Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)
Я улыбнулся, говоря:
— Арам, расскажите мне мое будущее. Вы же не боитесь высчитывать историю целых миров, которым суждено обратиться в прах под гнетом времени? Вы, в конце концов, не боитесь рассчитать свою собственную судьбу!
— Боюсь, — резко оборвал меня Арам.
— Но ведь и она рассчитана, — я облокотился локтями о стол, хищно придвинувшись к лорнийцу. Он не выдержал и отстранился от стола, восстановив расстояние между нами.
— Пусть рассчитана, — согласился Арам, — но не мною, и я никогда не осмелюсь притронуться к директориям, содержащим мое имя.
— Тогда вернемся немного назад? — продолжал я неотступный штурм. — Ответь мне на вопрос, который я уже задал. Вы знали, что на Ротосе-4 погибнет брат?
— Была цель, — печально ответил Арам, косясь через мое плечо. Присутствие Контролера что-то ощутимо меняло, лерниец говорил загадками, словно пытаясь не выдать себя. — Ее нужно было достичь. Существовала вероятность, небольшая вероятность, что у нас получится. Она была слишком мала и ничего не вышло. Так бывает.
Вот оно, — подумал я отстраненно, — Итар прав, лернийцы пытаются перестраивать историю, менять ход событий, всеми силами стараясь воплотить в жизни даже самые малые шансы, которые не должны существовать. При должном упорстве это может сработать.
Вот чего боится Нуарто. Возможно, самым лучшим вариантом для Союза было бы укротить лернийцев, но, скорее всего, это им не по зубам. А, возможно, эти четырехрукие толстяки не только отказались быть покорным инструментом в руках Нуарто, но и перешли к сопротивлению или и вовсе наступлению…
— И как же вы решили, кто полетит умирать? — с нескрываемым сарказмом спросил я.
— Есть Верховный Считовод. Он знает все судьбы. Судьбу каждого и свою в частности…
— Ах, и у вас есть Верховный, — тихо пробормотал я, но так, чтобы Арам мог это слышать. Впрочем, лерниец никак не отреагировал на мое замечание.
— Верховный Считовод берет на себя огромный груз ответственности, он знает все, и мы ему верим. Если он говорит, что кто-то важен менее чем другой, зачем тому жить, если он может стать важным и умереть?
— Значит, вы все-таки пытаетесь создать другой мир?
— Лучший мир, Антон, а как же иначе? — искреннее удивился Арам.
— Да, немного обидно знать, что кто-то пытается создавать историю и посягает на твою судьбу.
— Кто-то должен это делать, — возразил Арам. — Иначе мир потонет в энтропии, которая, как известно, есть обыденный порядок существования Вселенной. Реальность смешает краски, и свернется из спирали в точку.
— А если нет? — ухмыльнулся я. — Если Вселенная может существовать без вашей помощи?
— Мы считаем, что будет так, — уверенно сообщил Арам.
— А если это лишь одна из возможностей, или и вовсе самообман?
— Вероятности не врут, — усмехнулся лерниец. В этом споре со мной он даже осмелел, позабыв о молчаливом дознавателе, контролировавшем процесс нашего разговора. — Это самая вероятная вероятность, если вам так будет угодно.
— Теперь я понимаю, почему вся Вселенная старательно истребляет вас; я не удивлюсь, если вскоре ваша планета и вовсе будет уничтожена. Вы правильно делаете, что никого не приводите на корабль и никому не показываете, как живете. Впредь держите языки за зубами и никому не говорите, чем занимаетесь.
— Но почему?! — отчаянно вскрикнул Арам. — Мы хотим, чтобы все было лучше.
— То, что лучше по вашему мнению, может оказать не лучшим для того, к кому оно применимо. У каждого отдельной единицы свое понятие добра и зла. Последние события, коими жизнь меня накормила досыта, дали ясно понять вот что: не стоит лезть к другим со своим добром, можете получить неожиданную реакцию. Как и в вашем случае, это может быть опасно для жизни, но вы продолжаете проявлять средневековую глупость, не желая понять очевидного: вы своими усилиями устраняете или уменьшаете вероятность других альтернатив, тех самых, даже мысль о которых дорога другим. Умирая, мы всегда надеемся, что вот сейчас появится кто-то или случится что-то, и мы спасемся. А вы пытаетесь отнять у других надежду, вот и все.
— Хотите сказать, — успокоился Арам, — что мы зря прилетели и спасли вас от вот него? — лерниец указал на замершего за моей спиной дознавателя. — Его корабль должен был выйти из подпространства в области гравитационной зависимости корабля купалианина! Вы бы хотели быть разорванными в клочья вместе со своими друзьями и жалким челноком?
— И какова была вероятность такого исхода?
— Процентов семьдесят, — Арам пожал плечами, подумал и добавил: — Семьдесят один и тридцать семь сотых процента, если быть точным, вот ведь какая досадная случайность!
— А остальные проценты?
— Вы бы внезапно изменили направление движения корабля и остались живы. Ненадолго, правда. Вас бы засекли с корабля Контролера и поймали. О! Не спрашивайте, я знаю, что вы думаете. Вас могли и не заметить, но тогда бы вы встретились с Сатрингом, который уж очень заинтересован во встрече с вами, Антон. Он очень зол и почему-то жаждет вас убить. Как видите, весь мир против вас. Что же, по-вашему, мы зря вмешались?
— Думаю, вы вмешались только потому, что это вам выгодно, — резко отозвался я. — Ваш ход был сделан, я не столкнулся с Контролером и не достался Сатрингу, начался новый виток. Что будет дальше, Арам? В этой Вселенной у меня слишком много врагов и очень мало союзников. Так что расскажи мне мою судьбу.
— Расскажу, — вздохнул лерниец. — Вам предстоит много боли перенести, Антон, испытания будут продолжаться. Вам не помогут друзья, а союзники отступят. Тогда, после победы или поражения, настанет время ужасного разочарования.
— Вы говорите как шарлатан, — засмеялся я, ощущая пустоту. — Вы не сказали ни одной стоящей вещи, ни одного факта.
— Нельзя, — засуетился Арам, — нельзя, иначе это будет прямое воздействие на историю. Мы стараемся ТАК не влиять. Союзом это запрещено.
— Тогда скажите: Земля ведь останется нетронутой андеанцами. — Я почему-то выбрал не вопросительный, а утвердительный тон.
— Останется нетронутой, — эхом ответил мне Арам, — но только если вы продолжите делать то, что делаете. Они все равно придут, Антон, они высадятся на планету. Если вы сейчас поверите в счастливое спасение и остановитесь, все земляне погибнут.
— Какое откровение, — фыркнул дознаватель и Арам вскочил. — Тише ты, дурак! Я тебя не укушу. Ты никогда такого больше не увидишь, пара личностей в одно сознании. Что ж ты всю правду то не говоришь, все ходишь вокруг да около? Уж не из-за меня ли?
— Я все забуду, — прошептал Арам. — Когда проснусь — все это забуду. Лерну нельзя говорить правду, Лерну нельзя менять историю явно. Лерну можно только считать.
Я обернулся, с интересом наблюдая за дознавателем. Сейчас он изменился, в нем добавились странные, непонятные мне черты. Отвечая на мой немой вопрос, Контроллер отозвался беспечно:
— Я тут поискал у тебя, и на заднем дворе нашел еще один любопытный разум. Мне нравится твой корабль, Доров, корабль класса черная птица… С ним, в отличие от тебя, возможно слияние. К чему копить осколки, если можно создать целое.
— Ну здравствуй снова, Ворон, или как тебя теперь называть?
Попавший в плен моего разума призрак усмехнулся.
— Что теперь будет? — спросил я с сомнением. У меня не возникало ощущения, что внутри меня есть инородное существо, но, пожалуй, теперь их присутствие меня начало пугать.
— Не переживай, мы не помешаем, — это точно был Контролер.
— Да что же это? — Арам начал пятиться.
— Так выглядит Сила и Знание, — сказал я лернийцу. — Не уверен, что ты поймешь. Я и сам до конца не понимаю, почему мы их видим.
— Такого просто не может быть!
— Вся проблема в том, что ты располагаешь лишь цифрами, — упрекнул я Арама. — На деле же даже вероятность в тысячную долю процента может осуществиться. Сама, без вашего вмешательства лишь потому, что именно так и должно быть. Вот так-то.
— Я тебя не слышу! — приглушенно промычал Арам.
— Может, нам его убедить? — спросил дознаватель.
— Время!
И я проснулся.
— Мы находимся у дальней орбиты Эгиды, — сказал краснолицый лерниец, потряхивая меня за плечо. — Наш корабль не станет садиться, это слишком большие энергозатраты. Ваш Ворон приземлился в секторе а3, мы высадимся на челноке и передадим вас вашему экипажу. И заберем своего паломника.
Мое тело и вправду отдохнуло, а вот разум был немного затуманен. Кроме того, я внезапно ощутил ужасное сомнение: было ли все это на самом деле? Приснился ли мне сон, созданный моим привыкшим спать разумом? Или я и вправду видел Дознавателя и Ворона? Проще поверить, что мне приснился сон, но вот напротив сидит Арам. Он подавлен, молчалив, потерян, и старательно опускает глаза. Он мнет свои руки так, словно у него затекли кисти, и, по-видимому, не замечает этого. Значит, он тоже видел их.
