Кристиан Бэд - Дурак космического масштаба
— Удавил бы… — пробормотал он, когда перед сомкнутыми веками всплыло лицо Бгоро.
— Вам можно сказаться больным, — Элиер упорно общался с эрцогом на "вы". — Я бы даже рекомендовал это. — Он прошёлся сильными руками от основания шеи вверх. — Вам нужно отдохнуть.
— Покой мне только снится, юноша… А Бгоро так и ждёт, чтобы я признал себя больной выжившей из ума развалиной, — беззлобно усмехнулся эрцог.
— Вы думаете, временное командование добавит ему уверенности в себе?
Эрцога пронзила боль. Пальцы Элиера, казалось, на долю секунды вошли в мозг.
— Извините, — сказал он тихо, и Локьё ощутил, что последнее напряжение уходит, а тело становится невозможно лёгким. У парня золотые руки. Как он сказал? Временное командование? Вряд ли Элиер выражал свои мысли…
— Так считает Домато?
— Главный врач считает, что вам необходим отдых.
— С какого конкретно года он мне не обходим, это не уточнялось? — пошутил эрцог.
С Элиером было легко разговаривать. Парень самостоятелен в суждениях, но безукоризненно вежлив. Домато растил его "под себя": он не любил ни тупости, ни разболтанности. Странно, но с молодым имперским капитанам Элиер сразу нашел общий язык. Или — НЕ странно?
— Скажи, а капитан Пайел понравился тебе?
— Да, — спокойно ответил Элиер. — Война его не испортила.
— А меня?
— Вы знали многое в жизни, он — ничего, кроме войны.
— Уклоняешься от оценок?
— Зачем сравнивать несопоставимое?
— Разумно. Ты сам-то видел, что он прислал?
— Вы настаиваете, чтобы я отвечал, мой лорд?
— К сожалению, про отдых мы с тобой только шутили.
— Да, я видел. Я согласен с главным врачом. Это информационная инфекция.
Эрцог не смог справиться с напряжением, и Элиер покачал головой:
— Я же предупреждал, что этот разговор не для сеанса массажа. Я делаю вам больно.
— Если бы все, только вот так делали мне больно… — пробормотал эрцог. — Выходит, я не сумел… Чудовище выпустили на свободу и события пойдут по левой горизонтальной ветке… — он вздохнул и закрыл глаза. — Я не могу подозревать имперцев. Их поведение не дает мне таких оснований. Скорее всего, мы просто опоздали и какие-то хранилища уже были вскрыты…
— Рано ещё судить, сумел ты или нет, — сказал, входя, Домато. — Но одну ошибку сделал. Нужно было рассказать ВСЮ правду, а не её часть. Болезнь, таким образом, не вынесли бы с планеты.
Локьё вздохнул. Спорить — не хотелось. Он и так повёл себя, как не повёл бы не то, что эрцог…
— Рискуя, нужно рисковать до конца, не на половину. Или — не рисковать вообще. Но, в любом случае — не жалеть.
— Я и не жалею, — эрцог снова прикрыл глаза. Даже просто нахождение доктора рядом — успокаивало его. Пусть даже говорил он что-то болезненное и неприятное, но всё равно возникала уверенность, что всё, в конце концов, закончится хорошо. — Но ты опять забываешь, что я, прежде всего, командующий…
— А человек — ты уже после? Да, мы говорили с тобой об этом. Полагаю, это было юношеское, и тебе пора уже определиться.
Локьё открыл глаза, но повернуть голову и посмотреть на Домато не смог. Тот ушёл из его суженного процедурой массажа поля зрения.
— Лучше бы ты бил меня, как раньше… — он сказал это тихо и ненаполнено. Эмоции с трудом подчинялись ему: руки молодого медика погружали в состояние расслабленного покоя с медленной, сосредоточенной силой.
Но сам Элиер мог оглянуться, и сделал это.
Доктор опустился в соседнее кресло и теперь Локье видел его лицо.
— Скажи, Домато, почему боги не дали мне сына… — как хорошо, что врачу не нужно объяснять, какого именно "сына" он имеет ввиду. Вот такого, как Элиер, следующий за доктором словно тень, или мальчишка-капитан…
— А ты веришь в богов? — удивился Домато.
— Нет.
— Ну так спроси себя, отчего не захотел сам? И вспомни, что проблем с молодыми много. Они не только портят твои нервы, но и покушаются на твоё личное душевное пространство и твоё личное одиночество. Возможно, до этого времени ты не был готов к подобным жертвам. Да и сейчас, я не уверен, что это не очередная блаж. У покровителей твоего "капитана" проблем с ним достаточно, как и у меня с Элиером. За его ошибки ещё долгое время отвечать буду я.
— Возможно, я, наконец, вырос. Теперь мне кажется, что это лучше, чем отвечать за ошибки Пфайфера или Рауля.
Рауль Гилоо был побочным сыном эрцога от горячей южанки Инги фон Остерхофф. Но там, где её темперамент доставлял удовольствие, Рауль не годился, а в остальном проблемы в общении у него возникали не реже чем раз в полугодие. И всё-таки, Инга любила хотя бы тело эрцога…
— Хочешь, чтобы тебя любили, и до сих пор не завёл себе собаку? — усмехнулся Домато. Он умел резать не только скальпелем.
Дыхание Локьё стало прерывистым, и Элиер снова поднял на доктора полные укоризны глаза.
— Тебе действительно есть, что мне сказать? — спросил его Домато достаточно резко.
— Вот только экзекуций при мне устраивать не надо, — перебил эрцог. — Ты полагаешь, что я совершил ошибку, не объяснив тогда имперцам, с чем именно они имеют дело? И как теперь это исправить?
— Отдай документы по Плайте. И передай командование Бгоро. Лучше всего — на время болезни, я тебе это устрою.
— Военные действия возобновятся сразу же. Бгоро спокоен, примерно, как пороховая бочка.
— Выход найдёшь потом. Но сейчас, пока командуешь ты, лендслер не нарушит перемирие, несмотря на все провокации регента. Он — человек слова, как и ты. Болезнь разнесут по галактике, и ты получишь свою "левую горизонтальную ветку".
— Скажи, Домато… Я не в силах сейчас коснуться паутины, чтобы понять, куда это всё заведёт… Но ты говорил мне как-то, что не понимаешь линейности наших прогнозов. Чем ТЫ руководствуешься?
— То, что ты называешь "паутиной" — нелинейно, вот и всё. И последователи Аграция способны воспринимать лишь малую часть истинных связей. Потому что любое учение сужает восприятие. И чем далее — тем больше. Я воспринимаю вселенский закон иначе, но воспринимаю, как ты видишь. Трудно не воспринимать очевидное, и уповать на слепой случай. Или считать, что это двуногие управляют миром. Вселенная — сеть, мы всего лишь — рыба.
Эрцог помолчал. Его чувствительное сознание его замерцало, обретая равновесие в сказанном. Наконец он выдохнул.
— Почему ты не говорил со мной об этом?
— Потому, что ты не спрашивал. Но я рад, что ты не боишься быть ребёнком сейчас. Я сообщу Бгоро, что у тебя серьёзные нарушения мозгового кровообращения, это, кстати, не так уж далеко от истины. А ты — лежи. Элиер, я рекомендую полную санацию сосудов и общие процедуры. И заниматься этим будешь ты. Раз уж решился защищать пациента — защищай до конца. Не допускай его общения с регентом, а регент будет настойчив.
— Эрцог и в самом деле настолько болен, что я не могу даже поговорить с ним? — дежурный выпил-таки моё терпение, и я повысил голос. — А ну дай кого-нибудь старше по званию!
Ну, вот, рассердился и, сам не заметив, надавил. И, досадуя уже на себя, наблюдал теперь, как лоб бойца покрывается мелкими капельками пота. Он судорожно сглатывал, но сказать ничего не мог.
Абэ то да хербэ!
— С доктором можешь меня связать?
Дежурный закивал и, спустя секунд десять, протянувшиеся для меня минутами, на экране возникло раздраженное лицо Домато.
— Что у тебя горит? — выдал он мне вместо приветствия.
— Хочу поговорить с эрцогом.
— Зачем? — врач уставился на меня холодно и внимательно, словно опять планировал, как сподручнее разобрать на запчасти.
— Просто хочу поговорить. Что тут непонятного?
— Он не готов сейчас говорить о делах.
— Я не о делах, — произнес я медленно и членораздельно. — Я просто-хочу-его-увидеть!
— Стыкуйся, — сказал Домато, прищурившись. — Но только попробуй загрузить его чем-то. Голову оторву.
— Спасибо, — сказал я, вложив в благодарность изрядную долю иронии.
Эрцог действительно выглядел не лучшим образом. Он был бледен и измучен. Но мне обрадовался.
— Ты? — спросил он, приподнимаясь на стандартной кровати медблока, изученной уже и моей спиной до тонкостей.
Моё появление на экзотианской территории действительно выглядело странным. Даже если допустить, что я не в курсе последних событий. Но Дьюп сообщил мне временной передаче командования.
— Мимо летел. Решил проведать.
— Домато велел ничего не говорить?
— Велел. Но я и сам не собирался. Грузить не хочу.
— А чего тогда хотел? Удостовериться? — усмехнулся Локьё.
Вышло у него это иронично и грустно.
— Проведать хотел. Тупо.
— Не боишься ты…
— Кого? — я сделал большие глаза, чтобы хоть немного развеселить его. — Регента что ли? А пусть погоняется. Давно я в догоняшки не играл.
