Ким Робинсон - 2312
это мой Заша мы уйдем на рассвете
Заша качает головой ты и твои заблудшие ты опять за свое всякий раз как ты приходишь сюда
эй это ты меня сюда позвал тебе нужна была моя помощь ты хотел чтобы я это сделала да да уходим отсюда
рассвет если меня спросят как художник может сказать надежда это птица птицы затихают на рассвете они сонны и веселы им свет что-то обещает ветер поднимает волны на просторах рассвета
вслед за Свон к машине на причал где ждет общественный паром все лица полны жизни глаза смотрят в другие времена прошлые или будущие смотрят на день как ты
через широкую реку поверхность воды ветер покрывает фестонами волны переправа круглый нос парома режет прилив движется вперед слева перед ними Манхэттен утес созданный людьми рассвет еще не добрался до его вершин длинные тени через реку медленное урчание корабля гигантская ваза захватившая паром и скалы неподвижна
вместе с людьми на платформу проход между высокими зданиями внизу каналы длинные тонкие лодки видны 52 лодки 423 человека в утренних тенях впереди хлопотный день
Как думаешь? спрашивает Свон можешь дальше отправиться сам? Будешь в порядке?
видна сорок одна лодка 364 человека мы птицы говоря все будет в порядке тогда хорошо
человек целует тебя в губы прикасается глазными зубами к коже оба неожиданно осознают реальность друг друга смотрят в глаза кленовые зрачки в левом глазу голубая дуга хорошо иди
Варам
В отношении времени люди стремятся к двум противоположностям. Мы хотим, чтобы определенные события произошли скорее: терраформирование нового мира, который мы полюбили, явление всеобщей справедливости в человеческих делах, хороший проект. Но с другой стороны хотелось бы, чтобы время текло как можно неспешнее: дни нашей собственной жизни, дни жизни тех, кого мы любим. Мы жаждем и того и другого — хочется больше свершений и больше времени для чувств.
Брак в 113 лет — это торжество опыта над надеждой. Столько жизней уже прожито. Надежды человека давно сосредоточены на дневных заботах. Опыт научил всему, чему можно научить; новый опыт будет только повторением.
Но никогда — абсолютным. Жизнь всегда полна псевдоитеративности. У каждого дня Свон особенности. Исполнение — ежедневно одно и то же, удержание мгновения не отменяет этих особенностей, скорее, обостряет их. Животные, наши братья и сестры по горизонтали, напоминают нам: каждый день — своего рода приключение, каждый день — успех. Ничто не повторяется. Каждый вдох — новая часть атмосферы, глоток жизни. Надежда на опыт. Чувство, что это будет продолжаться.
Фитц Варам сидел в зале заседаний Совета Титана по межпланетным отношениям и думал об этом. Когда пришел его черед, он обратился к коллегам.
— Можно было надеяться, что национальные государства Земли учтут опыт столь долгих лет и объединятся; что их многообразные связи с внепланетными поселениями станут постоянными и непрерывными, и нынешним смятению и взаимному несогласию придет конец. Но нет. Этого не произошло. Могут потребоваться еще десятилетия или столетия. Никто не угадает, как будут развиваться события на Земле. Между тем нам надо восстановить отношения с нашим старым патроном Марсом. Как вы помните, работе в зоне Сатурна дала старт охота марсиан за азотом, и именно с этого началось заселение системы Сатурна. Поэтому полный разрыв отношений с Марсом, необходимый в свое время, не должен оставаться вечным. Мы достаточно сильны, чтобы иметь дело с Марсом, не опасаясь попасть под его господство. На самом деле связи с Марсом станут доказательством нашей силы. Поэтому я предлагаю заново организовать вывоз азота с Титана на Марс, почти в прежних размерах, но под нашим контролем; торговля должна быть честной. Это будет выгодно обеим планетам. В атмосфере Титана вдвое больше азота, чем нам хотелось бы. Это дает нам запас, с которым можно расстаться, причем на наших условиях. В обмен мы получим участие в треугольнике торговли: азот с Титана на Марс, помощь Марса в реконструкции и развитии Меркурия и тяжелые и редкоземельные металлы с Меркурия на Сатурн. А также помощь Меркурия в организации импорта света от Лиги Вулкана.
Последовали вопросы. Обсуждение. Потом снова заговорил Варам:
— Укрепление связей по всем трем направлениям поможет сдерживать силы остаточного земного империализма, а также грозящие захлестнуть нас земные конфликты и противостояния. Мы даже можем помочь решить некоторые их старые проблемы. Будем помогать им в Реанимации, которая уже сейчас дает удивительные плоды.
— Какие например?
Ему бросают вызов.
— Арктическая лига стала одной из самых прогрессивных и склонных к сотрудничеству политических организаций Земли. Средняя часть Северной Америки с заметным успехом превращается в населенные бизонами прерии. Дождевой лес Амазонки расширяется до Свон. исторических границ, превращается в парк, отчасти похожий на то, что было в доколумбов период. Юго-Восточная Азия и Южная Азия достигли равновесия между освоением дикой природы и ее возрождением, что благотворно сказалось на лесах, воде и климате. Вот наглядные достижения Реанимации.
— Рано делать такие выводы. Вторжение животных часто описывают как ужасно осуществленную операцию со множеством ужасных последствий.
— Неправда!
Некоторое время они спорили о ситуации на Земле. Наконец старший советник из Административной группы Сатурна напомнил, что здесь обсуждают организацию трехсторонней торговли с Марсом и Меркурием. Варам заметил, что на Марс проникло много кваком-гуманоидов; можно сказать, Марс заражен ими, они пронизали его систему и лишь недавно отправлены в изгнание. Марсиане были так этому рады, что отменили ссылку Жана Женетта и приветствовали возвращение знаменитого инспектора домой, осыпав его наградами и почестями. Вероятно, перемены в настрое Марса включают и усиление стремления к сотрудничеству. Многие в Совете кивали, услышав эту добрую весть, и перешли к подробностям: количество транспортов с азотом, расписание, вопрос компенсации. Обсудили, каким должно быть окончательное давление атмосферы Титана в миллибарах.
Варам подождал, пока большинство собравшихся устанут от этой темы, и предложил вернуться к повестке дня. Его главные предложения были одобрены, и совещание закончилось.
Последним обсуждали вопрос о том, как передать эти предложения партнерам, и Варам сказал:
— Я направляюсь на Меркурий, чтобы просить руки Свон Эр Хон. Надеюсь, мы дадим друг другу клятвы в эпиталамии на горе Олимп. Заодно сможем поговорить с нужными людьми на Марсе.
Хорошо, сказали все. Поздравляем. Некоторые как будто бы удивились, другие понимающе кивали. Да, это облегчит переговоры. У вас получится нечто вроде постоянного комитета Сатурн-Меркурий.
— Конечно, — согласился Варам.
Свон
Свон покинула Землю, очень довольная тем, что помогла кваком-гуманоиду отыскать место для жизни, довольная тем, что Заша ей помог — это значило для нее больше, чем она думала. Она поднялась на лифте из Кито, снова побывала на исполнении «Сатьяграхи», и в этот раз на нее больше всего подействовала мирная заключительная часть, легкий поочередный подъем по октавам, словно мелодия медитации, поднимающая тебя на ноги; и к концу представления, танцуя при все уменьшающемся g, когда они поднимались на крыльях песни, она испытывала очень приятное ощущение, своего рода эйфорию.
На Меркурий она вернулась на террарии «Генри Дэвид». Это был классический тип Новой Англии с несколькими небольшими деревнями из дощатых домиков и с пастбищами, окруженными хвойным и смешанным лесом. Стоял октябрь, клены стали багряными, прочие деревья — ярко-желтыми, оранжевыми, красными и зелеными, все это смешивалось по всей поверхности террария; если смотреть вперед, казалось, что слышишь бессловную речь на языке цветов — и вот-вот поймешь ее. Свон бродила по лесным тропам, поднималась на холмы. Однажды она подобрала опавшие листья и разложила их на поляне так, что они почти незаметно переходили от красного к оранжевому, потом к желтому, желто-зеленому и наконец к зеленому. Эта многоцветная линия на земле очень ей понравилась — как и ветру, который тотчас все разметал. В другой раз она много часов шла за бурой медведицей с медвежонком. В середине дня они вышли к заброшенному яблоневому саду, где росло одно старое согнутое дерево, на котором тем не менее уродилось столько плодов, что его ветви свисали до земли. Медведи съели тонну яблок. Рядом с яблоней выдолбленный ствол был полон дождевой воды; медвежонок забрался в него и искупался, его шерсть намокла, почернела, с нее текло.
Вернувшись на Меркурий, она жила привычной жизнью в Терминаторе. Просыпалась на балконе, завтракала в утренней прохладе, потягивалась на солнце, тревожно поклоняясь Неприкрытому Солнцу. Осматривала город, отмечала восстановленные знакомые черты, видела новые деревья и кусты; всего этого с каждым днем было чуть больше и размещалось оно чуть правильнее. Она достала открытку, полученную когда-то от Алекс, и повесила ее на стену над кухонной раковиной; теперь надпись рукой Алекс каждый день говорила ей:
