Миг возмездия - Эрик Фрэнк Рассел
— Восемь футов длиной, добрая половина их — зубастая пасть. — Кесслер презрительно хмыкнул. — А удирает от лая собаки.
— А может, оно не выносит резких звуков, — предположил Сэмми. — И если бы Фини так не разлаялся, оно б его вмиг проглотило.
— Меня удивляет бесконечная тишина на этой чертовой планете. Шорохи не в счет, — сказал Кесслер. — На Земле в таких джунглях оглохнуть можно, просто ад кромешный. Стрекочут цикады, кричат попугаи, без умолку тарабарят обезьяны — всего не перечесть. А здесь? Тьфу. Все гигантских размеров, а двигаются почти беззвучно. Огромнейшие красные пауки-чудовища сидят в своих ямах и не шелохнутся. А сколько раз, дежуря ночью, видел множество всяких тварей или ощущал их присутствие и все они перемещались с такой осторожностью, что ветка не затрещит и лист не зашуршит. Это противоестественно. Меня это угнетает.
— Давайте запоем, — предложил Сэмми. — Поднимем себе настроение и заодно нечисть всякую распугаем.
— А что же мы сможем спеть все вместе?
Сэмми подумал немного и предложил:
— «Вьется тропка, вьется длинная». Подходит?
— Еще бы. Куда подходящей.
Они весело зашагали, распевая эту песню во все горло. Только Малыш Ку не принимал участия в этом импровизированном хоровом пении: он просто не знал слов. Потом затянули «Уложи меня возле клевера», за которой последовали «Песня легионеров» и еще с полдюжины других. В собственном сопровождении им удалось быстрей спуститься с холма в джунгли и заметно прибавить скорость в продвижении сквозь заросли. Потом стали солировать. Молит исполнил старинную австралийскую песенку «Как погнал наш Клэнси коров на водопой».
Допев последнюю строчку, он взялся за Малыша Ку.
— А от тебя мы даже жалкого писка не услышали. Спой же хоть что-нибудь.
Малыш Ку застеснялся.
— Будь посмелей, — уговаривал Молит. — Хуже меня все равно тебе не спеть.
Конфузясь и робея, Малыш Ку неохотно согласился. Из его рта полились такие звуки, что хриплый режущий бас Билла показался райским. Невыносимо резкие немелодичные звуки, какие-то невообразимые полутона продолжали давить на барабанные перепонки его спутников. В воображении возникла кошка, ополоумевшая от нестерпимых резей в желудке. Эта кошачья агония продолжалась несколько минут, и вдруг внезапно оборвалась, как всем показалось, на середине такта.
— Переведи нам, что это значит? — продолжал донимать его Молит, поигрывая бровями.
— Лепестки цветов, словно снежинки, медленно падают с неба и нежно приникают к трепетной руке моей любимой, — с удивившей всех беглостью бойко объяснил Малыш Ку.
— Это же надо! — всплеснул руками Молит. — Очень милая песенка.
Билл подумал, что совсем недавно ему и в голову не пришло бы интересоваться ни вокальными данными, ни содержанием песни Малыша Ку. А уж после такого пения он нашел бы, как поиздеваться над несчастным. Сейчас его поразило, что Малышу есть о ком петь песни. Такое даже не могло присниться. Билл попытался представить эту миниатюрную женщину с оливкового цвета миловидным лицом и миндалевидными глазами. Она прекрасная хозяйка, мать семерых детишек, хотя она вполне может быть пухленькой и вдвое крупнее Малыша Ку. Имя у нее может быть только нежное, поэтическое. Ну, например, Тончайший аромат, а может как-нибудь еще в таком же роде.
— Очень мило, — похвалил опять Молит, засмущав еще раз Малыша Ку.
— Давайте споем «Мы идем по Джорджии», — предложил Сэмми, сгоравший от нетерпения подрать глотку.
— Нет. Я задыхаюсь.— Кесслер яростно взмахнул мачете и перерубил высокую лиану, закрывавшую перед ним тропу. — Идущему впереди достается вся работа.
— Еще и риск впридачу, — добавил Сэмми и предложил. — А не идти ли нам каждому первым по очереди?
— Идея вовсе не дурна, — Кесслер прошел через отверстие в изгороди, по краям которой, извиваясь словно черви, висели свежие обрубки лиан. — Я обдумаю эту идею. Напомнишь мне об этом месяца через два.
Напоминать не пришлось.
Он так долго не прожил.
Через три дня им вдруг повстречались те таинственные животные, о которых часто думали все с самого начала пути. Люди понимали, что такие широкие коридоры в непроходимых зарослях проделаны очень массивными и тяжеловесными животными. А таких они не встречали ни разу, даже мельком. Местами джунгли отвоевывали назад свои владения, восстанавливая стену зарослей. Однако длинные отрезки пути, за исключением уголков, где затаились хищные растения с алыми цветами, были начисто вытоптаны, словно тут прогнали огромный каток или чудовищ со странными конечностями.
Тропа делала очередной поворот, но Кесслер не успел свернуть. Откуда-то издалека донесся грохот, остановивший всех. Фини задергал ушами, сильно забеспокоился.
Звук нарастал и казался оглушительным среди царства шорохов, шелеста и шуршания. Страшный гул ударов, сотрясавших почву, как топот многотысячного стада взбесившихся буйволов, неотвратимо приближался.
Фини страшно возбудился, забегал кругами, противно взвизгивая. Кесслер обеспокоенно проговорил:
— Нужно немедленно убираться с этой тропы. — Внимательно окинув густые заросли, кивнул вправо. — Вон туда! Быстрее!
Гул накатывался лавиной.
Кесслер кинулся прорубать проход. Его примеру последовали остальные. Яростно обрубая ветки и рассекая стебли лиан, они сумели продвинуться в чащу зарослей ярдов на тридцать. К этому моменту оглушительный грохот достиг поворота. Молит успел схватить Фини и сжать ему челюсти. Из глубины своего укрытия в прилипших к спинам рубашках люди ожидали неведомых доселе животных.
По тропе, словно потерявшие управление локомотивы, мчались в огромном количестве громадные животные. Вид их был одновременно страшен и отвратителен. На гигантском бочкообразном туловище, покрытом темной толстой складчатой кожей, лепилась сверху омерзительно уродливая трехрогая голова с маленькими свиными глазками. Казалось, вес их абсолютно не соответствует размеру — создавалось впечатление, будто пятьдесят тонн костей и мускулов втиснули в емкость, рассчитанную тонн на двадцать. Четыре пары массивнейших ног расплющивали и вбивали в почву все, что попадалось на их пути.
Их конечности обрушивались на землю с такой неимоверной силой, что почва вибрировала под ногами даже на расстоянии тридцати ярдов. Ударная волна, распространившись в верхних слоях почвы, поднялась по стволам деревьев и заставила трепетать их. Несмотря на страшный грохот и гул, вызываемый движением животных, они сами, кроме пофыркивания, не издавали ни единого звука. Кесслеру почудилось, что это несутся неведомые гигантские трехрогие носороги.
Неуклюжим галопом промчалось мимо них около семидесяти животных, разметав и
