Василий Бережной - В звездные миры
— Да, да… Это, наверное, селениты… — радировал профессор, еле сдерживая волнение. Мороз пробежал у него по спине.
Посветили фонарями еще раз — неподвижные существа виднелись везде, по всему краю бездны, и словно не могли отвести взгляд от сияния. Профессор подошел ближе, и ему показалось, что это кучки пепла или какой-то пыли, сохранившие форму живых существ. В самом деле, это были истлевшие останки селенитов. Когда профессор коснулся одной такой фигуры, она рассыпалась. Остался лишь скелет. Он был очень похож на скелет человека, но поражал своими размерами — длина его достигала семи-восьми метров.
— Недаром они и строили такие лестницы! — сказал Загорский, меряя шагами длину скелета. — Семь с половиной метров!
— Очевидно, сила притяжения влияет на рост вертикальных живых организмов, — сказал профессор. — Вон там дальше еще большие лежат.
Они пошли между колоннами вокруг бездны, и везде в причудливом свете, который отражался от камней, видели истлевшие фигуры. Селениты спали вечным сном, и ничто здесь не тревожило их покоя: ни зной долгих дней, ни холод ночей, ни дожди, ни ветры, которых они, конечно, и при жизни не знали.
В глубокой задумчивости брели наши путешественники. Кроме величайшего научного интереса, это созерцание мертвого храма вызвало и обычное человеческое чувство — жалость к этим удивительным существам.
Устав, Плугарь и Загорский сели на пол, прислонившись спиной к колоннам. И как только погасили фонари, густые сумерки окутали все. Прошло несколько минут, и глаза их качали замечать блеск созвездий над головой и тлеющее сияние, лившееся снизу.
— Что вы думаете обо всем этом, Иван Макарович? — не выдержал Загорский.
Профессор ответил не сразу. Конечно, археологические исследования раскроют историю материальной культуры Луны, назначение сооружений, а возможно, и обычаи селенитов. Но уже по предварительному осмотру ясно, что это грандиозное подземелье — храм. Жизнь на планете погибала из-за утраты атмосферы и вечного холода, сковывавшего ее. По-видимому, селениты искали спасения в теле планеты, где, без сомнения, еще и сейчас есть собственное тепло. Быть может, это багровое сияние на дне и является символом бога тепла, бога жизни? Все строение направлено вниз, вглубь. Это отчетливо заметно в архитектуре храма: низкие своды, большое воронкообразное углубление. Таким образом, все свои надежды, все чаяния селениты черпали не в небе, которое становилось все холоднее, а в недрах своей планеты. Взгляды их были обращены не вверх, не в безграничные просторы неба, а в глубину Луны, где аккумулировалось тепло.
— Обратите внимание на их позы, Николай. Все они лежат ниц, заглядывая на дно магической чаши. Но ничто их не спасло…
— Эх, если б они продержались до нашего приезда! Мы бы помогли им!
— Надо все это заснять на кинопленку, Николай.
— Но аппарат ведь в машине!
Только теперь они вспомнили о вездеходе, оставленном на залитой Солнцем равнине, о своем доме на Луне — сигароподобной ракете, которая возвышается за горами. Как там Ольга и Милько?
— Я схожу за аппаратом, Иван Макарович.
— Идите, — как-то неохотно согласился профессор. — Да не задерживайтесь.
— Сколько времени мы шли сюда? — соображал Николай, глядя на светящиеся часы на фонаре. — Кажется, часа полтора. Ну, вот… а теперь я быстрее, за час управлюсь.
— Хорошо!
Николай встал и поспешно ушел. Несколько минут Иван Макарович видел, как перескакивал с колонны на колонну свет его фонаря.
«Камни, кругом одни камни, — подумал профессор. — Нет никаких следов металла. Это каменная цивилизация…» Потом почему-то вспомнился родной город, сочные луга за Днепром и прозрачно-синие волны реки. Захотелось пить. Но вот, словно кадр из кинофильма, перед глазами заколыхалась яхта и Плугарь увидел на фоне белого паруса бронзовую фигуру своей дочери. Он стоит, облокотившись на балюстраду набережной, яхта летит, как птица, Ольга машет ему рукой, зовет, но слов не слышно. Он бежит вдоль набережной, хочет не отстать от яхты, но усталость подкашивает ноги, он падает и… просыпается.
Когда Иван Макарович поглядел на часы, сон его как рукой сняло: минуло два часа, а Николай еще не вернулся. Может, он где-нибудь поблизости? Заблудился?
— Николай! Николай! — позвал Плугарь в микрофон. — Я здесь!
Короткие радиоволны неслись между колоннами, устремлялись в каменные проходы, под своды и замирали где-то внизу. А ответа не было, наушники молчали.
— Николай! Николай!
Наушники молчали.
ПРЕРВАННЫЙ РАЗГОВОР
Ольга и Милько смотрели в иллюминатор до тех пор, пока вездеход не скрылся с глаз. А потом они поглядели друг на друга и… вздохнули. Это рассмешило девушку.
— Вот и вздохи начались! — сказала она, поглядывая на Михаила.
— Это первые вздохи на Луне, — серьезно ответил юноша.
— Вы остроумный, я и не знала!
Михаил вдруг нахмурился. Ольга не удивилась. Еще там, на Земле, она слыхала, что инженер Милько — нелюдим, замкнут. Никогда его не видели в обществе девушек, он имел дело лишь с механизмами. Вот и сейчас, как бы раскаиваясь, что позволил себе пошутить с девушкой, он присел к столу и начал писать. Ольга уселась напротив, подперла ладонью щеку и некоторое время молча рассматривала густые брови Михаила, все его лицо, суженное книзу.
— Скажите, что вы пишете?
Милько поднял голову, взгляды их встретились.
— Это я для машины… задание. Нужно сделать расчет старта, вернее, проверить. Видите ли, очень важно точно определить начальную скорость. Надо учесть местные условия…
— Я уже сама думала: как мы вылетим отсюда? Ведь здесь нет ракетодрома!
— Зато нет и такой большой силы притяжения, как на Земле. Она в шесть раз меньше. Для того, чтобы оставить Луну, нужна скорость всего два с половиной километра в секунду.
— Так… — задумчиво протянула Ольга. — А все-таки опасно.
Милько ничего не ответил — продолжал свои расчеты. Ольга смотрела на его крепкую руку, орудовавшую карандашом, и думала о выдержке этого скупого на слова юноши. Он не такой красивый внешне, как Загорский, но что-то есть в нем интересное.
— Мечтаете ли вы когда-нибудь, Михаил? — неожиданно спросила Ольга.
Милько поднял голову и сказал просто:
— Мечтаю.
Ольга не ожидала такого ответа, глаза ее заблестели от любопытства.
— Мечтаете? Да неужели? Вы такой… — Она не договорила.
— Какой?
— А вы не обидитесь?
— На откровенность не обижаются. Ну, какой же я?..
— Ну, такой… сухарь! — выпалила девушка, и румянец залил ее веснущатые щеки.
Милько добродушно засмеялся:
— Вот как! Сухарь? Здорово! А я считал себя больше мечтателем, чем материалистом…
— В самом деле? А о чем же вы мечтали?
— Вот, например, мечтал об этом полете на Луну…
— Я знаю, что не только мечтали.
— Конечно. Я не Манилов. Мечты нужно подкреплять работой.
— Ну, хорошо, эта ваша мечта осуществилась. А теперь?
— Теперь мечтаю о полете на Марс… Знаете, Ольга…
Михаил не договорил. В кабине вдруг сделалось темно, будто непроницаемая туча заслонила Солнце. Они кинулись к иллюминатору. И действительно — ракету окутала черная завеса пыли. Сквозь толщу ее не могли пробиться солнечные лучи.
— Что это такое? — тревожно спросила Ольга.
— Не знаю, — ответил Михаил.
— Быть может, это взрыв вулкана?
— Не похоже. Во-первых, поблизости нет кратера, во-вторых, — мы бы почувствовали толчки.
— А может, это метеорит?
— Нет, от такого удара задрожала бы поверхность…
Долго смотрели они, как медленно оседала пыль и камни, поднятые с поверхности Луны неведомой силой. Ольга сделала предположение, что это вернулся вездеход, но Михаил объяснил ей, что вездеход не поднял бы столько пыли и так высоко. Кроме того, прошло уже немало времени, а никто не поднимался в ракету. Завеса постепенно оседала, уже сквозь нее пробивались солнечные лучи, а причина этого явления оставалась неразгаданной.
— Ну, точно так, как при посадке было! — сказала Ольга.
— Очень похоже, очень похоже, — согласился Милько и начал надевать скафандр. Ольга хотела было не пустить его, но он твердо сказал, что должен выйти и посмотреть.
Минут через пятнадцать он возвратился. Его лицо было таким же озабоченным, как и до этого.
— Ничего не понимаю! Надо связаться с нашими. Попробуем?
Ольга охотно согласилась. Они сели перед рацией.
— Я — Комета! Я — Комета! — говорила Ольга в микрофон. — Докладываем: неожиданно поднялась стена пыли, неожиданно поднялась стена пыли…
Несколько раз передавала она и переходила на прием. Но вездеход молчал.
Тогда принялся передавать Милько, но результат был тот же. Чтобы не тревожить девушку, Милько объяснил это тем, что они все-таки не радисты и, значит, не умеют как следует работать на рации. А у самого беспокойно было на душе: почему поднялась такая пыль? Почему не отвечает вездеход?
