Сергей Кусков - Игрушки для императоров
Мало кто из гуляющих здесь людей знает, кто такой этот Хемингуэй, и еще меньшее количество его читало. Слова «Старик и море» для подавляющего большинства обывателей вызовут именно такие ассоциации — абстрактное море и абстрактный старик. Он и сам, если честно, не читал — некогда было. Но главное в памятнике не человек, которому его посвятили, а постамент. На самом деле это мощнейшая установка электронного подавления, поставленная здесь на случай войны или переворота. Таких установок в городе много, напичканы на каждом шагу, но сочетание функциональности и красоты сквера вокруг и дали Сергею ощущение той незабываемой полноты, без которой не будешь чувствовать себя уютно.
Все установки включаются нажатием одной единственной кнопки, расположенной в подземном бункере Золотого дворца. Но каждую из них можно включить специальным электронным ключом, принадлежащим лично главе государства. Юридически, конечно. У главы государства уже много лет нет от него секретов, и он всячески пользуется благами небожителей, сам являясь небожителем.
Он обернулся и участливо улыбнулся пыхтящей от злости Даниэле. Пускай позлится, шавка! Он и сам не знал, сколько на нем следящей аппаратуры, и какие из «жучков» ему удается выключить с помощью обычных средств подавления. Памятник же выключал всё. И она ничего, абсолютно ничего не могла с этим поделать! Палец нащупал в кармане переключатель ключа, заранее выставленного на малую мощность — метров на сто в радиусе, раздался неслышимый щелчок, и беруши, в фоновом режиме транслирующие переговоры его охраны на всех трех каналах, замолчали. Как и вся электроника в зоне подавления.
Обыватели вокруг всполошились — в один момент отказали все навигаторы, все внешние функции браслетов, все системы связи. По статистике в любой момент времени в сетях сидит около десяти процентов людей, с кем-то разговаривая, ведя поиск, слушая радио и делая много чего еще. Восемьдесят эксплуатируют их в ждущем режиме, и только десять процентов могут не заметить, что где-то что-то отключили. Сергей про себя усмехнулся — вокруг сразу же начали раздаваться тревожные возгласы. Потерпят!
— Ее высочество заменила ангелочков на собственных людей, — произнес он, вдыхая воздух полной грудью. В данный момент не существовало силы, способной записать или передать куда-либо их разговор.
— Утечка? — задумчиво спросил боец. Сергей отрицательно покачал головой.
— Скорее перестраховка. Она что-то подозревает, но это лишь голые подозрения. В случае утечки она повела бы себя по-другому.
— Понятно. И что теперь делать, сеньор?
— Приказ тот же. Лишь небольшая поправка. Открывать огонь только если гвардейцы первыми начнут стрелять в бандитов. Или с их стороны последует недвусмысленная провокация. Это не ангелочки, мы не можем стрелять в своих, какие бы интересы за этим не стояли.
— Но если они все же откроют огонь… — Габриель опасно прищурился.
— Если откроют — мы будем не властны перед обстоятельствами.
Пауза. По лицу Габриеля нельзя было прочитать ничего, но Сергей знал, что творится у того в душе.
— Прости, мне самому тяжело. Но их необходимо остановить. Понимаешь?
Габриель понимал. Опытный боец, не первый год варится в этой каше, привык ко всякому. Но если Сергей не объяснится с ним сейчас, вот так, по душам, а «спустит» команду стрелять в своих «сверху», он не сможет больше рассчитывать на него и его взвод. На их преданность. А возможно, и на остальные подразделения своей службы.
— Я понимаю.
— Но все-таки думаю, она одумается. Предел должен быть всему. Это все, пока свободны. Весь взвод, кроме Диего. К Диего у меня разговор… — Он недобро усмехнулся. — До завтра.
Габриель повторил его усмешку.
— Так точно, сеньор. До завтра.
Он откозырнул и побрел к машине. Сергей присел на лавочку. Стрелять в своих? На самом деле этот приказ был отдан еще вчера, и это полностью заслуга корпуса, что ангелочков не считают «своими». Как же хрупок мир! И как хрупок человек.
Вот важно вышагивает по аллее ребенок. Молодая мама держит его за руки — малыш только учится ходить. Рядом стоят коляски, возле которых сидят еще две мамаши и промывают косточки героям очередной сетевой мыльной оперы. Сколько времени надо, чтобы убить их? А сил?
Сколько времени и сил надо, чтобы убить ребенка?
А если его НАДО убить, и именно сейчас, потому, что потом будет поздно? Потому, что потом, когда он вырастет, он совершит столько непоправимого, что убить его сейчас — самый разумный из выходов? Как быть в такой ситуации?
Он сентиментален, излишне. Он убивал в своей жизни, не раз, не два. Сотни. Убивал росчерком пера, отдавая нужным людям нужный приказ. То были люди взрослые, отдающие отчет в действиях, но дети? Имел ли он право, занимая такую должность, быть сентиментальным? Восемнадцать лет он отвечал на этот вопрос «НЕТ», но каждый раз оттягивал с решением. День за днем, год за годом, цепляясь за разные отговорки. Пока не стало поздно. Происходящее теперь напоминает пожар, который тушат ведрами — вроде бы и бесполезно, но стоять сложа руки…
А впрочем, ничего еще не потеряно. Он умеет ждать. Ребенок вырос, это совсем не тот малыш, что смотрел на него с экрана визора большими наивными глазенками, а от несчастных случаев никто не застрахован. Главное выждать для такого случая нужный момент. Он умрет, обязательно умрет, это вопрос времени. И целесообразности.
— Звали, сеньор? — раздался робкий голос сбоку. Сергей поднял глаза. Диего. Один из самых молодых бойцов во взводе Габриеля.
— Присаживайся.
Он хлопнул по лавочке рядом с собой и откинулся на спинку. Диего последовал приглашению.
— Я слышал, у тебя больная мать… — начал Сергей как бы издалека, но так, чтобы сразу стало понятно, о чем речь. Боец виновато опустил голову.
— Да, сеньор.
— И ее нельзя вылечить.
— К сожалению, сеньор. На дворе двадцать пятый век, а врачи до сих пор не могут справиться ни с чем, тяжелее простуды.
— Не драматизируй, — усмехнулся Сергей. — Большая часть неизлечимых болезней — наше собственное творение. Боевые вирусы, биологическое оружие, мутации из зон ядерных конфликтов… Мы сами виноваты в том, что имеем, Диего. Это наша общая вина, совокупная, и нечего пенять на врачей.
— Моей матери от этого не легче, Сеньор.
Сергей задумчиво усмехнулся.
— Возможно. Но не мы правим обстоятельствами, а обстоятельства нами. Я даже больше скажу, для своей матери, случись с ней подобное, я сделал бы то же самое.
— Но я не на твоем месте, Диего! — повысил он голос. — И должен думать о более глобальных вещах. И мне не нравится, когда ко мне заявляется контрразведка, предоставляя доказательства того, что ты ведешь на черном рынке активный поиск запрещенного наркотика, за распространение которого полагается смертная казнь.
Молчание.
— Это не наркотик, сеньор… — виновато выдавил Диего и опустил голову. — Это лекарство.
— Это наркотик. Оно не лечит, твое лекарство. Оно лишь на время облегчает страдания.
— А вы бы на моем месте как поступили? Лишили мать единственного средства, облегчающего страдания?
— На твоем месте я бы пришел к своему начальнику, то есть ко мне, и попросил бы содействия. А хороший начальник, а я все-таки склонен относить себя к хорошим начальникам, в ответ сделал бы вот так.
Сергей вытащил из внутреннего кармана небольшой прозрачный пакет и протянул молодому бойцу. Тот, взял его в руки, которые мелко задрожали.
— Вокзал на площади Святого Себастьяна, — продолжил Сергей. — Камера хранения. Здесь несколько ампул, на первое время, остальное там. Запас, которого должно хватить на год, если не больше. Если твоя мать доживет, конечно, до этого времени. Извини, если мои слова тебя задели.
Его рука вновь полезла в карман и извлекла небольшой стандартный электронный ключик с номерочком
— Если будет нужно, я достану еще. Самый лучший, индийского производства — ты знаешь в этом толк.
— Спасибо, сеньор! — выдавил юноша, сжирая глазами драгоценности, попавшие к нему в руки. Драгоценности, ибо на черном рынке каждый грамм этого вещества был на вес золота в прямом смысле слова. Не считая того, что за покупку или продажу его грозила смертная казнь.
— Сам понимаешь, ни один грамм не должен попасть «налево»…
— Разумеется, сеньор! — глаза молодого бойца сияли от счастья и надежды. Сергей обожал такие моменты — дарить людям счастье. Это здорово. Особенно, когда ничего тебе не стоит. То, что он передал сегодня — конфискат, из специального хранилища, приготовленный к утилизации и теоретически уже утилизированный службой по борьбе с наркоторговлей. Но как же счастлив человек, конкретный, не абстрактный, получив такое богатство для больной матери?
— Завтра боевая операция, — перешел он к делу. Юноша тотчас напрягся. — Вы сопровождаете сделку между корпусом телохранителей и одними известными тебе бандитами. Следите, чтобы она была честной.
