Алексей Ефимов - Путешествие вверх
Хьютай протестующе уркнула, не ожидая, что Анмай так силен… обняла его за шею, поднялась на пальцах ног… вытянулась, касаясь губами его губ… жадно впилась в них… его руки, казалось, сломают ей спину… их губы прижались друг к другу ещё крепче…
Она вновь издала тихий стон, сжав зубами ухо юноши, и Анмай, ощутив кожей всё её теплое нагое тело, совершенно ошалел, обхватив ладонями её зад, и невольно поднимая её.
Когда её подошвы оторвались от пола, Хьютай инстинктивно издала тихий, испуганный и в то же время восхищенный звук ребенка, которого внезапно берут на руки, и со страстной горячностью обвила бедрами крепкий стан юноши, судорожно скрестив ступни. Её тело на мгновение напряглось, ладони скользнули вниз по его животу… и он вскрикнул от неожиданности, оказавшись в ней. Хьютай тихо, победно засмеялась, легко двинулась вверх-вниз, и его плечи невольно передернулись от силы этого нового ощущения. А она двинулась снова… и ещё раз… и ещё…
От этих плавных, мучительно-сладких движений у юноши закружилась голова. Он сел на пятки, обнимая её, задыхаясь, с ужасом сознавая, что она владеет им. Его тело двигалось вместе с ней, уже независимо от его воли.
Последние её движения были невыносимо сладостны, и Анмай обмер, задохнувшись от них, потом коротко, испуганно вскрикнул. Бешеная судорога волной прошла по его телу, стягивая туго сплетенные мышцы. Таких ощущений он не испытывал ещё никогда, и всё время слилось в один бесконечный миг…
Потом он замер, ошалевший, не зная, что делать. Его грудь всё ещё часто вздымалась. Ему было очень хорошо, но он вдруг мучительно покраснел, — казалось, до самых пяток, чувствуя дикую радость, и, в то же время, непонятный стыд. Он не ожидал… это было так ново и чудесно… а Хьютай? Что чувствовала она?
Анмай осторожно сел у её ног.
— Я не сделал тебе больно, когда… ну, когда я…
— Нет, — тихо сказала она. — Мне было очень хорошо, — она вздохнула, гибко потягиваясь. — А как было тебе?
Анмай смутился, вытягиваясь рядом с ней. Холод каменного пола казался ему сейчас очень приятным…
— Ну… мне очень понравилось. Я и не знал… что это, в общем, так естественно…
Хьютай задумчиво коснулась его ресниц.
— Знаешь… это было удивительно… но я чувствую себя виноватой. Ты сильный. И дикий. Скажи, ты знаешь, как… ну, что надо делать, чтобы… тебе очень понравилось? Я хочу сделать тебе… чтобы ты забыл обо всем на свете… можно? — она смутилась и замолчала.
— Ну… Мне тоже хочется сделать… чтобы ты стала счастливой…
Он неотрывно смотрел на неё. Кроме Хьютай для него уже ничего не существовало… а она тоже смотрела на него… так…
Она вдруг рассмеялась.
— Дикий! Но… — её голос дрогнул, — ты необыкновенный… единственный…
— Ты всё, — закончил Анмай.
Они помолчали.
— Да, — тихо сказала Хьютай, легко проводя рукой по его животу. — Ты славный. Всегда оставайся таким, ладно? И расскажи мне о себе. Я… мне нечего рассказывать. Там нет ничего… веселого.
Юноша задумался.
— Знаешь… Я тоже не могу рассказать ничего веселого. Я вырос на плато Хаос.
— Там?
— Да. Я расскажу об этом потом, ладно? Это длинная история. И она может тебе не понравиться.
— Может. Но ты всегда будешь мне нравиться, — Хьютай улыбнулась. Улыбка на её смуглом лице выглядела славно. Анмай опустил ресницы, и говорил неловко, с остановками, — он первый раз в жизни рассказывал о себе.
— Ну, в школу я не ходил, — не хотел. Учился сам. Я очень любопытный, всюду лазил… Хорошо бегаю, — могу без остановки пробежать двадцать миль, знаешь? Хорошо плаваю, — переплывал Третье озеро Хаоса. В нем четыре мили ширины… правда, вода очень теплая. Ну, и лазаю… по скалам, только с помощью рук и ног, и всегда босиком, — так удобнее цепляться, хотя я часто обдирал подошвы до крови. Я часто ухожу в пустыню… В последний раз, — перед поездкой в Товию… сюда. Я захотел пройти обряд совершеннолетия, — как проходили его все наши юноши триста лет назад. Там у меня есть любимая скала… я сложил у её основания всю одежду и просидел на вершине двенадцать часов, — столько до Катастрофы длилась ночь в Фамайа в весеннее равноденствие… глупо, правда? Не знаю, о чем думали те юноши, но я думал лишь о холоде… я дико замерз. А четыре года назад я ухитрился сбежать с Хаоса на угнанном вертолете…
— Ты умеешь летать?
— Сверху вниз… Тот вертолет я разбил… и сам чуть не разбился. Меня искали, но я заблудился в лабиринте на берегу моря. Меня нашли лишь через два дня… случайно… в ловушке. Я думал, что умру там…
— Ты давно в Товии?
— Месяц. Давно, правда? И я мог так и не встретить тебя… Я столько бродил по улицам… обошел весь город… я не знаю, что нас свело. Хьютай… мне страшно. Ведь если бы я не… не встретился с тобой, мне кажется, что я… стал бы… чужим… но мы вместе. Знаешь, когда я сделал с собой… пять дней назад, меня не хотели выпускать… говорили, что я ещё очень слаб… так и было. Очень плохо быть слабым… но сегодня я, наконец, удрал. Правду говоря, мне было больно… пока мы не встретились. Я брел по улице, наугад, куда глаза глядят, — и вдруг увидел тебя. Я забыл про всё, даже про боль… и она прошла. Я и не знал, что такое бывает, — он зарылся лицом в её волосы. — Мне так хорошо с тобой… словно и не было этих девяти лет, и мы ещё дети… невинные дети… лежащие нагими в одной постели, — он вдруг широко зевнул и потянулся. — Сейчас самое глухое время ночи, как говорили раньше. Обычно в это время я сплю без задних ног.
— Ты ни с кем не познакомился?
— Так — нет. Я же Высший… уже целый месяц. Их никто не любит. Впрочем, их формы я не носил, одевался как все юноши здесь, это и удобнее. И мои сверстники кажутся мне… глуповатыми? Нет, неточно. Невежественными… занятыми пустяками… слишком веселыми. И девушки — тоже… Я не нашел здесь никого, с кем мне бы хотелось… подружиться. Я просто смотрел… и на меня смотрели… вот и всё. Я привык к одиночеству, но тут у меня появилось много знакомых… и я узнал много нового…
— Ты не бывал в Старой Фамайа?
— Ещё нет. Хочешь, съездим туда вместе?
— Ага. Говорят, раньше, ещё до Революции, файа могли ездить по всему миру, а теперь… но мы сможем?
— Если тебе не захочется в Тиссен или Суфэйн. Обе Фамайа — твои.
— Учту. Люблю путешествовать. Кстати, такой крепкий парень, как ты, должен уметь драться!
— Я умею… немного. Но мне никогда не приходилось… всерьез. Даже здесь.
— Да? Помнишь, Найте ударил меня, и ты протащил его через всю площадку, и убил бы, если бы тебя не оттащили?
— А где он сейчас?
— Не знаю. Когда нас выпускали, он хотел поступить в военное училище, и наверняка поступит, — он вырос упорным парнем… мрачным, и ещё крепче тебя… и притом, не злым. А ты… бешеный. Ты никого не убивал, а?
Анмай вздрогнул.
— Своими руками — никого. Кроме гекс. У меня на счету их почти сотня. А так… Я нажал ту кнопку… Ревия…
— Да? — Хьютай не удивилась. — Расскажи.
— Нет. Меня просто позвали… я не знал, что делаю. А потом… на всех ядерных испытаниях… это стало традицией…
— Мне нравятся фильмы о них. Это правда так красиво?
Он присвистнул.
— Ты же девчонка! Ты должна любить жизнь, моя будущая мама. А это страшно. Ну, и красиво… очень. Словно солнце светит… ты не жалеешь о тех временах, когда оно было?
— Жалею. Но что мы можем изменить?
— Многое. Когда своей рукой зажигаешь солнце… всесжигающее, яркое… начинаешь понимать. Сто лет назад такое считали совершенно немыслимым, а теперь… понимаешь?
— Да. Но мы не доживем…
— Кто знает? Древние могли. Сможем и мы.
— Древние?
— Не всё сразу. Я клялся своей жизнью… а ты ещё нет.
— Я любопытная, как ты!
— Я вижу. Но это невесело… и… мне так странно…
— Странно? Что ты чувствуешь?
Он смутился.
— Ну… что я самый счастливый.
— Мы с тобой счастливые, верно? — она положила голову ему на грудь, прижалась щекой к теплой коже, чувствуя, как бьется сильное сердце любимого.
— Верно. Самые счастливые. Впрочем, во всем мире миллионы пар лежат так…
— И миллионы мучаются, сидят в тюрьме, умирают, да?
— Да…
* * *Анмай вернулся к реальности. Да, умирали многие, — пока не умерли все, и они не остались одни. Но вот настал и их черед…
— Ты помнишь, что сказала мне однажды на Хаосе? Про то, кто мы на самом деле?
Она кивнула.
— Из двух миллиардов людей и файа мы вроде как самые главные, самые знающие, самые ответственные, — а мы просто дети. Развратные, к тому же.
Хьютай смотрела в потолок.
— А сейчас мы здесь, в самом последнем корабле в мирозданиях… самые последние. Вокруг нас, — только бездна чужой пустоты… А помнишь, как мы лежали на прохладном песке под небом пустыни, одни? На сотни миль вокруг только пустыня, пустыня… и никого, совсем никого…
