Я подобрал это на свалке - Андрей Арсланович Мансуров
Приветствия и даже объятия прошли весьма бурно. Но учитывая гору свежего мяса, особых упрёков за уход в ночь я не услышал. (Как раз собирался, если бы спросили — отбрехаться именно тем, что ходил, якобы, на охоту!)
Совместными усилиями мы быстро доставили быка куда следовало.
Я оказался прав — там происходило свинство. Картина, открывшаяся мне, поразила до глубины души.
На земле лежала, истекая кровью, моя давешняя знакомая — измождённая не то женщина, не то — старушка. Жертва. Без сознания. Да и вряд ли вообще жива…
Мне бы, дураку старому, так всё и оставить, и не вмешиваться в Жизнь Племени… Однако я же — добрый идиот-гуманист, как частенько мне тычет в нос Мать.
Я пощупал пульс, и понял, что бедняжка ещё борется. Хотя дыхание уже почти не заметно.
Ага — мне, само-собой, захотелось выяснить, какого … здесь происходит.
Ух ты — они ещё, оказывается, и верят в «колдовство», и «дурной глаз»! Одна из жён Вождя посчитала, что «ведьма» навела порчу на её младшего отпрыска: того прошиб понос. А ещё бы не прошиб: кто же кормит грудного малыша полусырым мясом! Пусть даже уже полупережёванным. Пусть и из филейной части чёртова сьобра…
Словом, я вступился за «ведьму», на что мне было указано, чтобы я, как не разбирающийся во внутренних делах Племени чужак, не лез не в свои дела.
Ну а я такой спокойный и терпеливый — меня вообще очень трудно вывести из себя.
Пререкался и скандалил с ними целых полторы минуты. (Говорю же: я — убеждённый конформист и пацифист! Правда, не всегда последовательный…)
Так что, конечно, потом дошло и до кулаков.
Ну, что могу сказать. Ясно, что против каратэ и боевого самбо эти задохлики сделать ничего не могли. Но когда они ринулись (Те, кто смог встать и двигать ногами!) за копьями и луками, я предпочёл не искушать судьбу, а взвалить «даму» на плечо, и «отступить» со всей возможной скоростью к челноку.
И должен вам сказать, весил этот мешок с костями не больше сорока кило.
Не догнали.
В тамбуре Мать разворчалась, что приходится применять двойную дозу всяких там дезинсектантов и антибактериальных средств… Я помалкивал — знал, что главный разговор ещё впереди.
А пока пришлось бедняжку, которая, на своё счастье, ещё не пришла в себя, раздеть, чтобы уж точно наша химия поработала от души.
Чёрт. Всякие блохи-вши с неё так и посыпались… Ничего — дроид потом выметет их веником.
Внутри я в первую очередь спихнул обнажённую и дурно пахнущую пациентку на руки Автодоктору. (парень он непривередливый, и носа от работы не воротит)
Челнок взлетел. Автодоктор включил все сканнеры и анализаторы, отобрал все нужные пробы, и не прошло и трёх минут, вкатил в тощую руку антидот — чтобы, значит, она не подцепила ничего из моих болячек и микробиков, к которым у неё иммунитета ну никак быть не могло.
Мне тоже досталось — уже чтобы я чем-нибудь от неё не заразился…
Я так и наматывал круги по медотсеку, пыхтя и потея. Наконец вспомнил — отлепил от горла чёртов ларингофон — старинное, но чертовски действенное устройство связи, позволяющее говорить, даже не открывая рта. Сразу стало легче. Вытирать пот.
Наконец Мать, напрямую подключённая к Доктору (Или — наоборот, что вернее!) фыркнула:
— Не знаю, чего ты так волнуешься. У этой дикарки ничего серьёзного: ссадины, гематомы, пара рёбер (ну ладно — пять) сломаны, небольшое (ну ладно — большое) сотрясение мозга. Потеря крови несущественна. Но, конечно, сильное истощение. Делов — раз плюнуть. Подлатаем за пару дней. Пошёл бы поел пока.
Я так и сделал. Но — не обольщался.
Говорю же — Мать всегда снимает мою энцефалограмму. Так что мои новые чувства, откуда ни возьмись прорезавшиеся к нашей подопечной, от неё не скрыть… А Мать у меня, должен вам сказать — тот ещё подарок. Говорю же: ревновала даже к Иве.
Но — порядочная. Искусственный Интеллект, всё-таки.
Сердиться будет, а сказать — сама не скажет…
После обеда началось. Ну, вернее, я первым и начал — кто-то же должен принять ответственность за ситуацию:
— Мать, — говорю, — ты сердишься?
— Вот ещё! — отвечает, а сама, чую, дуется, — У тебя так всегда: сначала делаешь, а потом — думаешь! Так что всё как обычно — ты залез в осинник, я разгоняю ос. Или травлю.
— Нет, ну зачем же так круто. Не надо убивать всех этих дикарей. Они не виноваты, что такие тупые и злобные…
— Убивать я их и не собиралась. А вот ты, похоже, не осознаёшь, в какую передрягу нас втравил!
— Ладно, ты у нас умная и прозорливая. Вот ты и просвети. — я предостерегающе поднял руку, — Только пожалуйста, без этих научных вывертов. Простыми словами.
— Да пожалуйста. Вернуть «даму» назад ты не сможешь — её тут же убьют. Подкинуть её другому племени ещё более опасно — съедят. С вероятностью более девяноста четырёх про… — я скривился, она сразу двинулась дальше, — Оставить её на «Несокрушимом» под присмотром тамошних роботов нереально — они не рассчитаны на такое… Да и сама она там мирно спятит.
Значит, тебе придётся везти эту «девушку» в Содружество, отвалить кучу наших кровных бабок, чтобы выправить ей документы, и обучить языку и какой-нибудь профессии. Чтоб опять-таки не умерла с голоду.
Чем дольше она говорила, тем противней на душе у меня становилось. Именно потому, что она права во всём. Не могу я теперь эту тощую «старушку» бросить на произвол судьбы.
Стыдно.
— Ну а если я, к примеру, пригрожу «нашему» Племени, что поубиваю их всех — если тронут…
— Очень смешно. Уж если надумал убить эту даму, скажи мне — я выберу способ попроще. И не такой болезненный. Сам знаешь: то, что ты поколотил этих несчастных малышей, вовсе не сделало тебя Авторитетом в племени. Ну, или говоря понятней: тебе придётся всегда жить с ними, и взять на себя роль Вождя. Только при этом условии эта «ведьма» сможет остаться цела. Устраивает?
Я промолчал. Мать говорит:
— Нечего сопеть и чесать затылок. Знал, на что идёшь.
— Да знал… Но если бы я… Меня бы совесть мучила до самой смерти.
— Небось, когда отстреливался от амазонок Кинары-8, не думал о совести… — этак ворчливо комментирует моя Хозяйка. Затем говорит совсем другим тоном, — Ладно. Знаю, что мучила бы. Ты хоть и пытаешься казаться хуже, чем есть, в душе очень чуткий и ранимый. Кроме
