Сергей Кусков - Игрушки для императоров
Мишель кивнула, и принялась обстоятельно описывать произошедшее, не называя имен, делая упор на действиях, на которые они ради этого мальчишки пошли.
…Что Мишель — дура — Елена знала всегда. Доверить тестовые вступительные испытания человеку, открыто выразившему неприязнь к пареньку и к итогам этих тестов? Это надо быть Мутантом, чтобы накосячить такое! Ласточка вообще берет на себя слишком много, если б у них было больше толковых людей — сидеть бы ей дома, в народном хозяйстве, кормить мужа и растить детей.
Но не о том она. Вторая на ее взгляд глупость — доверить Ласточке же поиск решения по его возвращению, а затем и реализацию этого решения. Не просто глупость — тупость! Размах же процесса ее поразил — таких масштабных операций она не помнила со времен ареста Сирены. Не занимался подобным корпус, уже много лет, и неизвестно, как отреагирует на такое Лея. Она боится корпуса, хотя не хочет в этом признаваться, но и поделать без него ничего не может. Ей нужны свои люди во главе, а значит, Мишель останется на своем посту. Офицеры же получат с ее стороны сигнал — былые времена не ушли в прошлое, все можно возродить. Это скользкий момент, над ним придется не один день ломать голову, и пока вникать в него у Елены не было желания.
— Ты не сказала, что это за паренек и чем он так важен, — перебила она подругу, когда та увлеклась описаниями слишком сильно. — Ну и что, что мод? Какими такими особенными способностями обладает?
Мишель лишь загадочно улыбнулась.
— Сейчас сама увидишь. Кстати, а вот и он — кивнула она ей за спину. Елена обернулась.
Глава 20. Ангел Хранитель
Март 2411 г., Венера, Дельта, Сьерра дель Мьедо, лагерь службы вербовки корпуса
Она сразу выделила эту девочку из толпы, у нее были очень красивые волосы. У других, наверное, не хуже, но взгляд почему-то приковала именно она — было в ней что-то странное, непохожее на других. Манера поведения?
Да, манера. Она была не похожа на других тем, как вела себя. Многие здесь хорохорились, строили из себя крутых, сильных, продвинутых, пытались кого-то построить или задавить, задавливая этим лишь собственный страх; многие сидели тихо в сторонке, дрожа и крепясь, не обращая на выскочек внимания; кто-то искал союзников, сплачиваясь друг с другом против более сильного, опять-таки, пытаясь активно или пассивно, но задавить обуявшее всех и каждого чувство тревоги… А она не делала ничего. Она просто была здесь.
— А ночью они пришли, обе. Воспетка свалила, у нее хахаль был на третьем этаже, охранник, они всегда ближе к полночи трахаться под лестницу бегали. И эти курвы…
Это разглагольствовала рядом одна из выскочек, уже третий раз рассказывая, как справилась с двумя «доброжелательницами» старше себя на два года, пришедшими наказать ее за дерзость. Вокруг, естественно, столпились «кукушки», и куковали, разинув рты. Эта стерва уже стала авторитетом для них, ничего для этого не сделав, просто потому, что ее страх перед будущим не парализовывал, а наоборот, распирал на действие.
Большинство «кукушек» отсеется сразу, в первый месяц. Инструкторы из службы вербовки перед отправлением сюда провели обстоятельную беседу с каждой из кандидаток, и намекнули, как правильно себя вести, чтобы не вылететь. Именно намекнули, тонко, с заделом: тупая не поймет и отсеется, умная останется. Такой скрытый тест…
Елена не тупая, поняла. Закон выживания здесь прост: корпус — это семья. И вести себя надо так, будто ты в семье, а не полубандитском курятнике для сирот и беспризорников, где тебя могут накрыть ночью подушкой, скрутить и бить, пока не потеряешь сознание. Здесь нет врагов, здесь не каждый сам за себя, как там, и выжить можно только вместе. Помогая друг другу, а не сбившись в волчью стаю с наглой хамкой в роли лидера, где члены стаи готовы задрать своего, если он слабый. Просто «кукушки» этого не поняли, но так и задумано. И поэтому она не с ними.
Наконец, она решилась. Подошла к странной девчонке, почти равнодушно блымающей большими черными ресницами на происходящее, и дружелюбно улыбнулась:
— Привет.
— Привет… — неуверенно ответила девочка.
…Но если она хочет выжить и не вылететь, ей нужно держаться кого-то. Вместе проходить сквозь опасности легче и спокойнее, а опасностей их ожидает фигова туча. Из присутствующих в ангаре отсеется девять десятых соискательниц, если не больше. Возможность доверить прикрыть кому-то свою спину, и знать, что этот человек не подведет — роскошь. И эту роскошь не получить сидя и кукуя в одиночестве, не сколачивая свою компанию, как эта хамка, и не прибиваясь ни к одной существующей. Почему бы не попробовать с этой девочкой? Вдвоем ведь легче?
Подойдя, Елена поняла, что оказалась не права насчет нее, и не права кардинально. Девочка боялась. Страх не просто скрутил ее, ее в прямом смысле трусило! Но понятно это было только отсюда — издалека девчонка цвела и пахла, идеально скрывая свои чувства. Умеют же люди!
— Не бойся, все будет хорошо. — Она попыталась ободрить ее, но потерпела фиаско: девочка смешно наморщила носик и гордо вскинулась:
— А я не боюсь!
Было в ее жесте нечто неправильное, так не должно быть.
Что именно — Елена поняла спустя несколько долгих мгновений: девчонка боялась не сдохнуть в этом долбаном корпусе, и не возвращения в родной приютский беспредел. Она боялась показать страх. Именно так — показать страх. Проявление слабости для нее было важнее, чем смерть, и это выбивало привычную к логике жизни Елену из колеи.
— Ты странная, — наконец выдала она свой вердикт, рассмотрев девчонку в полном молчании.
— С чего ты взяла? — вновь вскинулась та.
— Ты не такая, как все. И ведешь себя не как все. И одета по-другому…
Девочка оглядела себя и пожала плечами. Да, на ней были не казенные вещи, но назвать ее одежду хорошей или богатой язык не поворачивался.
— А ты откуда?
— Из Альфы… — буркнула девочка с тщательно скрываемой охотой. Видимо, сидеть в одиночестве ей тоже не улыбалось, и агрессию она показывала только для вида.
— О, я тоже. — Елена непроизвольно улыбнулась. — А ты из какого приюта?
— Я не из приюта… — девочка опустила голову.
— То есть как, не из приюта? — опешила Елена.
— А вот так, не из приюта! — вновь вспыхнула та.
— Но сюда же берут сюда только приютских!
— Разве? Кто сказал?
Елена раскрыла рот от удивления, но тут же его захлопнула. Действительно, а с чего она взяла, что в ангелы берут только приютских? Да, так считается, так все говорят, но кого они набирают на самом деле — дело только ангелов.
— И как же ты сюда попала? — не поняла она.
Девчонка вновь пожала плечами.
— Пришла в офис службы вербовки и попросилась.
— И тебя взяли?
— Угу.
— Вот так сразу? И привезли сюда?
Елена чувствовала подвох, но у нее не хватало опыта, чтобы понять, в чем он заключается. Ладно, ерунда это — если их зачислят, и они станут подругами, сама все расскажет.
Девочка отрицательно покачала головой:
— Нет. Сразу запихнули в какой-то бункер, где были другие девочки. Нас там тестировали. Девочек никого не взяли, отправили назад, а меня посадили на катер и доставили сюда. Одну. Позавчера. Почему — не знаю, не спрашивай. Но чем-то же подошла? Ты отвечала на их дурацкие вопросы?
Елена отвечала. Действительно, дурацкие. После тех вопросов отсеивается больше половины кандидаток, причем, зачастую это крепкие здоровые девочки, которых она не назвала бы по жизни ненормальными или слабыми. Ощущение тайны, связанной с этой девочкой, вдруг захлестнуло ее; она решила допытаться, в чем секрет, чего бы ей это ни стоило.
Недоверчиво хмыкнув, Елена вызывающе утвердила:
— Все равно они не могли тебя взять! Они берут только сирот! Потому, что у тех нет родных и по ним никто не будет плакать. Ты врешь.
Девочка вдруг опустила голову, сдвинув волосы, как бы отгораживая ими лицо:
— Я сирота. Наполовину. У меня отец погиб.
Пауза.
— Он военный был. В Империи воевал… — Ее голос дрогнул. Елене стало вдруг неловко.
— Прости. Я не знала…
Девочка продолжила, хотя готова была вот-вот расплакаться:
— У отца остались связи в командовании. Благодаря им меня и взяли. Вот я сказала! — по щеке девочки потекла непрошенная слеза. — Только никому не говори, ладно?
Елена прокляла себя за несдержанность. Инстинктивно она подалась вперед и обняла девчонку:
— Конечно! Разумеется! Прости!
Та уткнулась ей в плечо.
«А не такая она и железная» — пронеслось в голове у Елены. «Храбрится, чувства скрывает… А на самом деле настоящие чувства не скроешь, вот они, на виду».
Теперь все встало на места. Дочь погибшего военного, которой разрешили поступать в корпус телохранителей на общих с остальными основаниях по блату. Погибшего недавно — рана девочки еще слишком глубока, не успела зарубцеваться. Да, такое могло произойти, в их стране всё для военных — любые условия, любые льготы. Тем более, погибших при исполнении долга. Как бы она хотела, чтобы ее отец тоже был военным!..
