Виктор Тарнавский - Время жить. Книга вторая: Непорабощенные
По обе стороны от кресла Мэнсинга шли его родители – высокая и очень прямая худощавая женщина и словно сгорбившийся грузный мужчина, на котором костюм висел мешком. Выглядели они уставшими и очень постаревшими, хотя на самом деле им не было и пятидесяти. Вирта снова почувствовала страх. Она почти не знала этих людей и совсем забыла о них. Теперь же они должны были стать ее семьей. Как они отнесутся к ней? Как она примет их? Смирятся ли они с тем, что у нее будет собственная жизнь, в которой их Равелю будет уготовано лишь место светлого воспоминания?
Вирте хотелось, чтобы Равель Мэнсинг никогда не произносил своих слов, загнавших ее в ловушку. В конце концов, ей было не обязательно заходить к нему в палату. Но время нельзя повернуть вспять, и Вирта знала, что выполнит все до конца.
Жених и невеста предстали перед алтарем. Церемония началась. Кир Калансис произносил нужные слова негромким, чуть глуховатым голосом, и они отвечали ему – звонко и уверенно Вирта и шепотом, едва слышно, Равель Мэнсинг.
— …Объявляю вас мужем и женой! — произнес заключительную фразу Калансис, и Вирте показалось, что ее сердце рухнуло куда-то вниз. Она не знала, что ей делать дальше.
Ей помогла музыка, вдруг ворвавшаяся в зал, как горный поток. Обычно на свадьбах играли народную "Песнь радости" или интернациональный свадебный марш баргандского композитора Вилама Корта, но в этот раз из спрятанных за декорациями динамиков полилась светлая и печальная мелодия "Прощания с идущими в бой". Кир Калансис по-военному отдал честь. Кажется, то же самое сделал за спиной Вирты Дарин Кедерис.
— Вирта, я не сплю? — услышала она вдруг слабый голос Мэнсинга. — Ты действительно вышла за меня?
— Да, — ответила Вирта и, наклонившись, поцеловала его в тонкие пергаментно-сухие губы.
— Теперь ты моя. Моя, — прошептал Дэсс Урган и, под приветственные крики толпы, снова поцеловал Лику Ранси.
Немного цинично усмехнувшись про себя, он подумал, что раньше ему не приходилось жениться в такой торжественной обстановке. В небольшой часовне в пригороде Нейсе собралось больше сотни людей, и в двадцать раз больше ждали их снаружи, радостные и возбужденные. Урган уже чувствовал, что начинает уставать от такого скопления народа.
"Ты хотел праздник, так получи его", — подумал он.
На выходе из часовни их осыпали бумажными конфетти, хлебными зернами и цветами. Один небольшой светло-голубой цветок зацепился за какой-то элемент сложной прически Лики, и Урган помог ему удержаться у нее на волосах. Вокруг было множество людей, но они в этот раз не пытались рассказать ему о своих проблемах и не искали у него решения каких-то вопросов, а просто наперебой поздравляли его и Лику, желая им счастья, детей и долгой совместной жизни.
Последнее пожелание казалось Ургану насмешкой.
Но сейчас было не время предаваться мрачным думам о неизбежной гибели, и Урган счастливо целовал жену, отвечал на приветствия, хлопал ладонью по протянутым ладоням и принимал подарки. Им с Ликой дарили теплые вещи, разнообразные предметы домашнего обихода, картины и вышивки, кадушки с медом и кольца пахучей домашней колбасы, а один совершенно незнакомый мужчина растрогал Ургана до глубины души, протянув ему две бутылки его любимого вина "Черный бархат".
Казалось, каждый из двух с лишним тысяч гостей и жителей окрестных поселков и лагерей для беженцев хочет лично поздравить их, и Урган терпеливо принимал все эти знаки внимания, любуясь Ликой, сегодня необычайно красивой и женственной. Она выглядела такой же свежей и приветливой, как в самом начале церемонии, и не уставала целовать протягиваемых ей детей.
Им понадобилось больше получаса, чтобы добраться от часовни до установленного за ночь помоста со столами наверху. Поднявшись по нескольким ступенькам, Урган повернулся лицом к собравшимся и поднял руку. Непрерывный гул, стоящий над толпой как над пчелиным ульем, понемногу стих.
— Я благодарю всех вас, — громко сказал Урган. — Спасибо вам за то, что пришли на мой праздник, и за подарки, каждый из которых дороже для меня всего золота на свете. Я могу дать вам взамен только один подарок, но это будет земля, на которой вы сможете работать, это будет чистое небо, с которого больше не придет страх, и это будет родина, которая останется свободной! Долгие два месяца мы казались себе оторванными от внешнего мира жителями острова, на который постоянно накатываются штормовые волны. Но вчера мы перестали быть одинокими! У нас снова есть связь с правительством свободной Граниды в Лешеке, которое полно решимости снова сплотить и возродить нашу страну! Я предоставляю слово старшему лейтенанту Альдо Моностиу, ветерану Тороканских Ворот и специальному представителю временного правительства!
В толпе снова послышался шум. Новость о прибытии посланца из Лешека еще не успела распространиться.
— Дорогие сограждане! — Альдо Моностиу вышел вперед из-за спины Ургана. — Я прибыл сюда по поручению маршала Моностиу, главы временного правительства свободной Граниды…
Молодой старший лейтенант хорошо справился со своими обязанностями. Говоря о свободной зоне вокруг Лешека, он не пожалел ярких красок, но не обмолвился ни словом о продолжении бомбежек, скором прибытии чужих колонистов, взаимоотношениях с пришельцами или организации переселения. Все это были дела завтрашнего дня, а сегодня людям надо было получить радостную весть, которая должна была окончательно развеять отчаяние и безысходность.
Слыша приветственные крики, которыми завершилась короткая речь Альдо Моностиу, Урган понял, что и этой цели он добился. Праздник удавался на славу. Оркестры играли веселую музыку, над многочисленными жаровнями вился дымок и текли вкусные запахи, к раздаточным пунктам потянулись длинные очереди. Раньше Ургану хотелось приберечь неприкосновенный запас продуктов до праздника Открытых Дверей, но до него оставалось еще больше месяца, а настроение надо было поднимать сейчас.
Притом, еще неизвестно, доживут ли все эти люди до праздника Открытых Дверей. Урган веселился изо всех сил, но где-то в глубине у него прочно засел холодный мерзкий крючок. Впереди у него – только новый виток войны, бомбы, страдания и, наверняка, смерть. Здесь, рядом со счастливой Ликой, она казалась особенно несправедливой.
Однако показывать это нельзя было ни в коем случае. Урган отвечал на множество тостов, чуть пригубливая свой бокал; пел вместе со всеми веселые песни, а когда на многочисленных площадках между импровизированными столиками начались танцы, сам вместе с Ликой спустился с помоста и сделал несколько кругов, стараясь не наступить на подол ее длинного платья.
К вечеру праздник начал понемногу расползаться в стороны. Хотя пришельцы обычно не бомбили в это время, Урган не решился зажигать огни. Люди расходились по окрестным поселкам, унося с собой музыку и веселье, а на лужайке перед часовней солдаты гасили костры и уносили жаровни и походные кухни. Похолодало, и Урган вместе с Ликой отправились обратно в штабной подвал, где их ждало еще одно пиршество, на этот раз в более узком кругу. Только когда время подошло к полуночи, они тихонько встали из-за стола, оставив шумную и веселую компанию, и отправились в свою комнату.
Поставив подсвечник на столик у кровати, Урган запер дверь и, улыбаясь, обнял Лику Ранси. Впервые за этот долгий день они наконец-то остались одни.
— Спасибо, — прошептал Равель Мэнсинг, не сводя глаз с Вирты.
— За что? — наклонившись, Вирта поправила ему подушку. — Я не сделала ничего особенного.
— Спасибо за то, что ты согласилась, — Мэнсинг коснулся ее руки. — Скажи, ты вышла за меня из жалости?
— Нет, — Вирта решительно помотала головой. — Не из жалости. Ты счастлив со мною, верно? И ты заслужил это счастье. Я – твоя награда.
— Но ты не оставишь меня? — Мэнсинг продолжал тревожно смотреть на нее. — Ты такая красивая, а я… Знаешь, мне не говорят, но мне кажется, я никогда не выздоровею и останусь жалким инвалидом. Ты будешь со мной? Все время? Я люблю тебя, но так боюсь потерять…
— Я буду с тобой всегда. Пока смерть не разлучит нас, — мягко сказала Вирта и тут же пожалела о сказанном. Последняя фраза прозвучала слишком двусмысленно или, наоборот, чересчур определенно.
Но Мэнсинг этого, кажется, не заметил.
— Спасибо, Вирта. Но я понимаю, как тебе будет тяжело со мной. Я ведь теперь ни на что не пригоден. Ты можешь делать все… что хочешь. Я хочу, чтобы ты тоже была счастлива, понимаешь?
— Понимаю, — с трудом кивнула Вирта.
В горле у нее засел комок. В смятении она пробежалась взглядом по неподвижным шкалам приборов. Ее научили понимать их сигналы, и в случае необходимости она могла оказать первую помощь сама. Но этого пока не требовалось.
