Айзек Азимов - Лакки Старр и большое солнце Меркурия
Лакки, поглядывая на эргометр, снова шел вперед По тому, как странно вел себя индикатор – интенсивность свечения непрерывно и беспорядочно менялась, – можно было уже догадаться, что объект во всяком случае не радиоактивная руда. Он передвигался и был, возможно, человеком!
В подтверждение своих мыслей Лакки увидел впереди едва приметное пятнышко. Это произошло как раз в тот момент, когда он уже совсем было собрался в очередной раз передохнуть в тени.
Туда, быстрей туда! На скафандре уже, наверное, можно было кипятить воду, но сейчас это казалось не таким существенным. Главное было – успеть!
Движения фигуры (Лакки приблизился настолько, что мог ее рассмотреть) не поражали своей грациозностью. Во всяком случае, Лакки чувствовал себя в условиях низкой гравитации куда свободней. Походка же того, кто двигался впереди, представляла собой крайне нелепое зрелище. Это было неким шкандыбанием – весьма, впрочем, стремительным.
Но самым удивительным было то, что на нем отсутствовал скафандр! Парень, казалось отсюда, был просто сделан из металла!
Лакки позволил себе немного передохнуть в тени и, охладившись, снова вышел на солнце.
Фигура тем временем продолжала свой моцион и в тень, в отличие от своего взмокшего преследователя, отнюдь не стремилась. Но Лакки, который уже все понял, не удивлялся таким мелочам.
Он спешил, потому что жара сделалась почти нестерпимой, а ему еще предстояло поработать…
Гигантские 15-футовые шаги стоили Лакки огромных, на грани возможного, усилий воли и мышц.
– Эй, ты! – крикнул он наконец. – Отдохни-ка, приятель! И для начала – повернись ко мне!
Лакки вложил в эти слова всю властность, на какую был способен, не будучи, однако, уверенным, что его услышат.
Фигура тотчас застыла, а потом, неуклюже переминаясь, развернулась. Стоящий перед Лакки – не был человеком…
11. Диверсант
В нем было футов семь росту, и он буквально сверкал под солнечными лучами. Он не имел ни плоти, ни крови, а одни лишь холодные хитроумные устройства, питаемые микрореактором, на который-то и прореагировал эргометр.
Конечности монстра были уродливо огромными, и стоял он, широко расставив ноги. Два фотоэлемента были его глазами, а узкая прорезь в нижней части головы обозначала рот.
Да, это был робот. И робот не земного производства, как сразу понял Лакки. На Земле никогда не существовало подобных моделей.
Щелевидный рот беззвучно открывался и закрывался.
– Я не слышу в вакууме, робот! Включи передатчик! – Лакки сказал это строгим тоном, на всякий случай.
– Что вы тут делаете, сэр? – равнодушно проскрипело в шлемофоне.
– Вопросы буду задавать я, – ответил Лакки. – Чем ты занимаешься здесь?
– Разрушаю определенные объекты через определенные отрезки времени. – Это была характерная для роботов откровенность.
– Кем ты запрограммирован?
– Я не должен отвечать на этот вопрос.
– Хорошо, не надо… Ты – сирианского производства?
– Я создан на одной из планет Сирианской системы.
Лакки досадливо поморщился. Этот скрип раздражал его. Земные роботы, которых он видел в экспериментальных лабораториях, обычно были снабжены специальными голосовыми коробками, издающими вполне приличные звуки. Нет, сирианцы напрасно пренебрегают этой стороной дела… Жара прервала его размышления.
– Робот! Я должен найти затемненное пространство! Ты отправишься со мной!
– Я покажу вам ближайшую тень. – Сказав это, робот поспешил к скале.
Лакки, едва поспевавший за ним, внимательно наблюдал за странными движениями металлических ног.
То, что издали казалось неуклюжестью, было на самом деле хромотой, причем какой еще хромотой!
Второй явный дефект в, казалось бы, совершеннейшем творении поганых сирианских ручонок! Не многовато ли?
А ведь он может быть просто-напросто уязвим для здешней жары! – внезапно подумал Лакки, и жалость охватила все его существо.
Теперь он смотрел на ковыляющего впереди робота почти с нежностью, думая о платино-иридиевом чуде, скрытом под массивным стальным черепом.
Позитроны, невообразимое их число, квадриллионы квадриллионов – рождались и исчезали в миллионные доли секунды. И след, оставленный ими, был грубым подобием работы человеческого мозга.
Поведение гуманоидов жестко регламентировалось Законами робота, которых было три.
Согласно Первому из них, действия или пассивность робота не должны причинять вред человеческому существу. Это был основной Закон.
Второй Закон предписывал роботу подчиняться приказам человека, если они не вступают в противоречие с Первым Законом.
Третий Закон позволял роботу защищать себя, если это не нарушало Первый и Второй Законы…
Лакки был выведен из состояния задумчивости тем, что робот внезапно споткнулся. Да, он споткнулся и едва не упал, хотя грунт под ногами был ровным! Как стол! И все-таки робот потерял равновесие. А потом, как будто ничего не произошло, двинулся дальше.
Что-то с тобой творится… – тревожно подумал Лакки.
Войдя в тень, он включил фонарь и осветил робота.
– А что, Первый Закон уже отменили? И ты теперь можешь крушить все подряд, да?
– Я должен подчиняться приказам. – Отсутствие интонаций звучало сейчас как издевательство.
– Приказы? Но ведь это всего лишь Второй Закон! И, выполняя его, ты нарушаешь Первый!
– Не нарушаю, сэр. Я не видел людей, я не мог причинить им вред.
– Однако ж причинил – тем, кого не видел.
– Я не видел людей, я не мог причинить им вред, – упорно талдычил робот, и Лакки окончательно уверился в том, что перед ним не самая удачная модель. – Я должен был избегать людей, – не умолкал робот. – Меня заранее предупреждали об их появлении. Меня заранее не предупредили о вашем появлении.
Лакки задумчиво оглядывал меркурианский ландшафт, вспоминая рассказ Майндса о двух безуспешных попытках приблизиться к шпиону. Если бы он, Лакки, не отправился сюда тайком от всех, захватив к тому же эргометр, – робот вряд ли был бы обнаружен…
– Кто предупреждал тебя о появлении людей?
Лакки, разумеется, не надеялся, что робот тут же во всем и признается.
Перехитрить его было так же просто, как перехитрить, скажем, фонарь.
– Я проинструктирован не отвечать на этот вопрос, – проскрипел робот. – Не задавайте вопросов, расстраивающих систему, пожалуйста.
– Ух ты! Ну, если уж ей нипочем даже нарушения Первого Закона – система крепкая…
Он вышел из тени и, обернувшись к следующему за ним роботу, спросил:
– Твой серийный номер?
– RL-726.
– Ну так вот, дорогой RL-726… Надеюсь, ты уже догадался, что я человек?
– Да, сэр.
– И понимаешь, что моя экипировка исключает длительное пребывание в этой жаре?
– Моя также, сэр.
– Да-да… – Лакки вспомнил о том, как робот чуть не упал. – Но для человека, видишь ли, это куда опаснее…
– Да, – покладисто отозвался робот.
– Идем дальше… Ты ведь знаешь, что мне не по вкусу твои проделки, и я хочу узнать, кто приказал тебе выводить из строя оборудование…
– Я проинструктирован…
– А если ты не скажешь мне, – повысив голос, продолжал Лакки, – то я останусь здесь и Солнце убьет меня. Ты, таким образом, образцово нарушишь Первый Закон, умышленно не отвратив от меня опасность…
Робот долго молчал. За это время в нем обнаружился очередной дефект – часто замигал левый глаз. А потом послышалось неразборчивое, какое-то пьяное бормотание:
– Перенесу… безопасс… месс…
– Но я буду сопротивляться! И ты причинишь мне вред! – радостно возразил Лакки. – Ответив же на мой вопрос, ты спасешь мою жизнь, RL-726!
RL безмолвствовал.
– Ну, так как? Будем отвечать или нет?
Тут робот с неожиданной резвостью метнулся вперед к, остановившись в двух шагах от Лакки, равнодушно проскрипел:
– Я просил вас не задавать мне этого вопроса, сэр.
После чего огромные его руки угрожающе протянулись к человеку, но тут же приняли исходное положение.
Лакки наблюдал за всем этим совершенно спокойно, чуть ли не насвистывая. Он прекрасно знал, что робот не способен причинить вред человеческому существу. Не способен – и все тут.
Но робот снова поднял одну из рук и прижал ладонь к голове так, будто он был человеком и она у него болела.
Головная боль!
Страшная догадка пронзила Лакки, и он оценил всю глубину своего идиотизма.
Не ноги робота, не голос и не глаза были испорчены! Не на них повлияла эта жара! Был поражен сам позитронный мозг! Он не выдержал высокой температуры и щедрой радиации!
Как долго жгли его эти ласковые лучи, будь они неладны? Месяц? Два? А может быть, год?
Итак, мозг, пусть даже частично, но разрушен. Если бы речь шла о человеке, то можно было бы говорить об одной из стадий психического расстройства.
