эмоциями и мыслями, как демиурги. Нами порой командуют неконтролируемые чувства, мысли возникают непроизвольно — явление, очень редкое у демиургов или галактов. Я не стал спорить. Все демиурги упрямы, Эллон в этом отношении двойной демиург. Он просто не мог бы сделать, чего не захотел бы делать. Я встал.
— Минутку, адмирал, — сказал Эллон. — Ты мне задавал вопросы, теперь я задам тебе. Звездный паук попросил помощи. Мы предоставим арану помощь?
— Разве у тебя имеются сомнения, Эллон?
