Невидимые планеты. Новейшая китайская фантастика [сборник litres] - Лю Цысинь
– Думаешь, мне это нужно? — медленно, размеренно заговорил босс. — Я же должен оплатить тебе отпуск! В других компаниях люди не могут пройти реабилитацию, даже если она им нужна. Но по новым законам о труде мы обязаны это сделать. Ведь мы — настоящая глобальная корпорация, мы должны подавать пример… В общем, если тебе станет хуже, твоя болезнь превратится в нейросифилис, и тогда мы все заразимся. Так что лучше уйти сейчас, верно?
Опозоренный, я покинул кабинет босса и собрал свое добро со стола. Взгляды коллег я игнорировал. Смотрите, смотрите, нейросифилитики. Через две недели я вернусь, тогда и увидим, кто в конце года станет помощником менеджера.
В самолете я слушал храп сидевших рядом пассажиров, но сам заснуть не мог. Я уже больше месяца страдал от бессонницы. Если честно, то я много от чего страдал — от расстройства желудка, забывчивости, головной боли, усталости, депрессии, потери либидо… Возможно, мне в самом деле пора отдохнуть.
Я полистал рекламную брошюру. Фотографии достопримечательностей Лицзяна были такие красивые, что почти казались фейковыми.
Десять лет назад у меня ничего не было, и ничего меня не беспокоило. Десять лет назад Лицзян считался раем для тех, кто мечтал убраться подальше от цивилизации. (Или, проще говоря, именно в Лицзян приезжали юноши и девушки, считавшие себя «художниками», чтобы спать друг с другом.) Десять лет назад все свое добро я носил с собой (тогда у меня еще были кое-какие мышцы). Положив в карман карту, я бродил по Старому городу с утра до полуночи, заговаривал с каждой одинокой женщиной, а снотворным мне служили песни и алкоголь.
Теперь я вернулся. У меня есть машина, дом и вообще все, что должно быть у мужчины, в том числе проблемы с эрекцией и бессонница. Если счастье и время были бы осями координат, тогда, боюсь, кривая моей жизни уже преодолела бы максимум и неумолимо двигалась бы в направлении дна.
Я замер, я ни о чем не думаю. Солнечный свет падает с высоких стен на двор, в котором пахнет китайским красным деревом. Не знаю, сколько я тут уже сижу. Персонал реабилитационного центра отобрал у меня часы, мобильник и все остальные гаджеты, которые могут показывать время.
В Старом городе нет ни компьютеров, ни телевизоров, но некоторые жители сдают в аренду пространство на лбу и на груди. В их кожу встроены крошечные экраны, на которых двадцать четыре часа в сутки крутится реклама. Как я уже сказал, раньше Лицзян был совсем другим.
Странным образом, в лучах солнца мое желание как можно быстрее выздороветь слабеет, словно запах красного дерева.
В животе у меня бурчит. Нужно выйти и что-нибудь съесть. Кажется, что у меня остался только один инструмент для определения времени — мой желудок. А, еще мочевой пузырь и меняющиеся огни в небе.
На вымощенной плиткой улице людей почти нет — эта часть города отведена под выздоравливающих пациентов. А вот бродячих собак тут полно — толстых, тощих, всяких.
Во время полета кто-то из соседей рассказал шутку. Людей, совершивших тяжкие экономические преступления, могут приговорить не только к смертной казни или пожизненному заключению, но и к третьему виду наказания: отправить на эксперименты по переносу сознания в собак. Обычно такие эксперименты заканчиваются неудачно, поэтому добровольно в них никто участвовать не хочет. Но жизнь в Лицзяне такая приятная — даже у собак, что многие с радостью пользуются этой возможностью.
Я смотрю на то, как местные собаки пресмыкаются перед красивыми девушками и боятся городских инспекторов, и мне кажется, что это не шутка, а чистая правда.
Съев миску курицы в соевом соусе, я нахожу кафе и сажусь за столик с чашкой черного кофе. Я листаю книги, которые всегда собирался прочесть (и которые никогда не дочитаю), и думаю о «смысле жизни».
То есть вот так ты выздоравливаешь? Без физической терапии, лекарств, диеты, йоги, регуляции инь-ян и всех остальных методов профессионального ухода? Именно это означает лозунг, который висит в центре реабилитации: «Здоровый разум, счастливое тело»?
Если честно, то сейчас у меня хороший аппетит и крепкий сон, я расслаблен и чувствую себя даже лучше, чем десять лет назад.
А мой нос, который был забит уже несколько недель, теперь чувствует аромат саше, разложенных в кафе. Стоп. Саше?
Я поднимаю голову. Напротив меня сидит девушка в темно-зеленом платье. В руках у нее бокал с благоухающим напитком. Она радостно мне улыбается. Это похоже на сцену из какого-то французского фильма, а может, на сон — либо приятный, либо кошмарный.
* * *– Значит, вы маркетолог?
Мы с женщиной идем по мощеной мостовой, залитой золотыми лучами заходящего солнца. Из баров доносятся восхитительные запахи.
– Ага. Можно также сказать, что я занимаюсь продажами. А вы? Работаете в офисе? На госслужбе? В полиции? Вы — учительница? — Вдруг я решаю немного ей польстить. — Может, вы актриса?
– Ха! Не угадали. — Кажется, моя шутка ей понравилась. — Я медсестра, работаю в отделении интенсивной терапии. Удивлены?
– Значит, даже медсестры болеют и нуждаются в реабилитации.
После ужина мы идем в бар. Женщина разочарована тем, как ухудшилось обслуживание в Лицзяне.
– Куда делись интересные люди, которые здесь работали?
У одного из официантов мы узнаем, что теперь это заведение принадлежит компании «Лицзян индастриз» (код ценной бумаги № 203845), которую финансируют несколько крупных конгломератов. Местные владельцы заведения, которых знала эта женщина, продали его, потому что расходы на содержание сильно выросли, и у них не хватило денег на новую лицензию. Все так подорожало! Однако курс акций «Лицзян индастриз» постоянно растет.
Ночью Старый город наполнен духом потребления, но мы не можем найти ни одного места, куда бы нам хотелось пойти. Женщине совсем не нравится музыка наси в исполнении оркестра роботов:
– Такие звуки издает осел, которому отрезали яйца.
Ну а я отказываюсь смотреть на народный танец, который пляшут у костра:
– Это похоже на шашлык из человечины.
В конце концов мы
