Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)
На прямой вопрос Тверского я ответил, что устанавливать на линкор надо первым делом оружие. Все шахты ракет, все турельные батареи, все пустует — ни один корабль вам не продадут с заряженными оружейными отсеками. Нужно было усиливать его боевой группой легких истребителей, ведь военное положение означало, что кораблю придется воевать, а как будет воевать корабль без хорошей поддержки?
Будь корабль приколот в доках одной из торговых планет, я бы попросил установить отстреливаемые одноразовые усилители впрыска, чтобы в случае смертельной опасности корабль мог единоразово выработать мощный форсаж и уйти из-под выстрела. Такие вещи никогда не бывают лишними.
Тверской слушал меня в пол-уха, и я сразу понял, что он ждал от меня советов по перестройке интеллектуальных систем корабля. Полковник знал, что я летал на полуразумном корабле, но неужели они взялись встроить активный модуль в линкор? На отладку его потребуются месяцы!
О своих наблюдениях я ничего не сказал, продолжая настаивать на оружии, потом спросил, когда будет переоформление линкора.
— Скоро, — отозвался Тверской хмуро. — А пока тебя выписывают. Вставай на ноги, Антон, таким квелым ты никому не нужен.
Весь следующий день я провел в спортзале, под надзором Стаса пытался привести свое тело в порядок. Вымотался до смерти, вечером напился и уснул.
Мы со Стасом почти не разговаривали, нам нечего было обсуждать, а говорить сердечно не позволяла прослушка.
Утром меня вызвали в медицинский центр, сделали пару каких-то уколов, потом отправили в другой кабинет — взяли кровь.
И с чего бы это такое внимание? — озадачился я.
После процедур я вышел на улицу и присел на лавку, раздумывая о том, что сегодня опять придется тренироваться. Тело охотно шло на поправку, и была надежда, что за пару дней я окончательно восстановлюсь.
— Доров? — из-за угла вынырнул Тверской. Был он, как обычно, в своем сером костюме, развязный, свободный, присел рядом и закурил.
— Чего хотел? — неприветливо уточнил я.
— Хорошие новости, я нашел твою жену.
Внутри все оборвалось.
— Ты отправил Нату на заброшенную резиденцию Родеррика Стерта, твоего старого друга, убитого андеанцами. Было это умно. Оказывается, этот участок с домом был записан на подставное лицо, но выкуплен тобой. Очень ловко, пришлось экспертам здорово потрудиться, чтобы это выяснить! Давно не встречал таких хитроумных манипуляций с финансами. Конспиратор!
— Спасибо за помощь, теперь моя семья воссоединится, — натянуто ответил я. — Когда переоформят корабль?
— Это невозможно, — хмыкнул полковник, глядя на меня насмешливо. — Понимаешь ли, наши юристы ничего не смогли сделать. Ты сам подписал договор, ты его хоть читал?
— А что там? — деревянным голосом спросил я.
— Ты купил корабль для личного пользования. Он не может быть перепродан никогда, только утилизирован. Даже передать его невозможно, так как управление РДС35098356 — видал, я уже все циферки запомнил, столько в ваших документах копался — должен быть пилотируем Антоном Доровым. Так что поправляйся, капитан, — слово «капитан» он выплюнул с презрением, которое невозможно было не заметить. — Мы летим.
— Мы? — хрипло уточнил я.
— А ты что думал? Экипаж в сборе, я, так уж и быть, покомандую абордажной группой и побуду твоими личными мозгами. Я — твой ум, совесть и сдержанность, а то ведь натворишь дел. Кстати, ты даже не знаешь, насколько был прав на счет семьи! Мне Натали рассказала, что вы всегда мечтали вместе улететь в космос, и я подумал: а почему бы и нет? Девочка ведь лейтенантские погоны носит, в отличие от тебя, она профессиональный пилот, хотя и не имеет боевых вылетов… Будет вторым пилотом.
— Она беременна, ты в курсе?
— А ты не расчувствовался, я смотрю, — хмыкнул Тверской. — Удивлен. Я думал, ты хуже собой владеешь. Я ей все честно рассказал, как Земле нужен этот вылет, как это важно для тебя, как ты рвешься в космос…
— Падаль…
— … и она все поняла. Девчонка тебя очень любит, Доров, редкая женщина пойдет на аборт ради того, чтобы быть рядом со своим мужиком.
Я встал, сжал в руке окурок, не чувствуя боли от жгучего уголька. Внутри взорвалась пустота, которая эхом ударов сердца стучала в висках.
— Я сделаю все, что скажешь, только отмени все это…
— Поздно, Антон, теперь тебя ничего не держит. Она уже сделала аборт и проходит реабилитацию. Через два дня приедет сюда.
— Признайся, ты заставил ее силой!
— Глупости говоришь, она пошла в клинику сама и сделала аборт, ей никто не угрожал. Не морочь себе голову, теперь все будет просто отлично. Наши эксперты сделали полный слепок твоего корабля для тренажера, госпожа Дорова полетает пока на нем, чтобы обрести хоть какие то навыки. Ясное дело, что учиться подобному пилотированию надо месяцами, но у нас нет этого времени. Думается, ты научишь ее тому, что она не подхватит на лету. Да ты бы радовался, дурак! Тебя ничего не держит, ты сам говорил, что в космосе на своем месте, вот и отправишься туда, где ты нужен. И даже жену не потеряешь, она будет все время с тобой. Я постарался максимально облегчить твою участь, но мне не разрешили набрать твою старую команду. Вон, Дока можешь взять с собой, Покровский, словно покладистая болонка, предан тебе всей душой и телом.
— Я не полечу, — сказал я отстраненно. — Ты совершил ошибку, заставив мою жену сделать аборт.
— Она сама, — встрепенулся полковник.
— Тем хуже для нее. Я никуда не полечу, и завтра же подам на развод. У тебя не осталось рычагов давления на меня, Яр, иди ты…
— Не скажи, ты же не хочешь, чтобы я что-то сделал с семьей Покровского? Ах ты, неблагодарный сопляк! Для тебя все управление старалось, чтобы отмазать от убийств, чтобы жену твою найти и семью объединить, а ты мне тут препираться вздумал?! Ты полетишь, еще как полетишь, или я расскажу, по чьей вине Покровскую мать переехал грузовик, а Покровскую дочь продали сутенеру в Турцию.
Сделав над собой огромное усилие, я разжал кулак. Пепел и раздавленный окурок упали на асфальт.
— Так то лучше, мой дорогой. Завтра тебя допустят на корабль, так что осваивайся.
— Я полечу если… — чеканя каждое слово, прорычал я, — моя бывшая жена останется на Земле. Видеть ее не желаю!
— А я думал, ты попросишь еще кого-нибудь из своей прошлой команды в группу, — хмыкнул Тверской.
— Я не готов подвергать кого-то из друзей тому, что вы сделали со мной, — равнодушие в голосе далось мне с неимоверным трудом.
— Ты снова удивил меня, Доров, в какой-то момент показалось, что ты попробуешь дать мне по роже. Очень хорошо, что ты понимаешь все правильно: ничего не изменится. В вопросах государственных задач нет плохих или хороших методов, есть только цель и результат.
— Это грязно, не стоит посвящать меня в свое дерьмо.
— Ну конечно! Ты же у нас такой герой! Спаситель. У тебя своего дерьма в душе хватает, вот что я тебе скажу. Натали полетит, потому что у нас нет хорошего пилота. Даже второго. Да и первого тоже нет, если не найдем, думаю, придется привлечь Рика Ирина.
— Не вмешивай туда наших, не ломай чужие жизни, — почти взмолился я. — Ты и так уже наломал…
— Только цель, Доров, и результат, — полковник развернулся. — Сейчас тебя вернут в гостиницу, так что не скучай.
Поднявшись на бесшумном лифте, я твердо прошел по коридору, у номера 2111 с одного точного удара вырубил охранника, взял у него пистолет и, развернувшись, пошел прочь. Надеюсь, Стас не слышал, что происходило за дверью его номера и, надеюсь, он не пойдет за мной. Ни к чему. Я ни с кем не готов делить хаос и смятение, я не хочу, чтобы он видел, как я теряю над собой контроль.
Чем же я руководствовался на тот момент?
Яростью. Пониманием, что меня и пальцем не тронут. Почему? Очень просто! Единственный, кто имеет право поднять линкор с Земли, это я. Если не я, то никто. Корабль конфискуют сразу же, как только засекут. Видимо, таков мой контракт о покупке.
Прошла всего неделя с тех пор, как я купил линкор, но мир перевернулся с ног на голову. Калейдоскоп событий захлестнул меня подобно жуткому валу и стер все привычное; словно насмехаясь, отравил жизнь, но выжег все тепло из моей души, поселив там пустоту и отчаяние.
Я назову корабль не Надежда — ее у меня не осталась.
Я бы назвал свой линкор тем чувством, которое сейчас переполняет меня — Ярость — но линкор с таким именем погибнет в первом же сражении.
Я бы назвал линкор «Месть», но он будет обречен скитаться в космосе, пока не найдет свою погибель.
Свой корабль я назову «Шквал». Он будет обрушиваться на врагов так же, как все эти события вылились на меня; он будет стирать их в порошок подобно воде, гибкой и текучей, неуязвимой и беспощадной, потому что стихию невозможно победить или переиграть. От нее можно лишь бежать, надеясь на спасение.
