Яна Завацкая - Дороги. Часть вторая.
Их мужья сейчас находились в длительных экспедициях.
Женщины переживали беременность вместе. Магда ждала девочку, как Ильгет, Нелия — мальчика. Частенько они бродили по Набережной или по лесу втроем, вышагивая свои ежедневные три часа. Вместе ходили в бассейн, а потом сидели в каком-нибудь кафе. Иногда собирались у кого-нибудь в гостях.
Общаясь с новыми подругами, как впрочем и общаясь с Беллой, Ильгет познавала совсем другой Квирин... и начинала понимать, что ее-то жизнь как раз типичной для Квирина не является.
Совсем другой мир — тоже по-своему тяжелый и беспокойный. Но победы и неудачи в нем — в области мысли и духа. Разлуки — как вот сейчас — так же неизбежны, но не настолько остры, не так грозят разлукой вечной (хотя тоже... иначе не написал бы простой эстарг, не боец и даже не ско, знаменитую песню «Дистар эгон»). И главное, эти люди казались Ильгет нитями самой ткани Квирина, они сами были Квирином — в то время, как она, Ильгет, оставалась чуть извне, все равно наблюдала за этой жизнью, ей почти недоступной, со стороны.
В их разговорах было очень мало суеты, так привычной на Ярне. Оттого Ильгет было легко с подругами и с Беллой. Нелия говорила о книге, которую пишет сейчас — монография о минералах, материал для нее она собирала в экспедициях восемь лет (ей было двадцать шесть). От нее Ильгет узнала о существовании так называемых живых кристаллов на некоторых планетах (включая известный таридий), о четырех общепринятых классификациях минералов, о разнице в составе почв атмосферных и безатмосферных планет. Магда сейчас продолжала работать в своем научном центре, она вообще, собственно, не была эстаргом — ее специальность не требовала экспедиций. Зато работа Магды очень заинтересовала Ильгет — в центре психофизиологии искали подходы к противосагонской защите, например, занимались той же давно известной психоблокировкой, ее механизмом (до сих пор плохо изученным), восстановлением после нее. Ильгет обмолвилась, что как-то ей пришлось применить психоблокировку (по легенде для всех она работала в Военной Службе), якобы в ходе случайной операции, связанной с сагонами. Магда тут же в нее вцепилась, хотя сама занималась совсем другой областью — теорией обучения (Ильгет подозревала, что психофизиологи, разрабатывающие блокировку, знают о существовании ДС и изучают ее бойцов). Магду просто разбирало любопытство. Ильгет предложила:
— Ну хочешь, я научу тебя, ты применишь на себе для пробы... — и осеклась, сообразив, что простому армейцу не положено знать методику обучения. Но Магда не обратила на это внимания.
— Очень интересно было бы! Но после родов, я не знаю, как это скажется на ребенке.
Говорили они, конечно, и о детях. Очень много. И о жизни вообще. О книгах. О фильмах и спектаклях, о выставках. Магда, как Ильгет, занималась литературой, Нелия — живописью.
Ильгет много общалась и с Беллой, перезванивались почти каждый день. И всегда вспоминали Арниса, Ильгет ощутила сейчас особенную близость к его матери — Белла была единственным человеком, который прекрасно понимал ее чувства к Арнису.
Она, похоже, была счастлива тем, что кто-то любит ее сына так же, как она сама, да и саму Ильгет она любила.
Воскресенья, после службы, Белла с Ильгет часто проводили вместе — развлекались где-нибудь, гуляли, беседовали. Иногда при этом присутствовали племянники Арниса, теперь ставшие и племянниками Ильгет. Их уже было шестеро, правда, дети Кэрли подросли, тринадцатилетняя Лиа уже почти и не бывала у бабушки. Ее братьям Норри и Сану было восемь и девять лет, больше Кэрли детей не заводила. И трое уже было у Нилы, Лукас пяти лет (младенец, родившийся в тот год, когда Ильгет оказалась на Квирине), Ласси трех, и грудная малышка Лизбета. Иногда все пятеро оказывались на руках Беллы, и вместе с Ильгет они отправлялись в парк, детский театр, бассейн или просто в лес.
— Учись, — говорила Белла, — скоро со своим так же будешь возиться.
Особенно часто она давала Ильгет понянчиться с малышкой Лиз... та, впрочем, не оставалась у бабушки надолго, Нила кормила ее грудью.
Ильгет еще чаще, чем раньше, общалась со своими крестниками — ведь их отец тоже был теперь на акции. Андорину уже исполнилось четыре года, Лайне — два с половиной. Они жили у своей бабушки, матери Лири, но часть времени проводили у Ильгет.
Дети любили бывать у крестной, и для них Ильгет покупала потихоньку игрушки, разные полезные для обучения и развития предметы. Пекла вместе с малышами ярнийские лакомства, оба ребенка любили возиться с продуктами. Давала им поиграть с настоящим арбалетом, даже пострелять с ее помощью. Ходили все вместе в домашний бассейн — дети плавали лучше Ильгет, Анри все потешался над тем, что такая взрослая тетя не умеет как следует нырнуть. Гуляли по окрестностям, дети катались на пони (Ильгет стала воздерживаться от верховой езды). Все это были обычные развлечения квиринских детей, но с Ильгет им было просто хорошо, по-видимому, да и ей с ними — интересно. Особенно малыши любили оставаться ночевать у Ильгет, на ночь она всегда рассказывала истории. А утром их забирал школьный аэробус, Лайна тоже ходила в первую ступень, хотя всего на три часа в день, Анри проводил в школе часа четыре или пять.
С бабушкой — матерью Лири — Ильгет тоже подружилась. Мать Лири, бывший спасатель, а теперь учительница, как выяснилось, очень уважала Ильгет и много о ней слышала. Это Ильгет безмерно удивляло, так же, как и то, что Лири с Дангом избрали ее крестной своих детей — что в ней такого особенного, не лучше ли было найти коренную квиринку?
Они почти не вспоминали Лири, Ильгет боялась даже напомнить. Хотя у себя дома, она знала, Данг повесил большой портрет Лири, под ним — свечи. Чтобы дети помнили. Родители самого Данга давно эмигрировали, а у матери Лири, кроме Анри с Лайной, было еще восемь других внуков, которых ей время от времени тоже подкидывали. Бабушка, впрочем, не жаловалась, но всегда радовалась помощи Ильгет.
Вскоре наступила очередь Ильгет получить щенка.
Кинологией на Квирине занимаются всерьез, на государственном уровне. Центр занимал большую площадь недалеко от Долины Эйр, к нему примыкали полигоны для тренировки собак. Был у центра собственный питомник, но щенки рождались и от собак в личной собственности, которых использовали в работе эстарги.
Главной частью Центра был научный институт, где занимались прикладной генетикой. И селекция, и внутриутробные манипуляции с геномом собак, приводили к тому, что животные резко отличались от своих обычных сородичей.
На Квирине используют в работе по большей части две основные породы, хотя экспериментируют и с другими. Одна из них сильно напоминает по облику и характеру обычных для многих миров крупных пуделей. Собственно говоря, это полностью искусственная порода, полученная именно на Квирине, и на все другие миры, включая даже отсталые, эти собаки попали случайным путем, через квиринские экспедиции. И надо сказать, они, даже через тысячи поколений, даже после местной селекции, очень отличаются по характеру от обычных, немодифицированных собак других пород. Вторая используемая и модифицированная порода — танская овчарка, желтые и серые остроухие собаки с короткой шерстью, в основном их разводят для СКОНа. Овчарки агрессивны и способны вести бой с человеком. Пудели — нет. Но овчарки менее терпеливы и послушны, более самостоятельны. Для ДС практически порода безразлична. Рабочая дорогая собака, собственно, нужна только потому, что основное требование к ней — железная психика и способность выдерживать грохот боя. С обычными собаками гарантии нет. Основная задача — борьба с дэггерами, хотя, конечно, всегда может пригодиться и тончайшее модифицированное обоняние, идеальное послушание и сообразительность, работоспособность и выносливость.
Половину помета уже разобрали. Мать со щенками жила в просторном вольере, где малыши могли вволю носиться друг за другом. Ежедневно кинолог-куратор вывозила щенков и в город, и в лес, социализации ради, занималась с каждым отдельно — щенки уже знали несколько основных команд.
На окрас у рабочих собак обращают мало внимания. Мать щенков была чисто белой, отец, который жил у спасателя и сейчас находился в патруле— серым, темным сверху и светлым снизу (зато великолепного строения и неповторимых рабочих качеств). Щенки получились всех цветов радуги. Сейчас их было четверо, один белый, два черных, из которых у одного — белое пятно на груди, и одна ярко-рыжая сучка.
Ильгет присела. Щенки дружно подбежали к ней, стали ластиться... Сзади подошла и мать. Ильгет, улыбаясь, гладила малышей. Кого выбрать? Чисто черный — кобелек, его оставим. Белая, вроде бы, красивее — так задорно горят черные глазки и носик. Рыжая наглее — наскакивает, покусывает за пальцы. Но и с пятнышком — тоже неплохая девочка. Надо тесты провести. Ильгет негромко треснула припасенной хлопушкой, никто из щенков не отреагировал. Отлично. Она бросила на землю звякнувшую связку ключей, все четверо бросились ее обнюхивать, но рыжая первой завладела игрушкой, схватила за кожаный ремешок и помчалась прочь.
