Золотой человек - Филип Киндред Дик
Впрочем, вопрос этот в любом случае являл собой проблему чисто академическую: ни одна достойная, уважающая себя представительница высших каст – из индейцев, монголов или же банту – евра и близко к себе не подпустит.
Далеко внизу, под дном корабля, тянулись вдаль унылые, жуткие пустоши. Кое-где до сих пор виднелись громадные грязно-рыжие пятна и спекшийся в корку шлак, однако к этому времени бо2льшая часть развалин, занесенная почвой, густо заросла сорными травами. Там и тут люди при помощи роботов возделывали землю, среди зеленых полей темнели бесчисленные бурые кружки поселений, изредка перемежавшиеся руинами древних городов – зияющими язвами наподобие исполинских разинутых ртов, немо взывающих к небу. Пожалуй, теперь ртам этим не сомкнуться вовек…
Спустя недолгое время впереди показались окрестности Детройта, названного, по всему судя, в честь некоего ныне забытого духовного вождя. Здесь вновь начинались россыпи поселений, слева блеснула свинцом гладь какого-то водоема – видимо, озера, а дальше… Что дальше, только одному Эльрону и известно. Так далеко не забирался еще никто: жили там лишь дикие звери да жуткие уроды, порожденные радиационным загрязнением, давним проклятьем северных областей.
Сун-у направил корабль вниз. Справа простиралось открытое поле, а в поле трудился крестьянский робот, взрыхляя землю приваренным к поясу стальным крюком, снятым с какой-то пришедшей в негодность машины. Остановившись, робот в изумлении поднял взгляд к небу. Неумело посаженный Сун-у корабль звучно проехался по земле брюхом и замер, наткнувшись на бугорок.
– Да пребудет с тобой Чистота, – почтительно проскрежетал робот, увидев Сун-у, выбравшегося из кабины.
Сун-у запихнул ворох донесений и прочих бумаг в портфель, с лязгом защелкнул замок люка и поспешил к развалинам города. Робот невозмутимо поволок ржавый крюк дальше, бороздя его острием жесткую землю. Из-за усилий его рябое от ржавчины тело согнулось вдвое, однако робот мерно шагал вперед, трудился безмолвно, на судьбу не роптал.
* * *
– Далеко ли путь держишь, бард? – пропищал встречный мальчуган, увидев Сун-у, устало бредущего через груды обломков и шлака.
Крохотный чернолицый банту в потрепанной красной одежке из множества лоскутов побежал рядом с Сун-у, словно игривый щенок, вприпрыжку, приплясывая, сверкая белозубой улыбкой.
Тот немедленно насторожился: чему-чему, а элементарной хитрости и осторожности интрижка с темноволосой девицей его научила.
– Видишь ли, в корабле моем что-то сломалось, – рассудив, что подобное наверняка случается сплошь и рядом, а значит, и лишнего внимания не привлечет, отвечал он, – а больше у нас на летном поле исправных кораблей нет. Этот последний.
Мальчишка захохотал, запрыгал на месте, разбрасывая из-под ног клочья растущих вдоль тропы сорняков.
– Так я знаю, кто мог бы его починить! – беззаботно, нисколько не опасаясь откровенничать с незнакомцем, завопил он.
Сердце Сун-у забилось вдвое быстрее прежнего.
– Вот как? – с деланым равнодушием пробормотал он. – В этих краях обитают те, кто упражняется в сомнительном искусстве… починки вышедших из строя вещей?
Мальчишка важно кивнул.
– Техно? – оживился Сун-у. – И много ли таких здесь, возле этих древних руин?
Из-за куч обломков и шлака один за другим повыскакивали чертенятами еще несколько чернокожих мальчишек и две-три маленькие кареглазые девочки-банту.
– Что там стряслось с твоим кораблем? – заорал один. – Не заводится?
Вся компания с воплями забегала, заметалась вокруг неспешно идущего путника. Необычайно буйные, очевидно понятия не имеющие о дисциплине, детишки принялись ходить колесом, затевать потасовки, кувыркаться, гоняться друг за дружкой, как полоумные.
– Многие ли из вас, – в возмущении осведомился Сун-у, – восприняли первое наставление?
Детишки настороженно умолкли, пристыженно переглянулись, но ни один не ответил ни слова.
– Эльрон милосердный! – ужаснулся Сун-у. – Выходит, все вы до сих пор живете в невежестве?
Детишки виновато потупились.
– Как же вы собираетесь достичь гармонии с волей мироздания? Как думаете постичь божественный замысел? Нет, это уж слишком!
Поразмыслив, он указал пухлым пальцем на одного из мальчишек:
– Вот ты! Готовишься ли ты ежеденно и еженощно к будущей жизни? Стремишься ли к самоочищению, ни на минуту не забывая о Чистоте? Отказываешь ли себе в мясе, в любовных играх, в забавах, в денежной выгоде, в образовании и досуге?
Увы, ответ был очевиден: их безудержный смех и игры как нельзя лучше свидетельствовали, что все они до сих пор далеки от гармонии и Чистоты… а ведь Чистота – единственный путь к постижению предвечного замысла, сути Колеса мироздания, на коем без остановки кружится все живое!
– Бабочки! Мотыльки! – гневно фыркнул Сун-у. – Чем вы лучше зверей лесных и птиц полевых, живущих, не думая о завтрашнем дне? Резвитесь, играете ради сиюминутной забавы, полагая, будто нынешний день никогда не сменится днем грядущим! Подобно насекомым…
Однако упоминание о насекомых тут же воскресило в памяти образ жирной синебрюхой мухи с прозрачными крылышками, копающейся в полусгнившем трупе огромного ящера, и желудок Сун-у едва не вывернулся наизнанку. Кое-как совладав с тошнотой, он решительно зашагал дальше, в сторону ряда хижин, показавшихся впереди.
Повсюду вокруг, в полях, трудились хлеборобы. Тонкий слой почвы поверх корки шлака, редкие, чахлые стебли пшеницы тоскливо качаются на ветру… Земли хуже этой Сун-у еще не видел: здесь металл, доходивший почти до поверхности, чувствовался под ногами. Работавшие – мужчины, женщины – согнувшись вдвое, поливали хилые посевы из жестяных банок, древних металлических сосудов, откопанных среди руин. Следом за ними катила грубой работы повозка, запряженная волом.
Женщины у края соседнего поля вручную, по одному, выпалывали сорняки. Жертвы кривоголовок, червей-паразитов, кишащих в почве, все они двигались медленно, неуверенно… ну да, еще бы: походи-ка всю жизнь босиком! Детишки эту заразу еще не подцепили, но вскоре та же судьба постигнет и их.
Подняв взгляд к небу, Сун-у возблагодарил Эльрона. Каких же страданий исполнена жизнь в этих местах! Суровейшие испытания – вот они, буквально на каждом шагу. Должно быть, души всех этих людей, закаленных в жарком горниле, уже очистились до невероятной, немыслимой степени!
В тени, рядом с дремлющей матерью, спал мирным сном младенец. Глаза малыша облепили мухи, а мать его тяжело, хрипло дышала, приоткрыв рот. Ее смуглые щеки налились нездоровым румянцем, живот вздулся бугром. Снова беременна… скоро еще одной бессмертной душе предстоит подняться по лестнице воплощений ступенью выше. Огромные, вислые груди спящей, вывалившиеся во сне из выреза засаленного халата, колыхались, подрагивали в такт вдохам.
– Подите сюда, – резко, отрывисто бросил
