Мишель Демют - Барабаны Австралии (2095)
Брат Доломар попытался собрать воедино разбегающиеся мысли. Эти два солдата, полинезиец и европеец, которые своей дружбой начисто отрицали войну, мешали ему сосредоточиться. Они не позволили ему сразиться со странными черными существами. А теперь они говорили очевидные вещи, и это ослабляло его уверенность в себе. Ему не удавалось сконцентрироваться на мыслях о Святом Франсуа, на словах, которые столько раз повторял ему брат Лезье.
Он сам уловил что-то знакомое в неясных силуэтах людей, по-прежнему игнорировавших его. Точно так же, как сразу определил необычность чужаков, которых полинезиец называл ангелами.
Были ли они ворами?
В этом случае люди были их поставщиками.
Сейчас он и оба солдата присутствовали при сцене грабежа или, точнее, контрабанды, такой же древней для человечества, как сама война.
– О, эти проклятые барабаны, - простонал солдат-европеец.
– У него башка немного вышла из строя, - пояснил полинезиец, положив руку на плечо брата Доломара. - Его наверняка прооперировали. А тут еще столько странного, что произошло здесь… Это не слишком помогло ему войти в норму. Послушайте, отец мой…
– Брат мой, - машинально поправил его брат Доломар.
– Вы когда-нибудь видели, как оживает покойник? А вот он видел. И этим покойником был я. Они способны даже на такое. Сначала они заставили меня покончить с собой - они так наказали меня. А потом…
Брат Доломар вздохнул. Приближался рассвет. Неожиданно он вспомнил Марс. Если бы главный комиссар сейчас попался ему в руки, легкой смерти он бы не дождался.
– Расскажите мне все, - негромко и удрученно произнес он.
Когда полинезиец закончил свой рассказ, небо уже полностью посветлело. Активная деятельность на ферме прекратилась. Электрокар по-прежнему стоял во дворе, но силуэты черных незнакомцев больше не появлялись в поле зрения.
– Чужаков там уже нет, - неожиданно заявил солдат-европеец. - Они ушли туда, откуда появились.
– Они уходят каждое утро, - сообщил полинезиец. - Ты же знаешь, что они боятся дневного света.
– Лица светского сословия в отчаянии хватаются за давно забытые мифы, - пробормотал брат Доломар. - Нет, если рассуждать логично, то дело совсем не в этом. Дело не в дневном свете, а, скорее, в положении Земли на орбите. - Он вытянул руку. - В этом доме находится Передатчик. Я не знаю, как он выглядит. Он, скорее всего, установлен в подвале. Я должен осмотреть его. Моя задача достаточно проста…
– Здесь не может быть ничего простого! - Полинезиец удержал его за рукав. - По-моему, ферма очень смахивает на ловушку. Почему на одежде этих людей, которые каждую ночь доставляют сюда разные товары, те же эмблемы, что и на вашей? Вы можете объяснить это, ссылаясь на вашу Святую Церковь и все ее заповеди? Вам не кажется, что вы встреваете в дела, которые вас не касаются? - Полинезиец, кажется, почувствовал себя более уверенно. - Вот что я скажу вам, отец мой: вас просто подставили, как и всех нас. Папашу, который лежит рядом, этого беднягу с не совсем здоровой головой, меня, который больше никогда в жизни не возьмет в руки оружие… Вас тоже обманули. Вы подчинились сволочному приказу, даже не поняв, что от вас просто хотели избавиться. Парни с моего острова тоже решили прикончить меня. И хоп! Я тут же очутился в первых рядах! Вы еще не переварили это, отец мой? Любая война - это, прежде всего, операция по ликвидации нежелательных элементов. Все происходит, как на качелях. Едва ты поднимешься на самый верх, как тут же падаешь вниз. И всегда где-нибудь подвернется война, большая или малая… Вы никогда не читали историю Америки до того времени, как они оказались в дерьме, после чего миллионы бравых американских парней бросились помогать нам создавать Великую Тихоокеанскую Империю?… То же самое случилось и с вами, отец мой… Ваша Святая Церковь…
Внезапно брат Доломар перестал слышать воркотню пацифийца. Да, он все еще улавливал медленный, глухой рокот потока энергии. Но теперь он вспомнил слова брата Лезье, произнесенные им в тот день, когда он вопреки своему желанию покинул Станцию, чтобы очутиться в Полюсе, этом холодном и мрачном городе, среди военных и роботов-функционеров.
Он встал и шагнул вперед.
День уже наступил.
Таинственный ветер больше не мешал ему.
Рокот барабанов постепенно стихал.
Ничто больше не шевелилось на ферме.
Брат Доломар кинулся бегом к низкому строению.
Позади себя он услышал топот и понял, что оба солдата последовали за им.
«Помогите мне, - подумал он. - Не оставляйте меня одного!»
Он был в нескольких шагах от дверей, когда на пороге появился человек. Они оба резко остановились.
– Отец мой, - пробормотал брат Доломар, - что вы здесь делаете?
У человека было удлиненное лицо, изрезанное глубокими морщинами. Длинные пряди светлых волос падали ему на плечи. На груди у него была видна эмблема Святого Ордена, а с пояса свисал предмет, о назначении которого брат Доломар не имел представления.
Незнакомец поднял правую руку, очевидно, чтобы осенить брата Доломара знамением, и тот хотел ответить ему тем же.
– Нет! - рявкнул позади него знакомый голос. - На землю! Быстро!
Наверное, он подчинился, но совершенно машинально. Потом он снова оказался на ногах и склонился над лежащим. Он увидел две иглы, вонзившиеся в тело на уровне ключиц, совсем рядом, в нескольких сантиметрах одна от другой.
Полинезиец опустился на колени. Его смуглое лицо было печальным.
– Я был вынужден, отец мой. Эти люди… Они далеко не ангелы. Они убили бы вас.
Брат Доломар почувствовал, что его лицо исказила нелепая гримаса. Он растерянно поднял взгляд к бледному небу. Два аэрокара уносились в зенит, и за ними тянулась странная цепочка небольших комочков розового тумана.
– Он принадлежит к Святой Церкви, - прошептал он. - Он тоже подчинялся приказу.
Мимо них протопал солдат-европеец и стал неторопливо подниматься по ступенькам.
* * *Антон Йодрелл спустился по лесенке с пирса на палубу белой яхты, вставшей на якорь неподалеку от старого моста.
– Куда это ты собрался, папаша? - послышался голос за его спиной.
Обернувшись, он увидел перед собой секретаря яхт-клуба, с которым давно мечтал познакомиться.
– Дай-ка мне руку, папаша. Мы пойдем туда вместе.
Чудесное утро на озере Четырех Кантонов. Мачта с парусами ослепительной белизны над палубой.
Антон остановился, потрясенный. Ему никогда не доводилось подниматься на столь роскошное судно.
Капитан направился к ним навстречу. Он был в белоснежной тунике, но прицепленные к ней знаки различия выглядели как-то странно. Его можно было принять за духовное лицо.
– У нас пока еще есть время, - промолвил он. - Активность сохраняется на прежнем уровне. Нас атаковали. Но мы ничем не рискуем. Рано или поздно мы выберемся отсюда. Мы должны разобраться в нас самих. Мы не умрем. Мы будем жить. Мы будем жить вечно, но наша жизнь при этом не продолжится. Не забывайте, что…
Какой-то странный был этот капитан…
Они отчалили.
Над озером пылало солнце.
Лебеди расплывались в стороны перед носом яхты.
– Попробую-ка я половить рыбу, - заявил Антон Йодрелл.
Яхта летела над зеркальной гладью. Она неслась все быстрее и быстрее, словно это была лодка с подвесным мотором. Или аэроглиссер. Тем не менее, он расположился на носу и развернул снасти.
Он выбрал небольшую вращающуюся блесну для окуня, золотистую пластинку с красными полосками. На катушке была почти невидимая леска 0,28 мм.
Он забросил блесну и удобно устроился в шезлонге.
Первая же хватка была просто потрясающей. Но он успел вовремя среагировать, хотя ему и пришлось ухватиться одной рукой за леер. Это явно была щука. Рыбина бешено сопротивлялась.
Ему удалось отойти назад на пару шагов, не переставая наматывать лесу на катушку.
Но судьба сыграла с ним свою очередную коварную проделку.
Он поскользнулся, попытался восстановить равновесие, но не удержался на ногах и кувыркнулся в воду, не выпуская из рук удилища.
Вода оказалась неожиданно теплой. Он без усилий держался на поверхности, и щука неторопливо увлекала его за собой.
– Все равно я тебя не отпущу, - подумал он.
* * *Это был лист, который пережил зиму. Он возрождался на глазах. Сначала развернул сеть своих прожилков и стал похожим на крыло летучей мыши. Потом на его поверхность вернулись краски: сначала багровая, потом желтая и, наконец, зеленая, изумрудно засветившаяся в лучах летнего солнца.
Появились тени. Сеть прожилков преобразовалась, и брат Доломар увидел на поверхности листа облик брата Лезье. Он закрыл глаза, помотал головой и пробормотал что-то нечленораздельное.
Здесь было почти холодно, в этом месте между двумя воспоминаниями.
Было ли это место преддверием ада? Может быть. Потому что он вспомнил, что сделал с бедной девушкой на набережной Антверпена в вечер всеобщей смуты.
