Алексей Ефимов - Путешествие вверх
— И что ты предлагаешь? — усмехнулся Анмай. — Что мы можем сделать из того, что не делали раньше?
Она смутилась.
— У каждого из нас есть тайные желания, которые иначе, как в воображении, мы не решаемся осуществить… нечто постыдное, даже страшное, то, о чем не знают остальные… просто какая-нибудь тайна. Я бы хотела, чтобы мы рассказали друг другу всё, — всё, без утайки. Второго такого случая у нас уже не будет. Ну как?
— А если окажется, что всё уже давно рассказано? И тайны столь мелки, что просто не стоят воплощения в слова? Смешно выйдет, правда?
Хьютай улыбнулась.
— У нас порой бывают воспоминания… опыт… о которых мы стесняемся говорить… И я хочу сейчас… я люблю вас обоих… — она замолчала.
Айэт удивленно присвистнул. Анмай смущенно опустил глаза. Раньше он даже представить не мог, что его Хьютай…
— А что потом? Ведь это не займет много времени. И в общем… мне кажется… что это будет… что если мы сдадимся нашим желаниям, то станем просто животными. И если тебе нравится Айэт, то при чем же тут я?
Хьютай насмешливо взглянула на него, потом на смущенного Айэта.
— Вы оба были красивыми юношами. Неужели вам никогда не делали… известных предложений?
Айэт усмехнулся.
— Делали, как же. Ещё в Таре… когда меня только привезли из города… из моего родного города… в Линзе…
— Ну и? — с интересом спросила она.
Айэт пожал плечами.
— Я достаточно хорошо дрался, чтобы ко мне не приставали больше одного раза.
Хьютай отвернулась.
— Я вижу, вы оба меня не поняли. Если нам суждено провести здесь остаток своих дней, мы что, должны всё это время стонать от отчаяния? Так что же нам делать?
— Не делать гадостей и глупостей, вести себя, как обычно, — впрочем, это бессмысленно, конечно. Но что нам ещё остается?
Она кивнула.
— Тогда… ну, я не знаю, чем нам заняться…
— Воспоминаниями? — неуверенно предложил Анмай. — Похоже, это последняя оставшаяся нам радость.
Хьютай широко улыбнулась.
— Пожалуй.
* * *Она закрыла дверь, потом критично осмотрелась: проекторы силовой подушки остались на стене, но здесь была ещё пеллоидная постель, как оказалось, исправная. Придав ей наиболее удобную форму, она сбросила одежду на пол. Анмай, стесняясь, последовал её примеру. Они занялись любовью, — без всяких изысков, просто и быстро, — потом подремали. Проснувшись, Анмай ткнулся губами в её сосок… и вдруг застыл. В его памяти вдруг с поразительной яркостью возникла комната, — почти такая же пустая, и с таким же темным окном… только оклеенная зеленой бумагой с каким-то узором, и с голой лампочкой, свисающей на шнуре. А он, тогда ещё безымянный, покоится на чьих-то сильных руках, и так же тычется губами в такой же темный сосок… Он вновь поцеловал Хьютай… и отстранился. Желания в нем не осталось, просто было очень хорошо и спокойно. Теперь, когда Путешествие Вверх закончилось, в общем, ничем, он ощутил вдруг желание оглянуться на прожитую жизнь. Ему хотелось вспоминать.
— Что с тобой? — спросила Хьютай.
Вэру высвободился из её рук и сел. Она села рядом с ним.
— Знаешь… я вспомнил Ирту Ласси… мою мать. Это моё самое первое воспоминание… о моем настоящем доме, — её крохотной квартире на шестом этаже громадного старого дома в Товии. Я часто болел, она носила меня в поликлинику… на руках… я помню их, как твои. Там были такие плакаты на стенах… и запах… Однажды, когда она уже шла домой… было очень темно, был буран, я помню, как яростно ветер нес снег, — кажется, это был один из последних буранов, дошедших до Товии с Темной Стороны. Ирта споткнулась, уронила меня, и меня покатил ветер, представляешь? Меня несло довольно долго, пока я не уткнулся в сугроб… такой маленький, обмотанный одеялом кокон. Ирта очень испугалась… а я… нет…
— Какой она была?
— Похожей на тебя… только полнее. Я не помню лица… И у неё были такие печальные глаза…
— А отец? Керото Ласси?
— Его я совсем не помню… знаю лишь по документам… такой рослый, крепкий парень, похожий на Найте…
— Их расстреляли, да?
— Да. Они были славными… они ни в чем не были виноваты… по крайней мере, Ирта. Ни о чем я не жалею так сильно, как о ней. Как бы я хотел, чтобы мы были вместе! Не здесь, конечно… Я помню, как она возила меня в коляске по улице, представляешь? Я тогда смотрел на всё… в первый раз… — у Вэру перехватило горло, и он замолчал. Успокоившись, он продолжил: — Уже свободным, узнав всё о её судьбе, я потом часто засыпал в слезах… прижимая к себе её фотографию. А ведь тогда я был уже крепким юношей лет пятнадцати, не раз смотревшим в глаза смерти. Но воспоминания о первом горе, о первых утратах, стершиеся с годами, ожив, обжигали как огнем! И я до сих пор люблю её…
— Твои родители работали в том институте, в котором работал и Окрус, да? И он потом вовлек их в эту глупую подпольную сеть? Странно, но когда я сбросила его вниз, то вовсе об этом не думала…
— Неудивительно. Ты же сама чуть не погибла.
Хьютай усмехнулась.
— Так ты любишь меня потому, что я похожа на… Но я знала, за кого сражаюсь, — ведь ты же наследник царского рода!
Анмай улыбнулся.
— Очень дальний. Тот Анмай Вэру, Строитель Вэру, основатель Товии и первый император объединенной Фамайа жил за тысячу лет до меня. Его империя умерла вслед за ним, и Вэйд Аркус, воссоздавший и укрепивший её, не был его внуком. Как раз при нем мои предки лишились власти, став просто одним из знатных столичных родов. Но когда Империя рухнула, они вновь возвысились, и даже правили Товией. А после Катастрофы от этого богатого и многочисленного рода осталась лишь одна юная пара, бежавшая на Арк. Они хотели жить, и продолжить себя в потомках… а остальные предпочли смерть вечному изгнанию. Я до сих пор не знаю, кто же из них был прав. В изгнании даже следы их происхождения совершенно затерялись, и они не выделялись ничем… пока не появился я. Они и их потомки жили в «Золотых садах», лишь мои родители решили их покинуть…
— А раньше? Ведь основавшего наш народ на Уарке тоже звали Анмаем Вэру, и он тоже был правителем?
— Звездолетчиком и ученым. Он хотел построить Эвергет, но его… их группу разоблачили и сослали на Уарк, в мир тяжелой жизни и быстрой смерти… в мир, которым некогда владели его предки. Но ему удалось сбежать, и он… его товарищи, поклялись однажды всё же построить Всесильную Машину, — они надеялись вывести файа из рабства. И я, их потомок, выполнил клятву… хотя всё получилось совсем не так, как они хотели.
— А ещё раньше?
— Не знаю. Об истории Империи нам не известно ничего. Но на самой Эрайа тоже жил такой род. Мне об этом рассказал Айэт, — он очень хорошо знал записи «Увайа». А потом я долго расспрашивал симайа. И знаешь, что мне рассказал Вайэрси? Он смог проследить историю моих предков до первых золотых айа, — до самого возникновения их цивилизации. Наверное, наш род существовал и раньше, но об этом никто не может знать. От тех времен остались лишь легенды, но если прочесть их внимательно… Иногда в нашем роду рождались юноши — и девушки! — которым всегда хотелось большего, чем они могли достигнуть. Им хотелось знать всё, — тонкая цепочка мечтателей, протянувшаяся сквозь бездну тридцати тысяч лет и невообразимые пространства. Им всем хотелось… Это было… Словно что-то бессмертное раз за разом пытается вырваться из пределов этого мира, — и раз за разом терпит неудачу. И здесь, на «Товии», оно найдет свой конец.
— Довольно жуткая история, — Хьютай зябко повела плечами. — А во сне ты говоришь на каком-то совершенно непонятном языке… если это, конечно, вообще язык.
— Там, во снах, я был… я был всеми своими предками, — каждым из них, — до тех пор, пока они не зачинали наследников… но что было до Эрайа? Кем мы были? Кем был я? Тогда, в Р`Лайх? Не знаю.
— Наверное, ты был Охэйо? Жаль, что мы не успели его расспросить. Очень жаль. Мне бы хотелось… что ты хотел рассказать? О своем детстве?
— Нет. Про приют я не хочу ничего вспоминать… и ты знаешь его куда лучше меня.
Она усмехнулась.
— Да, лучше. Но там мы и в первый раз поцеловались, помнишь?
Анмай смутился. Тогда ему было восемь с половиной лет, и, как порой бывает в таком возрасте, он хотел немедленно жениться. Лучшей его подругой тогда была Хьютай, и эту почетную роль он отвел ей. Тогда они оказались вдвоем в темной кладовой, где хранились матрацы, — он до сих пор помнил их пыльный запах и бледный свет туманности в узком грязном окне…
Хьютай тоже смутилась, вспомнив холодные, неумелые ладошки Анмая, — тогда просто Анмая, Широкоглазого, не знающего ещё, что это прозвище пристанет к нему навеки, — плотно сжавшие её щеки, и его лицо с закрытыми глазами, тянущееся к ней… и сам этот поцелуй, после которого она утерлась рукавом, а Анмай с сияющей улыбкой назвал её своей женой. Тогда он совершенно искренне считал, что этого достаточно. И девять лет спустя он думал так же, и первые сказанные ей слова были, — о том поцелуе…
