Микки-7 - Эдвард Эштон
В этом весь Берто. Дружба дружбой, но своими интересами он никогда не поступится — даже ради меня.
Помню, по дороге домой из кафе я уговаривал себя, что все не так уж плохо. Да, конечно, Бланк будет забирать львиную долю моего пособия, но ведь и на жизнь что-нибудь оставит? Если я протяну ноги с голоду, он никогда не увидит своих денег. Да и быть его шестеркой, возможно, не так уж плохо. По крайней мере, у меня появится повод выходить на улицу.
Я пришел домой. Поднялся на лифте на свой этаж. Открыл дверь в квартиру. Не успела она захлопнуться, как у меня отказали ноги и я упал лицом в пол.
— Привет, Микки, — раздался чей-то голос.
Я попытался ответить, но язык тоже не слушался. Вместо слов мне удалось выдавить лишь жалкий стон.
— Расслабься, — посоветовал тот же голос. — Это не займет много времени. — После этого к шее сзади что-то прижали.
Следующие тридцать секунд я провел в аду.
Позже я узнал, что штука, которой меня пытали, называется нейроиндуктором. Он настроен так, чтобы направленно воздействовать на болевые центры. Никакого физического ущерба он не причиняет, но если вам интересны мои ощущения, попробуйте представить, что заживо сдираете с себя кожу, а приятель тем временем обрабатывает вас паяльной лампой.
И это будет процентов десять от того, что я испытал на самом деле.
Когда все закончилось, я с удивлением обнаружил, что все еще жив. Я лежал в параличе, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой, содрогался от неконтролируемых рыданий и обделался в штаны, но все еще был жив. Кто-то похлопал меня по плечу.
— Неплохо позабавились, — сказал голос. — Теперь мы будем работать вместе, ты да я, пока ты полностью не рассчитаешься с мистером Бланком. Увидимся завтра, Микки!
Он вышел, не закрыв за собой дверь.
Только через час я смог пошевелиться. Встал, добрел до ванной и помылся. А покончив с неотложными делами, сел и вволю поплакал.
Той ночью, залогинившись на странице подбора персонала «Драккара», я просмотрел списки всех отделов и все доступные специальности, чтобы выяснить, какие вакансии еще свободны.
Все они были заняты.
Все, кроме одной.
Я пиликнул Берто.
— Привет, — сказал я. — Кто такой расходник?
— Тот, кем ты точно не хочешь быть, — ответил он.
— Но это единственная открытая вакансия. И я хочу ее получить.
Он надолго замолчал, а когда снова заговорил, голос у него изменился: таким тоном потенциального прыгуна уговаривают отойти от края крыши.
— Слушай, — сказал Берто. — Не пойми меня неправильно. Я был бы рад, если бы ты составил мне компанию в путешествии. Это билет в один конец, и в таких случаях здорово иметь рядом друга. Но, Микки…
— Можешь замолвить за меня словечко?
— Я пытаюсь объяснить…
— Берто, я прошу тебя о помощи. В конце концов, это ты виноват в моих бедах.
— Нет, не я, — возразил он. — Я не предлагал тебе ставить на поражение. Если бы ты спросил, я бы посоветовал поставить на выигрыш. Я знал, что одержу победу.
— Так ты мне поможешь?
Он вздохнул.
— Хочешь честно, Микки? Вряд ли тебе потребуется моя рекомендация.
И он оборвал соединение. Я вернулся на страницу набора персонала и записался на собеседование в тот же день.
Спустя двенадцать часов, когда Гвен зачитывала список несчастных случаев, которые могут произойти со мной во время службы расходником, я сидел и думал: «Не так все и ужасно». Потом, когда я подписал контракт и уже не мог отказаться от участия в экспедиции, со мной провели дополнительные тренировки, чтобы я меньше боялся старухи с косой, однако они не произвели на меня особого впечатления. Самый жесткий урок по противостоянию страху смерти я уже получил накануне вечером.
5
Нет, на этот раз меня не затолкали в люк рециклера. Рассеивающее поле получило кукиш с маслом.
Говорю об этом сразу, забегая немного вперед, потому что вы, похоже, нервничаете.
Я стою на четвереньках над открытым люком и честно собираюсь распасться на молекулы. Медленно опускаю лицо к самому диску и чувствую, как натягивается кожа на щеках и переносице: поле начинает меня засасывать. И в тот момент, когда я перебираю в уме варианты, как ускорить мучительно долгий процесс, на плечо ложится чужая рука.
— Дай мне еще минуту! — рявкаю я, решив, что Восьмой хочет столкнуть меня в люк.
— Нет. — Он дергает меня за плечо назад, и я с размаху сажусь на пятки. — Так нельзя. Я не могу стоять и смотреть, как ты себя уничтожаешь.
Он протягивает мне руку и помогает подняться. Меня так трясет, что я едва стою на ногах.
— Хорошо, — говорю я. — Полностью с тобой согласен.
Я делаю пару глубоких вдохов. Почему-то смотреть в зев черного диска было намного, намного страшнее, чем в пасть твари вчера в туннеле.
— Итак… Ф-фух… Твои предложения?
— Давай вернемся наверх, — говорит он. — Я утоплю тебя в унитазе, потом порублю на куски в химическом душе и скормлю рециклеру по частям.
Я смотрю на него в ужасе. Он ухмыляется.
— Мне пока не до шуток, — ворчу я. — То есть совсем. Серьезно, Восьмой, что нам делать? У нас по-прежнему одна на двоих койка и один рацион. А главное, одна зарегистрированная личность. Если хоть кто-то узнает, что мы размножились…
Он пожимает плечами:
— Так ведь и обстоятельства исключительные, разве нет?
— Да, возможно… но в условиях жесткого распределения ресурсов командование вряд ли нам посочувствует. Если мы сейчас обратимся к Маршаллу, один из нас исчезнет в люке рециклера.
— Наверняка, — соглашается он. — А если попытаемся схитрить, велика вероятность, что сразу оба превратимся в питательную жижу.
Я крепко зажмуриваюсь и жду, пока сердце сперва перестает бухать молотом в груди, а потом трепыхаться пойманной птичкой, наконец возвращаясь к нормальному ритму. Когда я снова открываю глаза, Восьмой смотрит на меня с беспокойством, почти с тревогой.
— Ты как, Седьмой?
— Нормально, — говорю я, трясу головой, делаю вдох и выдох. — Все в порядке. Я, конечно, слышал выражение «смотреть смерти в лицо», но…
— Вышло слишком буквально, да?
— Точно, — говорю я. — Если Маршалл соберется скормить меня рециклеру, очень надеюсь, что у него хватит порядочности сначала меня убить.
Восьмой снова кладет руку мне на плечо:
— Я тоже на это надеюсь, брат. А пока нам нужен план действий.
— Согласен.
