Алексей Бессонов - Змеи Эскулапа
Кто-то из рыбаков заметил его появление. До слуха Халефа донеслись короткие реплики, но он не понял говоривших, так как их язык был ему незнаком. Впрочем, этими репликами дело и ограничилось: поглазев на пришельца, рыбаки как ни в чем ни бывало занялись своим делом.
Халеф простоял на берегу около часа, пока не почувствовал, что ветер стал пробирать ему ребра. Тогда он бросил прощальный взгляд на широкую реку и побрел обратно. Река вызвала у него нечто вроде ностальгии: когда-то, в детстве, он побывал с отцом на похожей, такой же холодной реке – правда, находилась она в другом полушарии. Тогда он едва не утонул на рыбалке… вспомнив, Халеф усмехнулся. Это ведь было так давно, сказал он себе. Вроде бы и лет прошло не так уж много, а кажется – целая жизнь…
Во дворе он увидел Вири. Подойдя к девушке, Халеф широко распахнул глаза: на коленях у нее лежал… пулемет! Эта модель была ему совершенно незнакома, она была гораздо изящнее привычных ему конструкций, которые были созданы в его стране более двадцати лет назад, и выглядела значительно более сложной. Вири, распахнув приемную рамку, сосредоточенно протирала ее детали смоченной в бензине тряпочкой. Халеф уважительно покосился на длинные, тускло блестящие крупнокалиберные патроны и осторожно проговорил:
– Хорошая вещь. Откуда это у вас?
– В столице это можно купить в любом магазине, – пожала плечами Вири. – Иногда приходится доставать его… так, на всякий случай.
– Дед сказал, будто бы у Солдат началась какая-то, как он говорит, заваруха.
– Да, – Вири с глухим стуком захлопнула рамку и подняла глаза на юношу. – С ними что-то происходит. А мы остаемся здесь.
– Я умею пользоваться оружием, – заявил Халеф, чувствуя некую неловкость. – У тебя есть что-нибудь еще?
– Оружием? – на лице девушки мелькнуло презрение. – Есть… так-сяк… погоди.
Положив черное тело пулемета на лавку, она скрылась в доме. Пользуясь ее отсутствием, Халеф попытался внимательно осмотреть новую для него конструкцию. На металле рукоятки он прочитал надпись на языке Саарела – вероятно, название производителя. О Святое Утро, подумал он, неужели правы те, кто говорит, что все наши соседи давно обогнали нас во всем, что касается машинерии? Совершенные, влекущие его линии пулемета недвусмысленно намекали на то, что это, по всей видимости, правда.
Вири возвратилась во двор, неся на плече старый автомат с деревянным прикладом и толстым кожухом водяного охлаждения вокруг ствола.
– Держи-ка, – предложила она. – С этим хламом ты, может быть, справишься.
Халеф узнал его: то была конструкция, выпущенная в одной из южных стран, павшей в дни Солнцеворота, чтобы стать одной из провинций под властью Сыновей. Ему не раз приходилось иметь с ним дело, и сейчас он держал автомат в руках, как старого знакомого.
– Для вас, наверное, это предел совершенства, – язвительно хмыкнула Вири. – Не сталь, а дерьмо, все время перегревается, а до сменных стволов тогда еще не додумались. Но для тебя сойдет.
– Ты всерьез считаешь, что нам может понадобиться оружие? – тихо спросил Халеф.
– Я ничего не считаю, я слаба в арифметике, – отрезала девушка, отбирая у него автомат.
Поздно вечером, когда Халеф сидел в своей комнате и бездумно разглядывал звезды, к нему пришел Бурк.
– Мы отплываем в полночь, – сказал он. – Но я ухожу уже сейчас, потому что у меня есть еще дела. Слушай меня внимательно: если со мной что-то случится, или если тебе придется бежать и скрываться, ты должен раскрыть железную дверку на камине, что стоит в моем кабинете. Там, в нише за дымоходом, лежит толстый пакет, запаянный в клеенку. Возьми его. Это касается пророчества и твоей роли во всем том, что должно произойти… и постарайся позаботиться о Вири.
– Пророчества? – удивленно переспросил Халеф.
– Ты все узнаешь. Раньше, позже – не важно… но помни: ты давал мне слово.
Мрачно качая головой, Бурк удалился. Халеф долго смотрел ему в спину, напряженно думая о том, что, в конце концов, должно с ним произойти, а потом решил забыть все это. Сон казался ему делом куда более важным.
Следующие два дня прошли как обычно, если не считать того, что к воротам судьи приходили деревенские женщины и тревожно, почти шепотом, разговаривали о чем-то с Вири. Она, впрочем, держалась как всегда спокойно. На исходе второго дня с тех пор, как мужчины покинули поселок, с реки потянуло туманом, и скоро он поглотил селение, растекся по улочкам, как густой недвижный дым. Вири вышла к садовой калитке и долго вслушивалась в синий сумрак. Халеф попытался сделать то же самое, но, сколько он ни напрягал слух, ничего кроме далекого плеска волны, услышать не смог. Пожав плечами, Халеф вернулся в дом.
– Завтра они должны вернуться, – сказала ему Вири, подавая ужин.
Халеф молча кивнул.
В туманный вечер человеком легко овладевает дрема. Повинуясь ей, Халеф прикрыл окно, разделся и лег под одеяло, мечтая скорее согреть своим телом влажноватые простыни. Во тьме закрытых век Халефу неожиданно причудилась бескрайняя ледяная пустыня, какие-то далекие, подернутые серебристой дымкой торосы, узкий ручей с черным провалом полыньи… он вздохнул, потянулся и задул лампу.
Где-то далеко, наверное, на противоположном от реки конце поселка, визгливо залаяла собака. Через ее лай Халеф услышал тихие, едва слышимые шаги в коридоре. На мгновение он напрягся. Скрипнула дверь.
На пороге, держа в руке зажженную лампу, стояла Вири в наброшенном на плечи тяжелом и пушистом халате.
– Что-то случилось? – подскочил, сбрасывая одеяло, Халеф.
– Молчи, – прошептала она.
Прежде чем погасить свою лампу, девушка сбросила на пол халат, и Халеф, холодея, успел разглядеть ее стройное, крепкое тело с небольшими полушариями грудей, на которых темнели, как два вечерних цветка, агрессивно торчащие соски. Через секунду он ощутил, как она прижимается к нему – горячая, бархатистая, наполненная странным, одновременно и горьким и сладким запахом.
Ее рука скользнула вдоль его живота, одним рывком размотала ткань надренной повязки, и коснулась давно вздыбившегося дракона. Халеф зашипел, чувствуя, что сейчас разорвется. Сильные и одновременно ласковые пальцы почти мгновенно подняли его в темные небеса, и он освободился от того, что обычно давит на мужчину его лет.
– О-хх… – промычал он. – А-аа…
Его тело едва не вздыбилось дугой, но рука Вири тотчас же успокоила его. Ее пальцы продолжали двигаться, только теперь они стали гораздо нежнее, и Халеф, повинуясь ее власти, непроизвольно начал извиваться на постели, как придавленный червь.
– Вы там, кажется, с женщинами не очень-то? – услышал он насмешливый голос девушки.
– У нас это… не поощряется, – простонал он.
– Ну-ну… вот теперь ты готов.
Вири сбросила с себя горячее одеяло, выпрямилась и села на него верхом. Секунду спустя Халеф испытал страстное желание закричать. Ему никогда не приходило в голову, что то, о чем ему твердили как о грязном и недостойном, может дарить такое наслаждение.
Невероятное, ни с чем не сравнимое наслаждение!
Тело Вири, гибкое и сильное, двигалось над ним как молот. Когда в тяжелом дыхании Халефа прорезались хриплые нотки, оно застывало, и тогда он на какое-то время приходил в себя. Потом все начиналось сначала. Он положил ладони на ее бедра, испытывая страстное желание сдавить их в лепешку, и откинул голову, чтобы не глядеть, как на фоне слабо светящегося ночного неба колышется тяжелая масса ее волос.
Ее движения постепенно убыстрялись. Халеф, полностью отдавшись влекущему его зову, следовал за своей партнершей – и вот, почему-то взвизгнув, выгнулся, едва не сбрасывая ее с себе, – и в ответ забилась, застонала, медленно легла ему на грудь и она.
– Останься со мной, – неловко гладя ее по голове, попросил Халеф.
– Хорошо, – прошептала она. – Пока ты не уснешь.
И он впервые уснул рядом с женщиной, уснул, наполненный незнакомым ему покоем, уснул, воткнувшись, как щенок, в ее теплое и нежное плечо…
Когда он проснулся, вокруг него был дым.
Одеваясь на ходу, Халеф выскочил в коридор, истошно замотал головой, и тут только услышал выстрелы, гремевшие вдалеке.
– Вири! – закричал он, надсаживая горло. – Ви-ири!
Схватив висевший в прихожей автомат, Халеф выбежал во двор. Дом старого судьи Бурка горел. Он горел с тыльной, обращенной к реке стороны, и потушить его не было ни малейшей возможности. Рвущееся в предрассветную мглу пламя ярко освещало отцветающий сад, и казалось, что среди деревьев мечутся злые черные тени.
– Вири! – отчаянно, жалобно крикнул Халеф.
Она лежала в саду, в одном халате, сжимая в руках свой красивый черный пулемет. Поперек груди косо шла алая кровавая черта – чья-то очередь едва не перерезала девушку пополам. Халеф упал на колени, чувствуя, как слезы рвут ему горло, – упал, чтобы через мгновение подняться и, воздев к небу сжатые кулаки, сотрясти его самой страшной хулой из всех ему известных.
