Цитадель Гипонерос - Пьер Бордаж
Крики тропиков пронизывали тонкие стены из лиан и соломенную крышу. Йелль так побледнела, что Афикит на какие-то секунды решила, что та умерла. Она наложила большой и указательный пальцы ей на шею, нащупала яремную вену и почувствовала очень слабое биение сердца девочки.
— Долго она не продержится, — выдохнула отчаявшаяся молодая женщина.
В свою очередь в кабинет влетели Сан-Франциско и Феникс. Черты их обычно непроницаемых лиц исказил ужас.
— Моя голова подсказывает мне, что эти люди свои собственные совершенно потеряли! — негодовал Сан-Франциско. — Они накинулись на трупы полицейских, порезали их на мелкие кусочки и раздавали зрителям.
— Они и нам предложили поесть! — добавила Феникс. — Наши головы посоветовали нам принять, чтобы не идти против их обычаев, но нашим сердцам отвратительна мысль о поедании человеческой плоти.
Она разжала руку и выпустила небольшой кусок окровавленного мяса, который с глухим стуком упал на утоптанную землю. Багровые капли запачкали ее просторную белую мантелетту, а заодно накидку Сан-Франциско.
— Этот обычай и мне показался мерзким, когда я прибыл в миссию, — сказал Эктус Бар, нарушая все тяжелее повисающее молчание. — Со временем я свыкся. Это, кстати, больше, чем простое привыкание: я сам с удовольствием поглощал человеческую плоть, когда понял смысл, красоту этого ритуала.
— И моя голова, и мое сердце оба хотели бы узнать, в чем же это красота антропофагии, — заявил Сан-Франциско.
Как и Феникс секундой ранее, он разжал руку и выронил бело-красный кубик из кожи и мяса, откатившийся к подножию койки.
— Тропики полагают, что, поедая плоть тех, кого они приговорили к «отвратительной смерти, которую человек причиняет себе сам», они принимают на себя часть их судьбы, часть их страданий, — вернулся к теме миссионер. — Они уберегают их от бесконечных скитаний по мирам проклятых душ. Они к тому же считают, что глотание этого мяса не даст им свернуть с пути, избавит от совершения тех же ошибок. Своего рода митридатизация[20]: каждый из жителей Бавало — мужчины, женщины и дети, — впитывает крошечное количество того духовного яда, который привел этих людей, полицейских, кардинала, экзархов, к осуждению на моэ тохи ажумбе.
— Красота этой традиции ускользает от моей головы! — обронила Феникс сквозь поджатые губы.
Эктус Бар вернулся к шкафу и торжественным жестом растворил двери, открывая аккуратные ряды (единственное место, где внутри миссии был мало-мальский порядок) книгофильмов, фишей и кодопосланий.
— Я копил заметки, голографические отчеты и записи целых пятнадцать лет. Я описал более двухсот различных обрядов, которые охватывают все события в жизни тропиков — похороны, свадьбы, рождения, битвы, — и ни один из них не оставил меня равнодушным. Вызывая в той или иной мере изумление, восхищение, отвращение, эти ритуалы разрушили защитный комплекс моего образа мыслей как крейцианина и осгорита, строившийся веками из догм — религиозных или научных. Они дали мне иное видение. В случае с каннибализмом они научили меня прощению: есть плоть человека моэ тохи ажумбе — значит не только освободить его от его ошибок, приняв его в собственном теле, но и признать, что никто не застрахован от заблуждений.
— А растительный яд, которым вымазаны эти несчастные, он не опасен для тех, кто ест? — спросила Афикит.
— Каждый по отдельности глотает слишком мало, чтобы испытать губительные последствия. Тем не менее, кое-какие второстепенные последствия есть, вроде неприятного зуда, или накатывает липкий зловонный пот, а у мужчин случается болезненная эрекция, длящаяся более недели.
Лихорадочный взгляд Эктуса Бара остановился на двух кровавых кусочках, валяющихся на полу.
— Терпеть не могу расточительство… — внезапно прошептал он хрипло.
Он подошел к изножью койки, присел, отогнал набежавших насекомых, поднял два куска мяса, обмахнул их кончиками пальцев и, не колеблясь, затолкал себе в рот. Затем он встал и, глядя в пространство, с явным удовольствием их прожевал. Вопли тропиков снаружи утихли. В восстановившейся тишине, нарушаемой только жужжанием насекомых, исходящие от жующего и глотающего миссионера звуки отдавались с необычным, жутким резонансом.
— Моя голова и мое сердце задаются вопросом, как вам удается примирить с подобными практиками религию Крейца, — заметил Сан-Франциско.
— От этого компромисса зависит мое физическое, умственное и духовное равновесие, — ответил Эктус Бар, продолжая перемалывать зубами свою необычайную пищу. — Я бы давно был мертв, если бы, к примеру, упорно соблюдал свои обеты целомудрия… Моя очередь задать вам вопрос. Легенда гласит, что воители безмолвия путешествуют мысленным усилием; зачем в этом случае прибегать к дерематам миссии?
На это ответила, подняв глаза на миссионера, Афикит. Ей овладело недолгое, но свирепое желание заставить его выплюнуть изо рта гадкое содержимое.
— Сан-Франциско и Феникс еще только предстоит познакомить с антрой.
— А вы? Говорят, вы — одна из последних мастеров индисской науки…
— Я не чувствую, что достаточно восстановилась после реанимации. Кроме того, я не хотела расставаться с дочерью.
— Вы подтвердите, что при обычных обстоятельствах смогли бы путешествовать силой мысли?
— Мгновенный мысленный перенос — это не цель, всего лишь средство…
— Разве скаиты не использовали тот же процесс, когда исчезли?
— Мы совсем ничего не знаем о скаитах, или же так мало…
Одновременно она подумала, что Тиксу, может быть, погиб, пытаясь узнать больше о посланниках Гипонероса, и ее с новой мощью накрыла волна отчаяния.
— Перенос мысленным усилием — это явление, невообразимое для рационального ума, — добавил миссионер. — Церковь и официальная наука боролись с этой идеей с редкостным неистовством потому что она, точно так же, как ритуалы тропиков, бросает вызов самому понятию контроля над разумом, она полностью нарушает правила игры. Вы принимаете меня за ненормального, не правда ли, но в глазах бесчисленных подданных империи Ангов вы тоже ненормальны: люди, управляемые непостижимыми законами…
— Гоки! — воскликнул Сан-Франциско. Глянув на озадаченного Эктуса Бара, он добавил: — Так мой народ называл другие расы вселенной. Моя голова теперь понимает, что это слово можно перевести как «ненормальные»…
Он почувствовал, что за спиной кто-то есть, замолк и обернулся. В медицинскую комнату неслышно пробрались четверо тропиков-старейшин: двое мужчин и две женщины. Свет лампы подчеркивал их морщины, увядшую кожу, выступающие очертания костей, подкрашивал янтарным их длинные белые шевелюры и редкие волосы на лобках. В
