Последний контакт 3 - Евгений Юрьевич Ильичев
«Она не пострадала, — вертелось в его голове. — Она жива и здорова!»
Он как-то глупо закивал и начал пятиться от двери, а лицо его густо залила краска смущения. Пятился он до тех пор, пока не уперся спиной в стену. «Жива, жива…» Он еще раз кивнул в глазок, зачем-то сообщил вслух, что уходит (хотя и знал, что девушка не услышит его, ведь кнопку связи он не нажимал), и действительно ушел.
Павленко знал, что на мостике командир первым делом справится о состоянии энергосистемы корабля и мерах, принятых им согласно руководству по борьбе за живучесть (РБЖ). И, раз уж с Варварой Сергеевной было все в порядке, Дмитрий поспешил на свой боевой пост. Пока шел к реакторному отсеку, пытался найти для самого себя оправдание, ведь первым делом долг и вышеупомянутое руководство (РБЖ) обязывали его возглавить эту самую борьбу за живучесть в своем отсеке. Павленко был обязан провести полную диагностику всех систем крейсера сразу же, как узнал о том, что реакторы не реагируют на команды операторов. На худой конец, он должен был озаботиться состоянием радиационного фона и герметичностью отсеков, а не навещать научного сотрудника Касаткину. Однако он все же сделал тот выбор, который сделал, и не собирался объяснять даже самому себе логику собственных действий.
К своему большому облегчению, Павленко обнаружил, что святая святых любого звездолета — реакторный отсек — пережил массовый психоз без потерь. Да, тогда он уже был в курсе того, что они потеряли доступ к системам реактора, эта информация поступила к нему перед апогеем всеобщего безумства на корабле. Однако тогда этот факт не сильно его беспокоил. В ту ночь Павленко был уверен, что до утра никто из экипажа не доживет, что миссия уже провалена, что три сотни душ на «Прорыве» обречены. Это бесчеловечное оружие, призванное полностью деморализовать людей, натравить их друг на друга, не могло быть единственным козырем инопланетян (ну, или кто там на этом шаре всем заправляет?). Самое главное они уже сделали — обездвижили врага и подавили моральный дух его экипажа. Оставалось дело за малым — расстрелять земной звездолет, и дело с концом.
Однако, даже прячась в рубке наблюдения, Павленко пытался мыслить рационально. Пытаясь заглушить собственные эмоции, справиться с навязанным психологическим давлением, он заставил себя собраться и принялся за анализ текущего положения. Разбирая ситуацию, он первым делом восстановил хронологию событий. Итоги такого мозгового штурма не обрадовали кап-три Павленко. Сперва шар выводит из строя капитана, отсекает, так сказать, голову от туловища. Обезвредив его, он приступает к воздействию на остальной экипаж, причем начинает с высшего командного состава. Павленко прекрасно помнил, как собачились между собой офицеры на мостике в отсутствие Кольского. Затем, по мере сближения «Прорыва» и шара, воздействие последнего только усиливается, и впоследствии эпидемия безумства на корабле приобретает массовый характер. С ума посходили практически все члены экипажа. Корабль потерял свою боеспособность еще тогда, когда остался без двигателей и попал в дьявольские силки невидимого гравитационного воздействия, однако шару этого показалось мало. Ко всем бедам «Прорыва» добавилось еще и психологическое воздействие на экипаж. Павленко сильно сомневался в том, что раса, способная провернуть такое, отнесется к поверженному врагу милосердно. Знают ли они вообще о таком понятии, как милосердие? Вывод напрашивался сам собой: как только «Прорыв», по сути, не представлявший никакой угрозы, приблизится к шару, гости из иного мира попросту его уничтожат. Неясным оставался лишь один вопрос — судя по всему, в технологическом плане инопланетяне были на голову выше землян и имели возможность уничтожить и «Прорыв», и «Ксинь Джи», вообще не прибегая к психологическому воздействию. Ну и зачем им тогда понадобился весь этот цирк?
Так, в своих мыслях о шаре и ситуации в целом, Павленко добрался до своей боевой части. Нужно было разобраться с энергосистемой корабля и понять, что же именно мешает нормально использовать реакторы. Доклад перепуганного, но в целом держащегося бодро вахтенного офицера, дежурившего возле энергетических установок, обнадеживал — никаких внештатных ситуаций за время боевого дежурства, по его словам, не было.
— Так уж и никаких? — изумился докладу своего заместителя Павленко, хотя и не подал вида. Весь крейсер захлебывался в крови и насилии, а тут тишь да гладь? Странно все это.
Павленко кивнул капитан-лейтенанту и замер с немым вопросом во взгляде. А молодой офицер как стоял по стойке смирно, так и продолжил стоять. Казалось, он вообще не собирается продолжать доклад. Павленко списал ступор подчиненного на последствия психоза и помог офицеру подсказкой:
— Саня, продолжай доклад, — Павленко красноречиво кивнул на задраенный коридор, за которым находились гермодвери, ведущие к пультовым комнатам и далее к обоим реакторам. Через маленькие стекла-иллюминаторы Павленко видел, что возле каждой гермодвери стояли караульные. Что ж, уже хорошо. На первый взгляд боевое дежурство в реакторном отсеке было организовано согласно уставу, но дежурный офицер почему-то никак не мог сориентироваться. Он явно не понимал, чего от него хочет начальник. Павленко догадался — его подчиненный только сейчас пришел в себя, да и то, видимо, не до конца. — Саня, — Дмитрий осторожно взял офицера под локоть, потянул его вниз и усадил на баночку, привинченную к переборке возле офицерского поста. Сам же присел на корточки перед офицером, заглянул тому в глаза и спросил, четко выговаривая каждое слово: — Что с реакторами?
— С к-какими р-реак… — каплей словно только сейчас проснулся. На Павленко он смотрел глазами, полными ужаса. Дмитрий видел, как по лицу его пробежала странная улыбка, а на лбу мгновенно выступила испарина.
— С нашими реакторами, Саня? Что с энергетической установкой? Доклад, Саня, доклад!
Павленко старался говорить ласково. Он уже понял, что дежурный офицер до этой самой секунды был не в себе. Более того, Дмитрию стало очевидно, что за время его отсутствия на боевом посту реакторного отсека ничего не происходило только по одной причине: его подчиненные все это время были просто без сознания. Нет, возможно, с виду они и выглядели бодрствующими, но только за самого себя никто в отсеке отвечать не мог.
— Ладно, сиди тут, — сдался Дмитрий, — никуда не уходи.
Павленко встал, подошел к гермодвери, ведущей в главный коридор реакторного отсека. На терминале возле двери он ввел несколько команд и проверил радиационный фон —
