Сергей Снегов - Вторжение в Персей
Голова Орлана упала. Это было так неожиданно, что я вздрогнул, а Мэри вскрикнула. Шея исчезла вся, а голова наполовину провалилась в грудную клетку, при этом раздался звук, как при ударе хлопушкой. Над плечами Орлана теперь торчали лишь лоб и два глаза, и эти не исчезнувшие остатки лица синевато пылали. Так мы впервые увидели, как разрушители выражают свое неодобрение и негодование.
— Я сообщу об этом Великому, — донесся из недр Орлана, словно из ящика, измененный голос.
— Пожалуйста, — сказал я.
Он собирался уходить, когда я задержал его:
— Можно задать несколько вопросов?
— Задавайте, — голова его возвратилась в естественное положение.
— Вопросы такие. Что вы собираетесь с нами делать? Кто такой Великий разрушитель? Откуда вы знаете, как меня зовут и кто я? Как вы обучились человеческому языку? Как вы проникли на наш звездолет?
— Ни на один из этих вопросов ответа пока не будет, — сообщил он, опять с хлопаньем втягивая голову в плечи. Но тут же возвратил ее в прежнее состояние. — А получите ли вы ответ потом, решит Великий.
Я снова не дал ему уйти:
— Тогда скажите, что мы можем и чего не можем делать?
— Можете делать все, что делали прежде, за одним исключением: доступ к механизмам корабля воспрещен.
— Раскройте стереоэкраны в обсервационном зале, — попросил я. — Надеюсь, вам не повредит, если мы полюбуемся светилами вашего красочного скопления?
— Светилами любоваться можно, — бросил он, упархивая.
3
В отчете Ромеро описаны те первые дни плена, когда мы еще находились на звездолете, — и наши тревоги, и недоумения, и овладевшее многими отчаяние, и бешенство, клокотавшие в других, и знакомство с суровыми стражами, и столкновения, неизбежно возникавшие между нами и ними. Из тех дней я всего яснее запомнил, что меня непрерывно грызли жестокие вопросы, я непрестанно искал на них ответа и ответа не находил, а на некоторые и сегодня, по прошествии многих лет, не могу найти ответа. И самым мучительным из вопросов была мера моей вины в том, что совершилось. Ни на кого ответственность я переложить не мог. Везде было одно: моя вина. Временами от этих мыслей сохла голова.
Лишь двум друзьям я мог поверить свои терзания — Мэри и Ромеро, и оба спорили со мной. Мэри видела лишь катастрофическое сочетание несчастных обстоятельств, Ромеро твердил, что психологию нужно оставить историкам, а мое дело — анализировать положение.
— Я понимаю, вам странно, что именно я обращаюсь с призывом забыть о психологии, — сказал он как-то. — Друг мой, копается много в прошлом тот, кто пасует перед будущим, а ваша область — будущее, уж таков вы. Давайте же распутывать загадки, поставленные появлением разрушителей.
Больше Мэри с Ромеро разобрались в моем состоянии маленький космонавт с Астром. Мы встретились с Камагиным возле обсервационного зала, и он остановил меня.
— Адмирал, — сказал он, волнуясь, — вы имеете все основания быть недовольным мною…
Я возразил:
— У вас еще больше оснований быть недовольным мною.
— Нет! Тысячу раз — нет! — воскликнул он. — Даже МУМ не предвидела того, что совершилось, а человек, вы или я, не больше чем человек. Я давно собирался извиниться, Эли…
Я отошел от него растроганным. В этот же день Астр сказал мне:
— Мне очень жалко тебя, отец!
Он сидел в моей комнате и смотрел стереоленту с видами Земли: пейзажи незнакомой ему планеты — Гималаи, Сахара, Восточный океан, стоэтажные здания Столицы.
— Почему? — спросил я рассеянно.
Мне вообразилось, что слова его имеют отношение к картинам.
— Я подумал, что не ты, а я адмирал, и что я сжег два своих корабля, а третий сдал в плен… И мне не захотелось жить, а тебе ведь хуже, ты — не играешь в адмирала…
— Играй, пожалуйста, в игры не выше солдата или инженера, — посоветовал я и вышел из комнаты. Я страшно разнервничался.
В обсервационном зале мы видели изо дня в день одно и то же: яркие звезды, зеленые огни эскадры.
То ли разрушители не хотели, чтобы мы разобрались в астрографии их полета, то ли механизмы корабля разладились, но трудно было понять, куда и с какой скоростью движется вражеская эскадра. Ясно было лишь, что наш звездолет несется в центре флота, на всех сторонах сферы сверкали вражеские крейсера. Осима доказывал, что такая дислокация сделана не для охраны «Волопаса», а чтоб обеспечить его движение — чужие корабли своими полями тащили наш звездолет за собой.
Оранжевая понемногу отклонялась от оси полета. В зените появилась другая звезда, горячей, почти синяя, но неяркая. Со временем и она осталась в стороне, а приборы показали, что звездолеты выбрасываются в эйнштейново пространство. Мы снова увидели — уже в оптике — малоприметное белое светило и темную планетку, ее спутника.
— Если здесь их база, то она хорошо укрыта, — заметил Камагин. — И белого карлика отыскать не просто в этом переплетении гигантов и сверхгигантов, а затерянный в темноте спутник просто неприметен.
4
Звездолеты врагов один за другим уносились в черноту, их пронзительные огни тускнели. Осталось около десятка кораблей, когда «Волопас» пошел на посадку.
День этот навеки остался в моей памяти. Наши галактические суда не умеют причаливать к планетам. А гигантские корабли разрушителей опускались на поверхность планеты с легкостью, словно авиетки. На плоской равнине в считанные часы возникла своеобразная горная страна.
И на одной из долинок между звездолетами врага плавно опустился «Волопас».
— Выходить! — приказал Орлан, появившийся в обсервационном зале, откуда мы наблюдали за посадкой.
Он стоял с двумя неизменными телохранителями, бесстрастный, похожий на призрак, хотя теперь мы твердо знали, что и он, и его охрана вполне вещественны — уже не один Осима дотрагивался до них или сталкивался.
Я распорядился надевать скафандры. Орлан отменил мой приказ:
— Излишне, адмирал Эли. На базе созданы условия, в которых вы нуждаетесь: атмосфера с азотом и кислородом, вода, привычные вам гравитация и температура, даже ваш любимый зеленый цвет. А что до радиации, — он показал на белое светило, — то она не опасна.
Из ворот «Волопаса» выкатили причальную площадку. Я вышел с Мэри и Астром. Астр радостно сказал:
— Отец, правда, эта планета напоминает Землю? Мама говорит, что нет, а по-моему, похожа!
Если планета походила на Землю, то так же, как сами разрушители копировали людей — призрачным, а не реальным сходством. Объяснять это Астру было напрасно: он видел Землю лишь на стереоэкране.
Крохотное белое солнце, висевшее над планетой, света давало ровно столько, чтоб видеть, но тепла от него не было. Земные лунные ночи больше напоминали местный полдень, чем земные дни, — в небе планеты сумрачно посверкивали звезды. Планета была зеленой, но зеленью холодной, с металлическим отблеском. Вверху, затмевая звезды на белесом небе, висели облачка, они тоже были едко-зеленые.
— Металлическая! — грустно сказал Лусин. — Незнакомый металл, Эли.
— Отлично известный металл: никель, — поправил его Камагин. — В мое время после железа никель являлся главным конструкционным материалом. Ручаюсь, что вся эта зелень — соли и окислы никеля.
Лишь наш совершенно черный звездолет нарушал однотонную зеленость никелевой планеты.
По зеленой поверхности струились зеленые реки, реки впадали в зеленые озера, над озерами нависали зеленые холмы. Я потрогал рукой одно из зеленых растений, оно было неживое, просто гроздья кристаллов, мутноватых, скользких. Я зачерпнул ладонями жидкости в речке, это тоже были никелевые растворы, неприятно и остро пахнувшие, они окрасили мою руку в зеленый цвет, такой равномерно прочный, что казалось, я надел зеленую перчатку.
Потом мы шли по аллее металлических деревьев, стволы блестели синевато-бело, а кроны, тоже металлические, покрывали зеленые осадки — металлические ветви качались, ветер, то усиливаясь, то спадая, шевелил кристаллы. Неприятный запах никелевых соединений, исходивший от всего в этом металлическом лесу, становился непереносим.
— Зеленая тоска, дорогой Эли! — со вздохом проговорил Ромеро. — Выть по-волчьи…
Во время высадки мы увидели своих стражей — головоглазов. На звездолете они охраняли служебные помещения и на глаза старались не попадаться. Здесь они были везде — на причальной площадке, у гравитационного эскалатора, перебрасывавшего нас с корабля на планету. И прежде чем мы попали в металлический лес и на берега солевых речек, нам пришлось пройти через молчаливые аллеи стражей, бдительно наблюдавших, чтобы мы не приблизились к их кораблям: если пленник слишком отклонялся, его возвращали на предписанную дорогу увесистыми гравитационными оплеухами. Мне первому досталась такая пощечина, и я уже не повторял столкновения со стражами.
