Ольга Ларионова - Чакра Кентавра
И в то же время не похоже было, что он спешит вернуться на Джаспер.
Мокрые и счастливые, уносящие в волосах кристаллики соли, юноши вскакивали на коней и возвращались на корабль. Последним покинул берег эрл Асмур, сквозь темное лицевое стекло скафандра проследивший полет ширококрылой птицы, брезгливо сторонящейся кромки воды, словно угадывая там, в глубине, бесшумное скольжение спасенных чудищ.
Перелет оказался счастливым: планета, на которую они опустились, прожаренная солнцем и окутанная плотными сернистыми газами, не позволила бы людям сделать ни единого вдоха — но тем не менее привередливый крэг, за которого так боялся Дуз, благосклонно кивнул в знак согласия и навсегда покинул мак, напустив в дузову каюту нестерпимой вони. Да, неисповедимы причуды крэгов… Но теперь остался только один — поводырь матери командора, Тариты-Мур. И последняя звезда созвездия — Седло Кентавра.
10. ЗВЕЗДОЧКА-ВО-ЛБУ
У Седла было только три планеты, и две из них пришлось обойти стороной: они были густо заселены какими-то разумными существами. Может быть в чьей-то душе и шевельнулось завистливое воспоминание о тех далеких временах, когда люди Джаспера свободно путешествовали по необозримым звездным просторам, исследуя чужие миры и радуясь даже отдаленному намеку на разум… Теперь для этого не было ни времени, ни людей. Исполнить сыновний долг — и скоренько возвращаться домой, где и без того слишком много забот. Зеленый Джаспер, который когда-то называли веселым Джаспером, не мог позволить своим сыновьям покидать отчий кров надолго.
Поэтому высадились прямо на третью планету, молчаливую, с жиденькой атмосферой и громадной, дымной впадиной, где чадили естественные выходы горючего газа. Здесь, похоже, жизнь и не думала зарождаться, тем не менее крэг, поднесенный к краю этого древнего метеоритного кратера — самого теплого уголка планеты — брезгливо отвернулся и скрежещущим голосом, каким говорят с людьми крэги (никто не слышал, чтобы они переговаривались между собой) произнес:
— Камни.
Все недоуменно переглянулись: камни, как камни. Крэг вроде бы не отказывался от планеты, но что значили его слова — камни следует убрать? Уничтожить? Вышвырнуть в космос?
Асмур бережно отнес материнского поводыря обратно на корабль и осторожно спустился в дымную долину. Здесь, на порядочной глубине, кислорода хватало, чтобы поддерживать горение естественных факелов, но чтобы жить… Как правило, крэги не терпели только живых существ. Почему же тогда Тарита-крэг невзлюбил какие-то мертвые камни? Они попадались то тут, то там, и во всей долине их насчитывалось около сотни, но их на удивление правильная прямоугольная форма наводила на мысль, что это — огромные кристаллы. Асмур провел по поверхности одного — под слоем пыли, действительно, блестела изумрудно-зеленая грань исполинского берилла. Следующий отливал лиловато-сиреневым аметистом, а чуть дальше чернел турмалин. Чем они пришлись не по душе крэгу?
Но вопрос был праздным: пожелания крэга — закон. Взмахом руки командор созвал дружину, и все вместе они попытались поднять или сдвинуть с места самый скромный их этих кристаллов — поставленный на малую грань, он достал бы Гаррэлю до груди.
Однако камень не сдвинулся с места.
Рукояткой десинтора Асмур попытался отбить уголок — камень был неуязвим. Острие кинжала о него тупилось, плазменный разряд не оставлял на поверхности никакого следа.
Дружинники переглянулись. Борб пожал плечами и отправился на мак за переносным аннигилятором, а настойчивый эрл тем временем перепробовал на зеленом кристалле все возможные калибровки своего десинтора. Борб, волоча на загривке тяжелый агрегат, уже возвращался от корабля, как вдруг до командора донесся его изумленный крик:
— Древние боги! Они же движутся!..
И действительно — сиреневый каменный брус медленно приближался у Асмуру, словно его толкала невидимая сила. Эрл сделал знак звездным дружинникам, и они расступились. Теперь в тишине, нарушаемой только потрескиванием пламени, отчетливо был слышен скрип песка — два камня, зеленый и лиловый, ползли навстречу друг другу, наращивая скорость, а между ними стоял Асмур.
— Берегись! — крикнул Гаррэль, но командор опередил его предостережение и, оттолкнувшись от сухой почвы, резко отпрыгнул в сторону — в тот же миг раздался оглушающий грохот, и радуга мельчайших осколков взметнулась над тем местом, где две монолитные глыбы столкнулись с такой силой, что обе рассыпались на куски.
— Эрл Асмур!..
Еще два камня сшиблись с орудийным грохотом, и снова Асмур, даже не оглянувшись, а повинуясь какому-то инстинкту, успел отскочить. А слева и справа, набирая скорость, двигалась новая пара нападающих — теперь уже можно было отступать в сторону без паники, потому что глыбы подчинялись простейшим правилам игры: во-первых, приходили в движение только те, между которыми оказывался непрошеный пришелец; а во-вторых, ползли они только по прямой, переходя в стремительное скольжение только тогда, когда между ними оставалось не более шести шагов.
Эрл нетерпеливо махнул рукой — всем отойти как можно дальше, чтобы люди или ползучий дым не помешали ему вовремя заметить надвигающуюся опасность. Быстро темнело, и красноватые блики естественных факелов, отражаясь в бесчисленных осколках уже разбитых камней, рассыпали кругом мириады разноцветных искр, придавая этой странной игре вид экзотического представления. Теперь Асмур сам выбирал себе нападающих, становясь между выбранными кристаллами и хладнокровно наблюдая, как они с тупой размеренностью набирают мощь для смертельного удара, не предполагая в противнике большей проворности, чем имели сами. И, недоступные воздействию человеческого оружия, погибали, разрушая сами себя…
Грохот и снопы каменных брызг прекратились внезапно — оглянувшись по сторонам, Асмур вдруг с удивлением увидел, что в долине не осталось ни одного целого камня. Мелкие осколки, по которым нельзя судить о строении загадочных монолитов… Вот и еще одна загадка чужого мира осталась неразгаданной… Он медленно пошел к кораблю, нагибаясь и подбирая сверкающую самоцветную мелочь, и Гаррэль, с мучительной тревогой глядевший ему вслед, мог бы прозакладывать голову, что с каждым шагом командор все неохотнее подымается по склону.
Он не хотел возвращаться на Джаспер!
Эрл Асмур добрался до края кратера, где мерцающей нездешней громадой высился их девятигранный мак. Не оглядываясь, открыл раздвижной люк и исчез внутри. Его спутники, не шевелясь, следили за его движениями — то ли всем передалось настроение Гаррэля, то ли они сами что-то почувствовали…
— Пусть он проститься с Тарита-крэгом, — прошептал Эрм.
Они ждали, глядя в безлунное небо — белое крылатое существо, как бы быстро оно ни поднялось, не могло остаться незамеченным. Но время шло, а крэг не появлялся. От дыма и напряженного вглядывания в темноту глаза начали слезиться, что-то мелькало и чудилось — как будто над кораблем расправило крылья нечто темное и бесплотное, как сама ночь. Если бы в этом дымном аду могли водиться птицы, они решили бы, что видят сумеречного грифа; если бы этот мир населяли неведомые твари, то можно было бы угадать очертания гигантской летучей мыши. Если бы по этой скудной каменистой почве ступала до них нога джасперианина, то они решили бы, что в беззвездной ночи взвился стремительный черный крэг.
Но здесь не было ни грифов, ни крэгов. Дальнейшее ожидание становилось бесполезным, и все, движимые странным предчувствием, заторопились к маку.
Стенки центрального помещения были медово-прозрачны, и в кресле, уронив на пол толстую книгу «Анналов», полулежал эрл Асмур — совсем как в тот вечере, когда они вернулись после охоты на кентавров. Сколько с тех пор утекло времени, сколько чужих миров они повидали — и за все эти дни они не услышали от своего командора ни единого слова.
Страшная догадка перехватила дыхание, и Гаррэль пронял, почему прославленный воин не торопится домой: он потерял дар речи!
Но в этот миг, опровергая его непрошенную догадку, эрл Асмур поднял голову, как всегда, защищенную непрозрачной пленкой скафандра, и рука в темно-лиловой перчатке инстинктивно, как от боли, сжала горло:
— Тарита-крэг не согласен, — послышался очень тихий, хриплый до неузнаваемости голос.
Рука в перчатке опустилась и легла на книгу, указывая на ту самую звезду, которую они обошли стороной — запретную Чакру Кентавра.
Ту самую, которую кто-то любовно назвал Звездочкой-Во-Лбу.
К ней подходили неторопливо, заранее отметая неподходящие планеты, а таких было большинство: или чересчур жаркие, или слишком большие, а одна, к прискорбью, была заселена достаточно развитыми гуманоидами, чьи города гроздьями огней расцвечивали ночную сторону. Оставалась четвертая планета, такая же каменистая и безлесая, с разреженной стылой атмосферой; она напоминала ту, от которой Тарита-крэг уже один раз отказался. Командор подвесил мак в безвоздушном пространстве, давая крэгу возможность полюбоваться на вакантное обиталище со стороны. Дружинники, уже насмотревшиеся на самые разнообразные миры и вблизи, и издали, бесцельно слонялись по соседским каютам, готовые к возвращению домой — и всеми силами скрывавшие эту готовность: и только Скюз, меткий стрелок, разглядывал не планету, а млечный поток чужих светил, словно высматривая себе подходящую цель.