Миг возмездия - Эрик Фрэнк Рассел
— Ты его не знаешь, — хмуро буркнул Глид. — У него вместо сердца кусок ржавого железа.
— Занятно, — взглянул на него Гаррисон, — я всегда думал то же самое о тебе, вплоть до сегодняшнего дня.
— Я сейчас не на службе, — ответил Глид, как будто такой ответ все объяснял.
Он встал и, стиснув зубы, решительно повернулся к выходу.
— Я возвращаюсь на корабль. Прямо сейчас.
— У тебя увольнение до завтрашнего вечера, — запротестовал Гаррисон, обеспокоенный перспективой остаться один на один с Сетом, а особенно с Илиссой, хотя совсем недавно очень хотел этого.
— Возможно. Но я вернусь сейчас.
Илисса открыла рот, но тут же закрыла, потому что Сет толкнул ее. Они сидели молча и смотрели, как Глид выходил за дверь, пресекая все уговоры.
— Это хороший знак, — сказал Сет со странной уверенностью в голосе. — Задели его за живое. — Потом повернулся к Гаррисону. — А у тебя какое главное желание в жизни?
— Спасибо за еду. — Гаррисон, явно обеспокоенный, поднялся со стула. — Постараюсь догнать его. Если он пошел на корабль, мне, пожалуй, тоже лучше вернуться.
Гаррисон торопливо встал из-за стола, проклиная в душе собственную трусость и нерешительность, медленно двинулся к выходу, надеясь, что его остановят.
Илисса попыталась что-то сказать, но Сет вновь остановил ее. Оба хранили молчание, пока Гаррисон выходил на улицу, аккуратно затворяя за собой дверь.
— Бараны, — сказала непонятно чем опечаленная Илисса. — Один за другим, ну, прямо, стадо баранов.
— Нет, — возразил Сет, — это люди, движимые теми же мыслями и чувствами, что и наши предки, которые баранами отнюдь не были. — Повернувшись в кресле, он крикнул Мэтту:
— Принеси нам два шемака! — Потом сказал Илиссе:
— Сдается мне, что этому кораблю не поздоровится, если он здесь задержится.
Илисса грустно кивнула головой в знак согласия.
Динамик внутренней сигнализации рявкнул:
— Гаррисон, Глид, Грегори… — и так далее в алфавитном порядке.
В коридорах и на палубах разговаривали между собой вернувшиеся из увольнения.
— Ни единого слова ни от кого не добьешься, кроме «зассд». Просто осточертело! Кому нужно такое увольнение?
— Надо было разделиться, как мы. Там, в цирке, на окраине, никто про нас и слыхом не слыхивал. Я просто вошел и сел.
— Слышал про Майка? Он починил крышу, взял в уплату бутылку двойного диса и нажрался. Был в полной отключке, когда его нашли. Назад его пришлось тащить на себе.
— Везет же некоторым. А нас отовсюду гнали.
— Так я ж и говорю, что надо было разделиться.
— Половина ушедших в увольнение, наверное, все еще валяется по канавам.
— Грейдер психанет, когда узнает, что столько народу опоздало.
Каждую минуту старпом Морган выходил в коридор и выкрикивал одну из фамилий, только что объявленных по радио. По большей части никто не отзывался.
— Гаррисон! — завопил он в очередной раз.
Гаррисон вошел в навигаторскую с недоуменным выражением на лице.
Его превосходительство расхаживал взад и вперед, бормоча в свои подбородки: «Всего пять дней, а разложение уже началось». Резко повернувшись к вошедшему Гаррисону, он выпалил:
— А, это вы, сэр! Давно вернулись из увольнения?
— Позапрошлым вечером, сэр.
— Досрочно, не так ли? Это интересно. Прокололи шину?
— Никак нет, сэр. Я велосипеда не брал.
— Тоже неплохо. Если бы вы его взяли, вы были бы уже за тысячу миль отсюда.
— Почему, сэр?
— Почему? Он меня спрашивает, почему? Да я именно это и хочу знать — почему? Вы в городе были один или с кем-нибудь?
— С сержантом Глидом, сэр.
— Вызвать его, — приказал посол.
Морган послушно открыл дверь и прокричал:
— Глид! Глид!
Ответа не последовало. Он позвал еще раз, но безрезультатно. Потом опять вызвал Глида по радио. Сержант Глид исчез.
— Он отметился, когда возвращался?
Капитан Грейдер проверил лежащий перед ним список.
— Вернулся на двадцать четыре часа раньше срока. Это двойное преступление.
Морган вернулся в навигаторскую.
— Ваше превосходительство, один из десантников видел сержанта Глида в городе совсем недавно.
— Вызвать этого солдата. — Его превосходительство повернулся к Гаррисону. — А вы стойте, где стоите, и постарайтесь не хлопать своими чертовыми ушами. Я с вами еще не кончил.
Вошел испуганный таким множеством начальства солдат и вытянулся по стойке «смирно».
— Что вам известно о сержанте Глиде? — потребовал посол.
Солдат облизал губы, явно сожалея, что вообще ляпнул о встрече с Глидом.
— В общем, Ваше превосходительство, я…
— Называйте меня «сэр».
— Есть, сэр. Я пошел в увольнение со второй группой рано утром, но через пару часов решил вернуться, потому что схватило живот. На обратном пути я встретил сержанта Глида и с ним разговаривал.
— Где? Когда? — посол в бешенстве сжал кулаки.
— В городе, сэр. Он сидел в одной из их междугородных колымаг. Мне это сразу показалось странным.
— Он вам что-нибудь говорил?
— Немного, сэр. Он был в возбужденном состоянии. Кто-то ему что-то сказал о молодой вдове, которой трудно управиться с участком в двести акров. Он решил поехать посмотреть.
— Ваш человек, — сказал посол полковнику Шелтону. — Вроде бы дисциплинированный, с выслугой лет, с тремя нашивками, с пенсией на носу. — Он снова повернулся к солдату. — Глид сказал, куда именно он едет?
— Никак нет, сэр. Я спрашивал, но он только усмехнулся и сказал: «Зассд».
— Хорошо, можете идти. — Его превосходительство возобновил разговор с Гаррисоном: — Вы были в первой группе?
— Так точно, сэр.
— Позвольте вам сообщить кое-что, сэр. Из четырехсот двадцати человек вернулись только двести. Сорок из них в различных стадиях алкогольного опьянения. Десять сидят в карцере и вопят: «Нет, и точка!» Без сомнения, они будут орать, пока не протрезвеют!
Он уставился на Гаррисона так, как будто эта достойная личность была виновата в происходящем, затем продолжал:
— В этом есть что-то парадоксальное. Пьяных я могу понять. Всегда найдутся несколько человек, которые, сойдя с корабля, первым делом налижутся в стельку. Но из двух сотен, решивших возвратиться, почти половина вернулась раньше времени, как и вы. И все давали примерно одинаковые объяснения: местные относились к ним недружелюбно, игнорировали их.
Гаррисон ничего не сказал, но в душе поднималась волна возмущения.
— Итак, налицо две крайности. Одни