Станислав Лем - Солярис. Эдем. Непобедимый (сборник)
– Но в этом случае, – вслух рассуждал Сакс, – мы, кроме рапорта Гаарба, располагаем показаниями всех людей его группы. Мощное магнитное поле… ведь это ж, наверное, сотни тысяч гаусс?
– Сотен тысяч недостаточно. Нужны миллионы, – безучастно сказал астрогатор. Лишь теперь его взгляд остановился на Рогане. – Войдите и закройте дверь.
– Миллионы?! И наши приборы не обнаружили бы такое поле?
– В одном случае, – сказал Горпах. – Если б оно было сконцентрировано в очень малом пространстве – ну, скажем, величиной с этот глобус – и снаружи было бы экранировано…
– Словом, если бы Кертелен всунул голову между полюсами гигантского электромагнита?..
– Даже этого мало. Поле должно вибрировать с определенной частотой.
– Но там не было никакого магнита и никакой машины, кроме тех проржавевших обломков. Ничего, одни только промытые водой ущелья, гравий да песок…
– И пещеры, – мягко и словно равнодушно заметил Горпах.
– И пещеры… Вы что же думаете, что его кто-то затащил в этакую пещеру, где есть магнит… нет, ведь это же…
– А вы как это объясняете? – спросил командир, и казалось, что разговор этот не то надоел ему, не то стал утомлять.
Сакс молчал.
В три сорок ночи весь корабль наполнился протяжным звонком тревоги. Люди вскакивали с постелей и, ругаясь на чем свет стоит, на ходу одеваясь, мчались на свои посты. Роган уже через пять минут после начала тревоги очутился в рулевой. Астрогатора там еще не было. Роган подбежал к центральному экрану. Черная ночь на востоке редела от бесчисленных белых вспышек. Казалось, будто летящий из одного пункта рой метеоритов атакует ракету. Он глянул на контрольные приборы поля. Автоматы он запрограммировал сам: они теперь уже не могли реагировать ни на дождь, ни на песчаную бурю. Из невидимой во тьме пустыни летело что-то и разбрызгивалось огненными бисеринками. На поверхности поля возникали взрывы, загадочные снаряды отскакивали, уже в огне чертили светящиеся, постепенно меркнущие параболы или стекали по выпуклости силовой оболочки. Вершины дюн возникали на миг из мрака и таяли; стрелки контрольных приборов лениво подрагивали – мощность, которую потребляла система эмиттеров на защиту от загадочной бомбардировки, была относительно невелика. Уже слыша за спиной шаги командира, Роган поглядел на спектроскопические индикаторы.
– Никель, железо, марганец, бериллий, титан, – прочел на ярко освещенном щите астрогатор, став рядом. – Много бы я дал, чтобы посмотреть, что же это такое…
– Дождь металлических частиц, – медленно проговорил Роган. – Судя по разрядам, размеры их невелики…
– Охотно бы я поглядел на них вблизи… – буркнул командир. – Как вы думаете, может, рискнуть?
– То есть выключить поле?
– Да. На долю секунды. Небольшое количество их попадет в зону защиты, а остальных мы отрежем, снова включив поле…
Роган довольно долго не отвечал.
– Что ж, можно бы… – нерешительно сказал он наконец.
Но не успел командир подойти к пульту управления, а светящийся рой уже угас так же внезапно, как и возник, и настала тьма, такая, которую знают лишь планеты, лишенные лун, кружащиеся вдали от центральных звездных скоплений Галактики.
– Не удалась нам охота, – проворчал Горпах.
Он долго стоял, положив руку на главный выключатель, потом, слегка кивнув Рогану, вышел. Стонущий звук сигналов, отменяющих тревогу, наполнял все ярусы корабля. Роган вздохнул, еще раз поглядел на экраны, залитые черной тьмой, и пошел спать.
Туча
Они начинали уже привыкать к планете – к ее неизменному пустынному облику с прозрачными тенями тающих, неестественно светлых облаков, между которыми и днем просвечивали яркие звезды, к шороху песка, оседающего под колесами и под ногами, к багровому грузному солнцу, касания которого неизмеримо нежнее, чем на Земле, и если подставишь ему спину, то почувствуешь не тепло, а вроде как молчаливое его присутствие.
По утрам исследовательские группы отправлялись на свои участки, энергоботы исчезали средь песчаных холмов, колыхаясь, словно неуклюжие лодки, опадала пыль, и оставшиеся на «Непобедимом» говорили о том, что будет на обед, что сегодня сказал радарный боцман боцману связистов, или пытались припомнить, как звали пилота, который потерял ногу во время аварии на навигационном спутнике Терра-5. Болтали вот так, сидя на пустых канистрах под корпусом, тень которого поворачивалась, словно стрелка гигантских солнечных часов, и все удлинялась, пока не достигала линии энергоботов. Тогда люди вставали и начинали высматривать возвращающихся. Те же, что возвращались, голодные и усталые, разом утрачивали оживление, которое поддерживала в них работа. Даже группа «Кондора» через неделю перестала приносить сенсационные новости, сводившиеся к тому, что в обнаруженных останках удалось распознать кого-то из знакомых. То, что в первые дни было символом ужаса, привезли с «Кондора», тщательно упаковали (ведь как иначе назовешь добросовестное укладывание всех уцелевших человеческих останков в герметические контейнеры, которые потом отправились вниз, на корму), и оно исчезло. И тогда люди, по-прежнему просеивающие песок вокруг кормы «Кондора» и обшаривающие его каюты и коридоры, вместо облегчения, которого, пожалуй, можно было ждать, начали испытывать томящую скуку и, словно забыв о том, что случилось с экипажем «Кондора», занялись коллекционированием дурацких пустячков, неизвестно кому принадлежавших прежде, оставшихся после несуществующих уже владельцев. Так что вместо документов, которые объяснили бы загадку, – за неимением таких документов – они привозили то старую губную гармонику, то китайскую головоломку, и предметы эти, уже лишенные своего мистического зловещего ореола, шли в оборот, становились словно бы общей собственностью команды. Роган, который нипочем бы не поверил, что такие вещи возможны, уже через неделю вел себя точно так же, как и остальные. И только по временам, оставаясь один, задавал себе вопрос: зачем он, собственно, здесь? И чувствовал тогда, что вся их деятельность, вся их торопливая суетня, эти бесконечные исследования, просвечивания, собирания образцов, бурение скальных пород, осложненные постоянной необходимостью соблюдать третью степень – открывать и закрывать силовое поле, держать наготове лазеры, заранее точно рассчитав зону их действия, вести постоянный оптический контроль, непрерывно пересчитывать людей, поддерживать многоканальную связь, – все это сплошной грандиозный самообман. Что по сути дела они только и ждут какого-нибудь нового несчастного случая, новой беды и лишь притворяются, что это не так.
Сначала люди толпились по утрам перед лазаретом «Непобедимого», чтобы узнать новости о состоянии Кертелена. Он казался им не столько жертвой таинственного нападения, сколько неким нечеловеческим существом, совершенно несхожим с людьми; они будто бы целиком поверили в фантастические сказки и считали, что чуждые, враждебные силы этой планеты могут превратить одного из них в загадочное чудище. А на самом-то деле Кертелен был попросту калекой. Оказалось, впрочем, что его мозг, открытый всему, как у младенца, и такой же пустой, воспринимает сведения, которые сообщают врачи, и Кертелен понемногу учится говорить – именно как ребенок. Уже не слышно было в лазарете ни нечеловеческого скулящего завывания, ни бессмысленного младенческого лепета, такого страшного в устах зрелого мужчины. Через неделю Кертелен начал выговаривать некоторые слоги и стал узнавать врачей, хотя и не мог произнести их имена. С этого времени интерес к нему начал понемногу падать, особенно когда врачи объяснили: он ничего не сможет рассказать о том, что и как с ним произошло, даже когда вернется к норме или, вернее, окончит свое странное, но неизбежное обучение.
А работы шли своим чередом. Накапливались планы «города», уточнялись детали конструкций его «ветвистых пирамид», хотя предназначение их по-прежнему оставалось неясным. Астрогатор счел, что дальнейшие изыскания на «Кондоре» ничего не дадут, и прекратил их. Сам же корабль приходилось бросить – ремонт его оболочки был не под силу инженерам «Непобедимого», а к тому же имелись дела, гораздо более срочные и важные. Забрали только на «Непобедимый» множество энергоботов, транспортеров, вездеходов и всякой аппаратуры, а остов «Кондора» – после такого опустошения он сделался и вправду остовом – наглухо закрыли, теша себя надеждой, что либо они сами, либо какая-то очередная экспедиция отбуксирует все же корабль в родной порт. Горпах перебросил группу с «Кондора», работавшую под руководством Реньяра, на север; там она присоединилась к группе Галлахера. Роган теперь стал главным координатором всех исследований и отлучался с «Непобедимого» лишь ненадолго, да и то не каждый день.
Ведя раскопки в лабиринте ущелий, орошаемых подземными источниками, группы Реньяра и Галлахера сделали странные открытия. Слои осадочных пород перемежались прослойками вещества, имевшего не планетное происхождение. Специалисты мало что могли сказать по этому поводу. Выглядело это так, будто на древний базальтовый щит, глубинный пласт коры, миллионы лет назад легло бесчисленное множество металлических осколков, возможно, попросту частиц металла (была высказана гипотеза, что в атмосфере Регис распылился гигантский железо-никелевый метеорит и огнистым дождем впаялся в горные породы той древней эпохи), и эти осколки или частицы, медленно окисляясь, вступая в химические реакции с окружающей средой, в конце концов преобразовались в слои буровато-черных, а местами красновато-рыжих отложений. Ранее проводившиеся раскопки затрагивали едва лишь верхние слои коры, геологическая структура которой своей сложностью могла ошарашить и самого опытного планетолога. Когда пробурили скважину до базальта возрастом в миллиард лет, то оказалось, что в лежащих на нем породах, несмотря на значительную их перекристаллизацию, обнаруживается углерод органического происхождения. Сначала подумали, что эта местность ранее находилась на дне океана. Но в слоях уже настоящего каменного угля были найдены отпечатки многих видов растений, которые могли произрастать лишь на суше. Реестр живых существ, обитавших на суше, постепенно дополнялся и разрастался. Стало уже известно, что триста миллионов лет назад в джунглях планеты водились примитивные пресмыкающиеся. Часть позвоночника и обломки роговых челюстей одного из них ученые доставили на корабль с триумфом, которого, однако, не разделил экипаж.
