Золотой человек - Филип Киндред Дик
– Охотно! – сразу же согласился он. – Проводишь меня? А я с радостью отплачу вам за доброту.
Девчонка направилась к темной, едва различимой во мраке громаде дома. Сун-у поспешил за ней.
– Поверить не могу, что ты, прожив на свете семнадцать лет, не получила должных наставлений. Весь этот район в немыслимом упадке. Подумать страшно, до чего вы докатились! Вижу, нам придется провести вместе немало времени. Никто из вас ни на шаг не приблизился к Чистоте… все до единого погрязли в нестроении…
– В нестроении? А что это? – спросила Фрийя, поднявшись на крыльцо и отворяя дверь.
– Нестроение? – Сун-у изумленно моргнул. – Да-а, тебя еще учить и учить!
Забывшись, он споткнулся о верхнюю ступеньку и едва устоял на ногах, но рвения не утратил.
– Очевидно, твоим наставлением следует заняться всерьез, начав с самых азов, причем не здесь, а в штаб-квартире Длани Благочиния – под моим, разумеется, покровительством. «В нестроении» означает в разладе, в дисгармонии с составляющими мироздания. Как можно так жить? Нет, дорогая, тебя настоятельно необходимо привести в согласие с божественным замыслом!
– И что же это за замысел?
Следуя за девчонкой, Сун-у вошел в жарко натопленную гостиную. За решеткой камина, потрескивая, пылал огонь. Вокруг грубо сколоченного из досок стола сидели трое – старик с длинными, убеленными сединой волосами и пара мужчин помоложе. В углу, в кресле-качалке, клевала носом хрупкая, иссохшая старушонка. На кухне хлопотала, готовя ужин, полногрудая молодая женщина.
– Замысел?! – слегка опешил Сун-у, обвел взглядом комнату, и…
Выпущенный из рук его портфель шлепнулся на пол.
– Евры, – выдохнул он.
Действительно, все в доме оказались европейцами, и Фрийя тоже. Да, загорела она почти дочерна, но что из этого? Под солнцем евры порой становятся даже темнее монголов, теперь-то Сун-у это вспомнил! Повесив рабочий халат на крюк возле двери, девчонка осталась в домашних шортах, и ее бедра до колен засияли молочной белизной, а уж старик и женщина в кухне…
– Это мой дедушка, – сообщила Фрийя, кивнув в сторону старика. – Бенджамин Трудник.
* * *
Под бдительным присмотром Трудников-младших Сун-у отмыли, отскребли мочалкой, подыскали для него чистую одежду, а после накормили ужином. Съел он, впрочем, совсем немного, поскольку чувствовал себя, прямо скажем, не очень.
– Ничего не пойму, – пробормотал он, безучастно отодвинув от себя тарелку. – Анализатор в Вышних Покоях обещал мне еще восемь месяцев. Моровое поветрие начнется только…
Умолкнув, он призадумался.
– Однако все это вполне могло перемениться: анализатор ведь не утверждает, а лишь предсказывает. Множество вероятных путей, свобода воли… любой публичный поступок достаточной значимости, и…
Бен Трудник рассмеялся от всей души.
– А тебе хочется остаться в живых?
– Разумеется! – с негодованием буркнул Сун-у.
На сей раз расхохотались все – даже Фрийя и седовласая голубоглазая старуха в теплой пуховой шали. Прежде Сун-у европейских женщин так близко видеть не доводилось, а в тот вечер он обнаружил, что они вовсе не так громадны и мускулисты, как евры-мужчины, да и прочих звероподобных черт, свойственных последним, вроде бы лишены. Однако оба молодых евра выглядели парнями исключительно крепкими. В эту минуту они с отцом корпели над затейливой подборкой бумаг, разложенных на обеденном столе, среди опустевших тарелок.
– Вот этот участок, – пробормотал Бен Трудник. – Трубы протянем здесь и здесь. Вода… ее там главным образом и не хватает. А перед следующей посевной вгоним в него две-три сотни фунтов химических удобрений и вспашем. К тому времени и мотоплуги как раз подоспеют.
– А потом? – спросил один из его белобрысых сыновей.
– Опрыскивать. Если никотин-сульфата не хватит, придется снова вернуться к медному купоросу. Я бы предпочел первое, но с его производством мы пока отстаем. Однако бур помог нам добраться до неплохих подземных хранилищ, и теперь дела пойдут поживее.
– А вот этот участок осушить бы неплохо, – заметил второй из сыновей. – Тут москиты плодятся тучами. Можно, конечно, просто нефтью залить, как здесь, но я бы предложил отвести воду и все засыпать. Если, конечно, для землечерпалки и экскаватора не найдется более важных дел.
Сун-у, внимательно слушавший их, с трудом поднялся и указал трясущимся от негодования пальцем на Трудника-старшего.
– Это же… это же чистой воды посягательство! – выдохнул он.
Все трое подняли взгляды.
– Посягательство? На что?
– На замысел! Вселенский замысел! Эльрон милосердный… вы же идете, ни много ни мало, против течения высших сил. Да что там, вы… вы…
Внезапное озарение оказалось столь противоестественным, столь чуждым всему его существу, что Сун-у на миг утратил дар речи.
– Вы ведь, по сути, препятствуете вращению Колеса!
– Верно, – подтвердил старый Бен Трудник, – так оно и есть.
Сун-у без сил опустился в кресло. Происходящее просто-таки не укладывалось в голове.
– Ума не приложу… чем все это кончится? Если вы замедлите ход Колеса, если расстроите божественный замысел…
– Похоже, хлопот он нам доставит немало, – задумчиво пробормотал Бен Трудник. – Прикончить его, так Длань просто пришлет нового, у них таких сотни. Оставить в живых и отослать обратно – поднимет такой переполох, что сюда все их Покои слетятся. Ох как не ко времени это все! Конечно, ряды наши растут на глазах, но нам бы еще пару-другую месяцев…
Сун-у дрожащей рукой вытер испарину с пухлых щек.
– Убив меня, – пролепетал он, – вы скатитесь вниз с лестницы мироздания на многие сотни ступеней. Подумайте, стоит ли, поднявшись так высоко, пускать по ветру труд стольких эпох?
Бен Трудник, сверкнув голубым глазом, устремил на него немигающий взгляд.
– Друг мой, – неторопливо заговорил он, – верно ли, что следующее воплощение всякого зависит от благочинности его поведения в сем воплощении?
– Разумеется, – кивнул Сун-у. – Это общеизвестно.
– А что есть единственно верное поведение?
– Покорность предвечным вселенским силам, претворяющим в жизнь божественный замысел, – без запинки ответил Сун-у.
– Так, может быть, все наше движение – тоже часть этого самого замысла? – задумчиво проговорил Бен Трудник. – Может, предвечным вселенским силам и нужно, чтоб мы осушали болота, истребляли саранчу и прививали детишек от оспы? Может, за этим вселенские силы и вознесли нас сюда?
– Если вы лишите меня жизни, – захныкал Сун-у, – я стану мухой. Мухой-падальщицей! Я уже видел ее, синебрюхую, с прозрачными крылышками, копошащуюся в полуразложившемся остове дохлого ящера… среди гнилых, окутанных испарениями джунглей планеты, которая хуже любой выгребной ямы! В заштатной, далекой звездной системе, у самого подножия лестницы!
Всхлипнув, он вытер заслезившиеся глаза, но тщетно: слезы текли ручьем.
Увы, Трудника-старшего его горе разве что позабавило.
– Это почему же?
Сун-у, шмыгнув носом, густо покраснел.
– Я согрешил. Совершил прелюбодеяние.
– И не можешь очиститься?
Отчаяние
