Ольга Ларионова - Сотворение миров. Авторский сборник
– А чеснок? – мстительно вставила Варвара.
– О! Вы далеко пойдете, моя юная натуралистка. Чеснок – это непременнейший компонент, равно как и эфедра хвощевая, щетинник зеленый и тополь белый. И разумеется, кипрей.
– Вульгарно? – не сдавалась Варвара, впрочем прикладывая все усилия к тому, чтобы голос у нее не дрожал.
– Кипрей, кипрей, кипрей… Так, запоминайте хорошенько: кипрей мохнатый, кипрей широколистный, кипрей высокогорный и кипрей тянь–шаньский.
– Это одно и то же! – с отчаяньем проговорила она.
– Ну знаете, тогда нам не о чем разговаривать!
И он отвернулся от нее, возмущенный до глубины души.
К ней со всех сторон тут же потянулись рюмки и бокалы:
– За чеснок вульгарно!
– За абрикос можжевелолистный!
– За мышку гетеропапуасовую, седеющую! Теймураз наклонился к ее плечу:
– Ну вот, Лерой и сделал из тебя принцессу вечера, как он один это умеет. Поздравляю.
– Посмешище он из меня сделал. Иду спать. Все. Она поднялась, но уйти было не так–то просто.
– Темрик, перестань секретничать с новенькой! – снова возникла царствующая за столом Кони. – Да что это, она уходит? Нет, Варюша, нет, этот номер не пройдет. Вы уже двадцать четыре часа находитесь на Степаниде. На нашей сказочной, неповторимой Степаниде. Теперь за вами тост. Скажите, за какое из ее достоинств вы хотели бы выпить в первую очередь?
Мало ей было одного Лероя! Конечно, она всего–навсего маленькая усатая сколопендра, когда пребывает в ярости – особенно; но врать и притворяться противно, тем более что и они все – просто фанатики со своей Степухой.
– За то… – она помедлила, облекая свои смутные ощущения в более или менее четкую формулировку. – За то, что Земля Тамерлана Степанищева – такая, какой создала ее космическая эволюция, – в принципе ничем не отличается от нашей Большой Земли.
Она отпила глоток, поставила бокал на миллиметровку и пошла прочь, в быстро разливающуюся вечернюю полутьму.
За стеной плотной массой застыла возмущенная, не пожелавшая понять ее тишина.
Она нашла свой коттедж по запаху, исходящему от Лероевых трав. Разделась. Опрокинулась в жесткую прохладную постель. Ладно. Сегодняшний день не в счет. Вот завтра – уже работа, приемка помещения, да еще и эту парочку распаковывать – Пегаса и Пегги; и первое время они от изумления будут только путаться под ногами, как и полагается верным, но не чрезмерно информированным роботам, и посему преимущественно мешать, и если все пойдет подобру–поздорову, то после обеда можно будет начать монтаж аппаратуры, то есть монтировать–то будут кибы, нужно только ходить за ними по пятам и следить, чтобы они какую–нибудь моечную камеру или холодильник не приспособили вверх ногами. А это, прямо скажем, занятие не творческое и посему утомительное. Следовательно, и завтра – день не из приятных…
В окошко ненавязчиво постучали. Болтливый гений, не иначе.
– Я сплю! – зарычала Варвара.
– И на здоровье, – раздался веселый голос Сусанина. – Утречком, пока кибы всю вашу аппаратуру не раскидают по разметкам, вам в своей лаборатории делать нечего. Так что брошу–ка я вас на капусту. В восемь на пирсе, радость моя!
Варвара чуть не подпрыгнула от бешенства. Это ж надо, обрела себе начальника, который будет распоряжаться каждым рабочим часом в ее же собственной таксидермичке! Обретешь тут здоровый сон. Но ничего не поделаешь, теперь только отдать себе приказ проснуться ровно в половине шестого по среднеземному, чтобы успеть выкупаться. В половине шестого.
В половине…
* * *
Проснулась она много раньше от жуткого ощущения, будто ее лицо лизнул огненный язык.
За окошком полыхал беззвучный пожар.
Она бросилась к окну, распахнула его – навстречу дохнула черемуховая ночная прохлада. Многослойные красно–зеленые ленты летели, извиваясь, по небу, словно тутошняя Ирида, позабытая богиня радуг и прочих красочных атмосферных эффектов, вздумала заниматься художественной гимнастикой на ночь глядючи. Вовремя иллюминация, ничего не скажешь. Как бы это назвать? А, северностепанидское сияние.
Она сердито фыркнула, предчувствуя жесточайший недосып, и тут же пожалела о собственной несдержанности: справа, под соседним окном, принадлежащим половине Лероя, высилась монументальная фигура, расцвеченная радужными бликами.
– А–а, – протянул он своим звучным, точно из глубины колодца, басом, – моя юная натуралистка!
Варвара мысленно застонала.
– Вы уж простите меня, старика, – продолжал он так, что его было слышно в радиусе двухсот метров. – Дело в том, что я совершенно забыл про дороникум продолговатолиственный!
Она в сердцах захлопнула ставни.
* * *
Они обогнули мыс, и воздух сразу же наполнился подозрительным душком гниющих водорослей, рыбы и конюшни. Сопровождавшие суденышко аполины проделали два–три дружных курбета, разом повернули и отбыли в сторону островов.
Теймураз управлялся с парусом отменно, и берег (вместе с запахом) стремительно надвигался.
– Ага, кибы уже навалили целую кучу капусты, – удовлетворенно заметил Теймураз. – Когда пристанем, ты в воду не прыгай, тут на дне всякое… Вон те две плиты – наше обычное место.
– А вон тот камень удобнее, – заметила Варвара, кивая через левое плечо.
– Это не камень. Это – корова.
Варвара, несмотря не предупреждение и все свои тревожные ощущения, едва не вывалилась за борт.
– Ты что? – изумился Теймураз.
– Естественная реакция человека, впервые увидевшего живую стеллерову корову…
– Почему впервые? Тебе ж вчера аполины теленка подарили!
– Это зелененького–то? А я думала – ламантеныш. Впрочем, я его и рассмотреть не успела – приплыл некто, влекомый аполинами, словно Лоэнгрин в челноке, забрал и спасибо не сказал.
– Лоэнгрина транспортировали лебеди, коих на Степухе пока не обнаружено. А был это, несомненно, Светик Параскив, наш старый телятник и ксенопсихолог по совместительству.
– Почему несомненно?
– Иначе у тебя не возникло бы ассоциаций с Лоэнгрином. Беда Светозара в том, что он красив, как языческий бог. Держись!
Лодка ткнулась носом в берег, и они соскочили на камни. Продолжать разговор о бородатом ксенопсихологе, вызывающим определенные ассоциации, девушка воздержалась.
– Я пойду посмотрю, а? – просительно проговорила она, кивая на темно–бурую тушу.
– Успеешь. Это, по–моему, молодой бычок. Они всегда голодные. Сейчас наши осьминоги явятся, попробуем отобрать у них что–нибудь лакомое. С коровьей точки зрения, разумеется.
Мысли свои он всегда выражал с каким–то особенным, корректным изяществом и точностью, обычно свойственным более зрелым мужчинам. Варвара заключила, что это – следствие безупречного воспитания, одинаково редкого во все века.
А кибы тем временем медленно восходили из глубин морских, и у каждого из них был здоровенный канат, если можно так выразиться, «через плечо». Не то тридцать три богатыря, не то репинские бурлаки на Степухе. На буксире у них тянулся здоровенный сетчатый кошель, набитый спутанными водорослями. Внутри этой массы что–то безнадежно трепыхалось.
– Собственно говоря, наша задача – следить, чтобы кибы не пропустили ничего опасного. Коровы, конечно, феноменально всеядны – Степуха вообще обитель всеядных, – но ведь среди подводной живности встречаются и ядовитые. О, вот, кстати, и демонстрационный экземпляр.
И точно: один из кибов замер, прицеливаясь, и вдруг молниеносным рывком выдернул из кучи водорослей полутораметровую членистую тварь, подозрительно напоминавшую скорпиона, отложил в сторонку и придавил плоским камнем. Скоро обнаружился и еще один красавец, чуть ли не крупнее первого; киб сгреб обоих поперек членистых животов и понес обратно в воду.
Чудища извивались, вскидывая хвосты с далеко не безобидными тельсонами, жутковато клацали клешнями и старались ухватить киба за манипулятор. Если это им удавалось, раздавался душераздирающий скрежет, на который киб, естественно, не обращал ни малейшего внимания.
– Отнесешь зверей на место – сразу же возвращайся на подзарядку! – крикнул ему вдогонку Теймураз, наблюдавший за тем, как остальные кибы швыряют обратно в воду похожих на севрюгу рыбин. – Минуточку… Вон ту рыбку, зубастенькую, преподнесите даме. На ужин.
Ближайший киб завертелся, оглядывая пляж и решая непосильную для него логическую задачу: кто же из этих двоих в одинаковых комбинезонах – дама? Не решив, он положил требуемое посередине: разбирайтесь, мол, сами.
– Премного благодарна, – сказала Варвара. – Но это – для меня, а где обещанная конфетка для бычка?
– Конфетка – это вот… – в изломанных капустных листьях перекатывалось нечто, напоминающее черный футбольный мяч. – По–нашему «морской кокос». Сусанин говорит, что благодаря изобилию этих фруктов аполины, коровы и еще кое–кто сохранили на передних конечностях пальцы. Ну, пойдем, покормим малышку. Кибы, всем вязать водоросли в тюки!
