Ирина Кассета - Сквозь тернии к звездам или а Вас, прошлое, я попрошу остаться (СИ)
— Хорошо, свой номер Вы сообщили, пойду, обрадую ваших родных, — сказал он и вышел, мама, папа, как же я по вам скучала.
Вечером зашла медсестра, врач так и не появлялся.
— Девушка, а где Анатолий Иванович? — спросила я.
— У него операция сложная.
— А когда мне можно будет выписаться?
— Завтра вечером, если Вы себя хорошо чувствуете, — сказала девушка и ушла из палаты, нервная какая-то.
Ни на следующие утро, ни днем, врач не появился, когда я вечером приводила себя в порядок и готовилась к выписке, ко мне в палату зашло четыре мужчины: один в форме (судя по погонам полковник), два в черных костюмах и один с камерой.
— Здравствуйте, Вы Анна Гусарская? — начал разговор военный.
— Да, — сдавленно ответила я.
— Включай камеру, — сказал он и понеслось. — Анна, Вы стали символом победы и воли к жизни, — та-та-та тро-ло-ло. — И в знак благодарности мы Вам вручаем благодарность от лица мера города, за отвагу и мужество, — за что? — Так же Вы награждаетесь медалью и денежной компенсацией вразмере пятидесяти тысяч, — улыбаясь, сказал он, и стоило выключиться камере, вышел так же быстро как появился, со всеми остальными. Странно, даже не представился, не говоря уже о вежливости. Пиар — мощная штука. Во время незапланированного интервью я стояла неподвижно и даже слова не могла вставить в тот поток льстивых слов, но хотя бы денег дали, а, то я думали идти у друзей просить.
В итоге я одна, выходила в шумную Москву. Вызвав предварительно такси, направилась на вокзал, там купив билеты во Владимир, сидела и ждала поезда.
* * *Выйдя на пирон, я полной грудью вдохнула воздух свое родины. Подобрав такси я поехала домой, поднялась на четвертый этаж и позвонила в такую родную дверь, но никто не открыл, странно им, же вроде сообщить должны. Хотя мама наверно как всегда в магазин с папой пошла, чтобы приготовить шикарный ужин для меня. Хорошо, что запасной ключ мы оставляли бабе Маше, нашей соседки напротив, старая знакомая нашей покойной бабушки.
Я позвонила, дверь не открыли.
— Баб Маш, это я Аня, мне бы ключи забрать, — за дверью послышался шум, потом звук перебирания ключей в итоге дверь открылась, а за ней предстала баб Маша, вечно в бигудях и любимом сиреневом халате. — Здрасти.
— Анечка, а я тебя в новостях видела, — сказала она и сжала меня в объятьях. — Даже не узнала бы, если имя твое не произнесли, похудела, подстриглась.
— А где мои родители? Давно ушли?
— Ой, Аня, давно, как по новостям передали, что было захвачены несколько баз, так они и ушли. Анечка, горе то, какое, им же письмо пришло, что тебя гранатой разорвало. Анечке, девочка моя ты только не волнуйся, все хорошо будет, — говорила она, держа меня за холодеющие руки.
— Где они?
— Вместе они, Ань, папа как узнал у него инфаркт случился, — у меня потемнело в глазах и задрожали руки.
— Мама?
— А у мамы приступ начался, а под рукой лекарства не оказалась, — моя мама была астматиком. Была… Почему о всех моих близких я начинаю говорить в прошедшем времени?!
— Когда? — бесчувственным голосом спросила я.
— Да как письмо пришло, за три дня они и… ушли. Анечка, солнышко, я с тобой, хочешь ты у меня поживешь? — заботливо начала говорить она.
— Где? — она поняла вопрос и сказала номер кладбища, — вызвав у нее такси, я поехала туда.
А на улице был дождь, даже ливень, и из туч лились слезы, которые не могла пролить я, все заледенело, умерло, окоченело. Только боль и пустота, в которой так хотелось спрятаться.
У могилы родителей я простояла до утра, сторож, увидев меня, не стал мешать, видимо не раз был свидетелем подобных сцен, я им рассказывала все, что со мной произошло, про Сашу… Саша. Про ребят, про побег, про смерть, которая меня окружала. Похвалилась что мне медаль дали. Стало легче, как если бы к оторванной руке приложили подорожник, эффекта никакого только с виду какая-то помощь.
Все мокрая и опустошенная я вернулась домой, взяла ключи и вошла в такую пустую и одинокую квартиру. Родители не успели ее продать, так что теперь она моя, такая же пустая как и ее хозяйка.
Осталось узнать про единственного дорогого мне человека, про Аллу, в больнице я узнала что Алла проходила там обследования, жива, это главное.
Я собралась и пошла по известному с детства маршруту, ее родители купили новую квартиру а Але отдали старую.
Музыка долбила в уши, все будет хорошо. Правда? Одна Алка у меня осталась, мне нужен собеседник, иначе я окончательно свихнусь. Вот и дом.
Я зашла в подъезд, так девятый этаж, пешком пройдусь. Алла, как же я скучала. В свое воображение я уже рисовала удивленное лицо подруги, ее слезы, расспросы, радость.
Я позвонила в квартиру, дверь не открыли, еще раз, тишина, позвонив еще несколько раз решила что ее нет дома. Блин, как назло сотик забыла. Я зашла в лифт, нажала на кнопку первого этажа. Внизу подожду, ну или попрошу прохожих позвонить.
Первый этаж встретил меня суетой и шумом, свадьба что ли?
— Ох, глупенькая, — залепетала женщина.
— Молодая еще совсем, — вторила вторая.
Я проталкивалась сквозь толпу людей, к выходу из подъезда. Женщины плакали, мужчины качали головами. Да что случилось то?!
Когда я пробилась сквозь толпу, которая стояла полукругом огораживая для меня вид, я увидела причину разговоров.
Девушка, смутно знакомая девушка, сломанной куклой лежала на асфальте, покрытым снегом. Ее короткое белое платье, окрасилось темно-бордовой кровью, я помню это платье, она его на выпускной одевала. Темные отросшие волосы рассыпались в безумном хаосе вокруг ее головы. Глаза, самые добрые и веселые в мире глаза были распахнуты и смотрели стеклянным взглядом в небо. Снег, начал падать снег. А она, это девушка лежала на асфальте, она ведь не узнает что я приехала к ней, уже не узнает… Алла, да, это была она, мой ангел упал на землю… Жизнь столкнула нас с карниза, милая.
Первым порывом тогда было побежать на крышу и сброситься, чтобы избавиться от этой боли. Боже, как же больно. Хотелось разогнать этих долбанных соседей и прохожих, которые своими маленькими умишками не могла догадаться что с ней происходило, строили свою дурацкие версии. Хотелось кричать, орать, рычать во все горло. Закрыть это такое бессильное тельце подруги от взглядов, от снега, от всего мира. Милая, как же плоха окончилась наша с тобой пьеса. Кроваво алый аккорд, поставил точку в моей жизни.
— Кошмар, самоубийцы эти достали уже, лучше б повесилась, а то теперь от крови площадку не отмыть, детей гулять не отпустишь, — раздался противный голос за моей спиной, я повернулась и посмотрела в глаза говорившей жирной бабы.
— Заткнись!!! — крик разнесся в холодном воздухе и кучка жалких людишек замолчала. Кто издал его? Я? Не знаю… Я обезумела, Господа.
Потом были врачи, они забрали Аллу в морг. Помню что я кричала, билась, просила чтобы взяли и меня, но меня оттолкнули, сказав что не положено.
Снова снег, снова музыка, образ девушки на асфальте, нет, я не могу поверить что это Алла. Не могу, как не просите… Снова одиночество, чувство вины, уже привычная боль. Снова одна, снова бреду домой. Совсем одна, навсегда…
Дома я оказалась внезапно, не помню ничего. Горло саднило, от криков. Голова болела, не раздеваясь я прошла в комнату и закрыв в нее дверь, сползла вниз. А музыка под такт моей жизни играла:
Большие города,Пустые поезда,Ни берега, ни дна,Все начинать сначала.
Холодная войнаИ время, как вода,Он не сошел с ума,Ты ничего не знала.
Полковнику никтоНе пишет.Полковника никтоНе ждет.
На линии огняПустые города,В которых никогдаТы раньше не бывала.
И рвутся поездаНа тонкие слова,Он не сошел с ума,Ты ничего не знала.
Полковнику никтоНе пишет.Полковника никтоНе ждет.
Полковнику никтоНе пишет.Полковника никтоНе ждет.
Полковнику никтоНе пишет.
Полковника никто…
Алла, еще одно имя на надгробии моего сердца.
Закрыла глаза… Открыв, я уже не видела ничего из-за пелены слез, потоком вырывающихся наружу. У меня была истерика, я била посуду, кричала, выла, пытаясь заглушить боль потери. Нельзя было сдерживать все в себе.
Не помню точно, что еще делала и сколько это продолжалось, но услышала как у меня выбили дверь вошло несколько человек в белых халатах и, взяв меня на носилки, куда-то понесли.
