Яна Завацкая - Дороги. Часть вторая.
Огради меня, Господи, силою животворящего Креста Твоего, и сохрани меня от всякого зла. В руки Твои, Господи Иисусе Христе, Сын Божий, предаю дух мой. Ты же прости меня и помилуй, и жизнь вечную даруй мне. Аминь.
Не таким уж долгим оказался подъем. И в конце — железная, приржавевшая и грязная дверь. Как в подвале. Арнис толкнул ее.
Хэрон. Он точно знал, что это был Хэрон. Так ведь сагон и сам назвался... «с тех пор, как ты убил меня в последний раз». Но тогда они были вдвоем с Ильгет... Что ж, посмотрим, что выйдет на этот раз.
Хорошо, что первым он взял меня. И что Ильгет жива... жива? По крайней мере, я видел ее живой. Будем думать так.
Хэрон — бывший алкоголик Влай Дидар, волшебно преобразившийся, сидел за небольшим письменным столом в кабинете Пална. Как здесь оказался этот кабинет — Бог весть. Но обстановка воспроизведена совершенно точно. Даже Галактическая Спираль пресловутая мерцает на стене. Интересно, Палн — эммендар? Или просто ясновидящий, искренне уверенный, что получает информацию от неких «высших слоев», а не от пропитого ночного сторожа за стенкой...
А ведь наверное, просто ясновидящий.
— Здравствуй, Арнис, еще раз, — произнес Хэрон радушно, — присаживайся.
Арнис сел напротив сагона. Словно интервью брать...
— Ну что, ско... На этот раз ты проиграл, не так ли?
Арнис улыбнулся.
А почему мы, собственно, считали, что в глаза сагону смотреть — страшно? Неприятно, конечно, но не более того.
— Глупости, сагон. Проигрываешь всегда ты.
— Вот как? Может быть, это ты обладаешь вечной жизнью... и моими возможностями?
— Вечная жизнь — для того, чтобы вечно проигрывать. А возможности... не так уж много они значат. Я счастливее тебя.
— Так же, как бессловесная тварь счастливее человека.
— Не так же, и ты это знаешь.
— Ты гордишься своим разумом, Арнис. А так ли он прочен?
Арнис быстро перекрестился. Он ощутил это, как легкий удар, как давление в области лба. И... ничего больше.
— Чем ты хочешь меня запугать теперь, сагон? Смертью, болью? Я почти два десятка лет в ДС. Гибелью близких? Я готов к этому. Виной — тем, чем ты так любил меня доставать? Я смирился с тем, что виноват во всем. У тебя ведь и рычагов-то не осталось, Хэрон. Чем ты хочешь меня соблазнить? Еще смешнее. Мне ничего не нужно, кроме любви Божьей, а это единственное, чего ты мне не можешь предложить.
— Ну почему же не могу? — усмехнулся Хэрон, — ты так уверен в этом? А вот кнасторы считают иначе. Я — слуга Создателя... это звучит...
— Ну я-то не кнастор. Ни меня, ни Ильгет вам с самого начала не удалось бы окольцевать, ты это знаешь. Для меня Господь один.
— А ты не можешь представить, что мы оба служим Ему, только по-разному?
Арнис выпрямился, посмотрел сагону в глаза.
— Не лги, Хэрон. Вы не знаете Бога, ты и сам говорил об этом, и всем это известно. Не забудь, я знаю о вас очень многое и в состоянии отличить ложь. Хэрон... как страшна ваша участь. Как бессмыслен ваш удел в вечности. Вы бессмертны, а мы проживаем всего сотню лет. Но Хэрон, ты же знаешь цену этому бессмертию.
— О чем ты говоришь? — холодно спросил сагон.
— О вашем фальшивом бессмертии. Хэрон... Вы не бессмертны. Вы мертвы. Вы не можете умереть именно потому, что вы давно уже умерли. Вы не боитесь ада, потому что вы давно уже в аду...
— Ад... — прошептал Хэрон, — нет, Арнис, ты не знаешь, что такое ад. Вот Ильгет знает... Вот с ней я поговорил бы об этом.
— Ад для нее — рядом с тобой. Но и в аду ее не оставил Господь, и там ей знакомы жизнь и счастье. Вспомни, какой она была тогда, что с ней сделали. Только она и тогда могла славить Господа, а вот ты... ты, всемогущий, сильный — ты этого не можешь. Я ведь говорил с ней, спрашивал ее.
— Я знаю...
— Самое страшное в этом аду — не мучения, все, что относится к физическому телу, человек может вообразить. А страшно там невообразимое. То, как изменяется время... Так ведь, Хэрон, вы и есть в этом самом невообразимом аду. Вы не знаете, что такое физическая боль. Или душевная, у вас и души-то нет. Но не зная боли, вы не знаете и любви. И время для вас — вечное Сейчас. Вечная мука этого мгновения.
— Арнис, я не знаю, не понимаю, кто дает тебе силу... Я ведь уже давно пытаюсь ударить тебя. Но что-то отбрасывает назад. Однако пойми, это — еще более опасно, чем мы... мы всего лишь бережем вас от большей опасности. В Космосе есть существа куда страшнее нас. Если бы вы... если бы вы послушали нас, пошли за нами, вы тем самым убереглись бы от страшнейших демонов.
— Это уже что-то новенькое, Хэрон. Только что придумал? Молодец. В воображении вам не откажешь, — усмехнулся Арнис.
— Ты так уверен в себе?
— Я уверен в Господе моем. Он защитит меня от любых демонов, Хэрон. Господь — крепость и защита моя, кого мне бояться? Это тебе надо бояться, Хэрон. И ты боишься, ты трепещешь каждую минуту...
Арнис умолк.
Что-то произошло — он и сам этого не понимал. Просто когда он вошел в этот кабинет, перед ним еще сидел грозный противник — сагон. Теперь же...
Хэрон поднял голову.
— Я что-то не пойму, Арнис... Кто из нас сагон, ты или я?
— Страшно, Хэрон? Оставим это. Лучше ответь мне... только не лги, я ведь пойму правду. Ты видишь — я в Духе. Ответь мне, Хэрон — ведь люди никогда не становятся сагонами?
Хэрон, казалось, стал меньше ростом. Он ответил тихо.
— Нет... люди не становятся. Нет. Мутация... она была уникальной. Наследование по доминантному типу. Только на Сагоне. Часть населения... Люди могут связываться с теми же силами, что и мы. Достигать могущества, становиться магами. Но у людей всегда есть потолок. У нас нет. Несчастье... для вас и для нас. Мы разделены. Навечно.
— Хэрон, зачем вам эта война? Ведь это ерунда — то, что вы хотите поднять нас до своего уровня? Зачем же вы приходите к нам? Живите отдельно.
— Ты же понимаешь, Арнис... ты же все понимаешь.
Арнис ощутил словно толчок в грудь, и всплыло слово.
Одиночество.
— Одиночество? — тихо спросил он.
Хэрон кивнул. Арнис ощутил, как все плывет вокруг... меняется.
Уже не было дурацкого кабинета. Они стояли вдвоем на берегу какого-то моря, и тихо шумел прибой. Все вокруг затянул туман, и этот туман был — одиночество. Лица не видно. Не видно рук. Только глаза Хэрона — назойливо-слепые... как огни сквозь туман.
— Одиночество, Арнис, — голос Хэрона прозвучал негромко, — ты и представить себе не можешь, что это такое. Нам очень нужны люди... человек... Очень нужны, поверь.
— Но ведь вас много, — растерянно сказал Арнис, — ведь целая Империя.
— Империя... это название для вас, людей. Для устрашения. Империя — грозный, сверкающий монолит. Да, мы слились воедино. Мы знаем и чувствуем друг друга. Но мы умудрились даже в мозгу поставить перегородки, потому что мы равнодушны друг к другу. Мы — каждый сам по себе. Мы можем мгновенно покарать отступника, но у нас и нет таких. Потому что не от чего отступаться. Мы свободны. Беспредельно свободны от всего и от всех. Мы можем сотрудничать, иначе мы не вели бы эту войну. Но мы...
— Вы не любите друг друга.
— Если хочешь, так. Да, так проще всего сказать. Хотя и глупо звучит. Нам нужен человек. Очень нужен. Без людей мы одиноки — беспредельно...
— Но, Хэрон... почему вы воюете с нами? Для чего вам война? Мы отказываем вам в общении?
— Сейчас объясню, Арнис. Сейчас... Я не могу объяснить это тебе словами... адекватно.
Туман вновь рассеялся. Но и моря больше не было. Пространство...
Не привычный Космос, где звездные дорожки на черном бархате, а белое, пустое, слепое пространство.
Космос, каким его видят сагоны...
Свет...
Арнис зажмурился. Он не ощущал рядом Хэрона. Вернее, ощущал, но не рядом...
Он сам был Хэроном. Висящим в пустоте беспредельного мира.
Это длилось всего несколько секунд, и потом Арнис вновь стал человеком. Жесткий грязный пол ударил по ногам. Арнис устоял.
Они были в бойлерной, совсем рядом с тем подвальным помещением, где... Ильгет?! Хэрон, в обличье ночного сторожа-алкаша, печально и чуть укоризненно смотрел на него.
— Арнис... Теперь ты знаешь.
— Да, — сказал он, — теперь я знаю.
Жалость захлестывала его. Арнис стиснул зубы и начал молиться.
— Я знаю твое будущее, — тихо сказал сагон.
— Я догадываюсь.
— Ты превратишься в чудовище, Арнис.
— Но у меня останутся те, кто любит меня.
— И они станут чудовищами.
— Но Христос простит нас.
— Ваши имена будут прокляты среди людей.
— Но Церковь Небесная примет нас.
Дверь распахнулась. В проеме стояла Ильгет, поднимая руку.
Браслет полыхнул малиновым огнем. Тонкий луч вонзился в грудь ночного сторожа.
— Вот так всегда, — прошептал он. Кровь запузырилась на его губах. Но он еще стоял.
— Так всегда, Хэрон. Едва любовь просыпается в душе, ты умираешь. Ты делаешь себя беззащитным. Тебя может убить любой.
