Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)
Теперь о другом. Ты подпишешь документы на случай, если выживешь и на случай, если погибнешь. Если выживешь, ты обязуешься служить Земле столько, сколько потребуется и ровно до того момента, пока тебя не признаю непригодным. Любое твое заявление об отставке, об уходе с корабля, будет рассмотрено высоко стоящими правительственными чинами, и мы оставляем за собой право отказать тебе в уходе, если у нас не будет другого выбора, а ты будешь признан годным и адекватным. До освобождения тебя от должности члена экипажа корабля, все документы и сам ты будешь принадлежать Объединению Правительств Земли, которое уже сформировано…
Я отстраненно подумал, что под это дело создали, должно быть, множество разных отделов и организаций, управляющих механизмов и секторов. И на все выделили огромные деньги!
— В случае твоего неповиновения, — продолжал военный, — или угрозы с твоей стороны, русский студент Антон Доров будет немедленно ликвидирован.
Патрик выдержал долгую трагическую паузу и продолжал:
— На случай гибели ты подпишешь документы о принятии тобой рисков, а так же о твоем согласии с тем, что мы представим твою смерть как исчезновение — то есть несчастный случай.
— Бред какой-то, — пробормотал я.
— Это не бред, это гарантии.
— Ах, гарантии! — встрепенулся я. — Тогда позвольте мне узнать о гарантиях для меня, как частного лица.
— Эко ты загнул, парень! — усмехнулся Патрик. Родеррик деликатно отвернулся. — Неужели тебе недостаточного того, что ты будешь иметь честь принять участие в освоении космоса?
— Не думаю, что это хорошая идея, — фыркнул я. — Если я буду служить на космическом корабле, хочу знать о том, что я с этого получу.
— Резонно. Тебе выделят хорошее ежемесячное жалование, которое будет дожидаться тебя на Земле в банке или там, куда ты захочешь перенаправить деньги…
— Сколько? — тут же спросил я.
— Двадцать пять тысяч, — спокойно ответил военный.
— Мало за такую серьезную, опасную и важную работу, — насупился я, хотя даже думать о таких суммах мне было… приятно.
— Родеррик, кого ты привел мне? — хмуро спросил военный. — Я думал, этот мальчишка патриот, а он торгаш!
— Скорее, он оказался чуть умнее, чем ты подумал, — усмехнулся профессор и достал резную, вишневую трубку. — Думаю, разговор немного затянется, и я с удовольствием покурю.
— Сколько бы ты хотел получать, парень? — недовольно осведомился военный. Его улыбка говорила мне о многом: Патрик не верил, что я выживу и потому готов был даже поторговаться со мной.
— Вдвое больше, — без запинки ответил я. — Плюс обязательный отдых после полетов не менее трех месяцев.
— Так, да? — военный не выдержал и опустил крепкий кулак на стол. — А может нам пообломать тебе пыл?
Я не счел нужным отвечать на провокацию военного.
— На счет отдыха даже не сомневайся, Антон, — заговорил Стерт, раскуривая трубку, — после каждого полета будет долгий карантин. Мы же не хотим занести на планету какую-нибудь инопланетную дрянь.
— Ну а с ценой, — прервал профессора Патрик, немного скривив губы, — ты примерно угадал. Жалование свое ты получишь… если выживешь.
— Договорились, — вздохнул я, — давайте сюда моего ответственного соотечественника. Буду говорить с ним. Думается, мне предстоит выслушать много обвинений и пренебрежительных слов.
— Надеюсь, тебя это не смутит, — сощурился Родеррик и выпустил в сторону облачко прозрачного дыма. — Потому что мне ты уже сказал «да».
Я стоял и разинув рот смотрел на инопланетный корабль. Его черная, матовая поверхность, неровная, изрытая впадинами и выпуклостями, то и дело вспыхивала зеленоватыми искорками далеких, неизвестных мне тогда планет. Казалось, я смотрю в черное ночное небо.
У корабля была вытянутая форма, чем-то напоминающая миндальный орех со сморщенной фактурой чернослива. По бокам топорщились небольшие наросты, от чего уже в следующее мгновение звездолет показался мне большой птицей со сложенными крыльями. Только головы у этой птицы не было.
В более узкой части звездолета зиял черный овальный провал в рост человека — открытый люк. К нему был подогнан белый, авиационный трап. Под днищем корабля стояло множество палаток, к которым через дороги тянулись трубы и забранные в гофрированные кожухи пучки проводов.
Мир вокруг было жарким и сухим, состоящим из раскаленного бетона, красной пыли, железа и выхлопов уродливых джипов. Холмы, обступившие Южную Базу со всех сторон, казались безжизненными, высохшими морщинами на желтом лице мертвеца.
Среди асфальта, серых ангаров и бараков, отблеска железа и колючей проволоки, черный, словно сгусток космоса, инопланетный корабль казался неуместным, нереальным, чем-то несуществующим. Ангары, между которыми приземлился звездолет, несли на своих стенах следы пожара, кое-где асфальт был оплавлен, спекшись в капли мутноватого стекла. В одной из стен ангара слева зиял огромный провал с вырванными, отогнутыми в разные стороны железными краями.
— Это он сделал? — тихо спросил я Родеррика.
— Нет конечно, — так же тихо отозвался профессор. — Его бомбили, здесь разыгрался настоящий огненный смерч, но кораблю это не повредило. Наше оружие маломощно, чтобы пробить его борт. Потом долго поверхность ковыряли ученые, но так и не удалось взять образец материала. Шкура у нашего бычка что надо.
Я медленно отделился от группы ученых и военных, сопровождающих нас с Родерриком через пышущую жаром базу, подошел к кораблю, но, дойдя до его тени, остановился.
— Не бойся, он не станет причинять вред, пока ты не войдешь в него, — ровно сказал за моей спиной профессор. Его голос показался мне хрипловатым и я подумал, что социологу не мешало бы выпить воды.
— А я и не боюсь, — как-то чересчур зло ответил я. — Я просто смотрю.
Профессор не отпустил никакой ехидной шутки по поводу моего поведения, хотя в другой ситуации не упустил бы возможности. Но в другой ситуации я бы не дал ему такого шанса.
— Что я должен сделать? — спросил я, задрав голову и разглядывая неровную поверхность корабля.
— Просто подняться по лестнице и войти.
— И все?
— Все. Остальное — на твое усмотрение. Хочешь, можешь погулять по нему.
— Вы пойдете со мной, мистер Стерт?
— Да, конечно же пойду! Я просил военных без меня никого не пускать внутрь, объяснял им, что в этом случае последствия могут быть ужасными, но они меня не послушали. Те, кто вошел туда после меня… пока я был в Лондоне и приглядывался к тебе, могли бы и выжить.
— Вам что-то сказал корабль? — уточнил я, от чего-то ежась. При сорокоградусной жаре по моему телу прошел странный холодок, волосы на затылке зашевелились, и я невольно посмотрел на звездолет.
— Да, — помолчав, отозвался Стерт. — Сказал, что я должен быть со всеми, кто войдет внутрь.
— Значит ли это, что корабль не будет убивать, если вы будете рядом?
— Не знаю, — честно ответил Родеррик. — А что думаете вы, Антон? Вы что-то почувствовали или это простой страх?
Страшно ли мне? Страшно, как страшно любому человеку, решившемуся ступить в неисследованное, чужое и неизвестное, да еще к тому же несущее угрозу, пространство
— Пойдемте, — сказал я, твердо шагнув к лестнице.
— Я пойду впереди, — предупредил меня профессор, и я пропустил его вперед.
Я не стал считать количество ступеней, хотя мне и очень этого захотелось. Равнодушно глядя в прямую спину Родеррика, я быстро шел за ним. Сегодня профессор был одет непривычно для моего взгляда: вместо костюма на нем были песочного цвета брюки и белая рубашка с коротким рукавом. Тоже строго, но все равно непривычно — без галстука и пиджака.
Сам я был все в том же, прихватил из общежития в Лондоне: в джинсах и черной футболке. Мне было нестерпимо жарко, и я казался себе среди песочного хаки военных черной вороной. Впрочем, стоит ли думать о таких мелочах, как одежда, если через пару минут ты можешь умереть? Какая разница, как ты одет? Смерти все равно.
Родеррик дошел до люка и на мгновение остановился, давая мне возможность догнать себя. Из-за его плеча я увидел люк и понял, что вижу совсем немного: небольшой тамбур с железными серебристыми стенами, полом и потолком, и темноту хода, уводящего вглубь корабля; какие-то провода, забранные железными скобками под самым потолком.
— Готов? — сухо, но с придыханием, спросил профессор, не поворачиваясь. Последняя проверка перед… Перед чем?
— Да, — твердо ответил я и шагнул вслед за Стертом в тамбур.
Через мгновение мир для меня померк, погасив сознание. Я падал куда-то, и мне казалось, я оступился на последней ступеньке трапа и вот уже сейчас, в любое мгновение последует удар об асфальт.
Меня трясли, заставляя очнуться, повторяя одно и тоже: «Вставай, вставай!»
