Зеркала и галактики (СИ) - Ворон Елена

Дэсс не верил. Он упрашивал Касса сказать правду, однако старший брат отмалчивался, уходил. Лгать не хотел, но и правда с уст не срывалась.

Княжич снова сбежал из замка. Оказалось: за время беспамятства так ослабел, что к дому Соны пришлось подползать на локтях и коленях. Так и ввалился внутрь – перемазанный в земле, в драной одежде.

Дом был полон княжеских вещей. Дэсс без труда узнавал знакомую с детства посуду, занавеси, ковры, безделушки. Шары ярко светили, поскакушка носилась по комнатам и звонко насвистывала, охорашивалась, приглаживала перья. Мать Соны выглядела довольной и жизнерадостной, отец поздоровался с княжичем, добродушно усмехаясь. Вот только своей любимой Дэсс не нашел.

Он попросил сказать, где Сона, но отец и мать промолчали, чему-то улыбаясь. Княжич не стал просить дважды и приготовился уйти. Ведь можно и по другим домам поспрашивать – наверняка соседи что-нибудь знают.

– Постой, – мать Соны вручила ему кусок шитого золотом шелка. – Дочка просила передать.

Чувствуя, как забухало сердце, Дэсс впился глазами в Сонино рукоделие. Древние знаки СерИвов. Откуда Соне их знать? Быть может, ее научила княгиня?

Знаки говорили о любви и скорой встрече. Выходит, и впрямь была не лунная лихорадка, а снежный лишай? Однако что-то шептало Дэссу: это все ложь, ложь…

Впрочем, ничего не оставалось, кроме как набраться терпения и ждать.

Дэсс терпеливо ждал. Сона не возвращалась.

Потом неожиданно умер Касс.

А спустя семнадцать дней с Дэссом случилось не пойми что. Ни в одной легенде не говорилось о переселении СерИва в человеческое тело. Ханимун знает, что за напасть…

Дэсс очнулся от воспоминаний, поглядел вокруг. Район со зданиями, похожими на ледяные глыбы, остался позади, мобиль Мстислава катил среди буйной зелени: стены, окна, крыши домов – все было зеленым и к тому же украшено висячими садами. Внизу под путепроводом росли деревья, в их кронах прыгали с ветки на ветку рыжие поскакушки и какие-то разноцветные инопланетные существа. Веселые поскакушки не ссорились с пришельцами; точно так же и СерИвы мирно ужились с явившимися на их планету людьми.

Граница города оказалась совсем близко. Дэссу видна была желто-бурая незастроенная равнина, а за ней – горы, до половины срезанные нижним краем уходящих темных туч.

– Скоро приедем, – сообщил Мстислав, не отрывая взгляд от дороги. Лицо телохранителя показалось княжичу еще более суровым, чем прежде. – До, скажи мне…

– Я не Домино. Я Дэсс. – Неизвестно, какой кэт кусал его в задницу, но упрямые слова сорвались помимо воли.

Мстислав прищурился. Дэссу сбоку видно было, как недобро сузился яркий карий глаз.

– Послушай, дорогой мой, – начал телохранитель, и слова «дорогой мой» прозвучали, как будто он обругал княжича. – Для меня ты – Домино, возомнивший себя серивом. И для господина Донахью – тоже. Иначе, – Мстислав сделал паузу, во время которой княжичу стало порядком не по себе, – в полиции тебя назовут убийцей и узурпатором.

– Кем? Каким патором?

– Узорным, – непонятно объяснил человек. – Ты убил сознание Домино и самовольно занял его тело; разве нет?

– Я не убивал, – возразил княжич. – Я не знаю, как это получилось.

– Поклянись. Если ты в самом деле серив, поклянись – и я тебе поверю.

– Не буду. Княжеский сын клянется только раз в жизни, когда…

– У тебя нынче другая жизнь, – яростно перебил Мстислав. – В чужом теле. Ты и ее потеряешь, если будешь ломаться!

– Нет.

Человек неожиданно улыбнулся – едва заметно, углами губ.

– Точно: княжеский сын. Верю.

Дэсс не успел обрадоваться. В душе ворохнулось подозрение, перерастающее в уверенность. Ошеломившая княжича мысль заметалась в голове, вытесняя из нее все остальное. Касс! Ведь не мог он просто так умереть! В одночасье, безо всякой болезни. Быть может?…

– Касс… – начал он – и поперхнулся. Уставился вперед, на приблизившийся край желто-бурой равнины. Там, недалеко от съезда с путепровода, по которому они ехали, лежал кроваво-красный Руби. Под солнцем отблескивали его мелкие ровные грани. Лишь несколько мгновений спустя княжич сообразил, каких чудовищных размеров этот Руби, если издалека показался камнем из Долины Черной Смерти.

– Считай, ты уже дома, – сказал Мстислав.

Глава 6

Дом оказался большим поместьем. Когда прошло первое изумление, Дэсс его хорошо разглядел с высоты путепровода. Ограда из голубого материала была похожа на круговую волну, которая разбежалась от центра и вздыбилась, готовая обрушиться на сушу. Внутри нее был парк с дорожками, мощенными белым камнем. Посередине стоял трехэтажный дом – тоже белый, с колоннадами по трем сторонам. Красный «Руби» находился в стороне от главного дома, ближе к воротам. То есть, никаких ворот Дэсс не видел, но дорога была – до ограды с внешней стороны и после ограды – тоже, и она вела к дому с колоннами.

Мобиль скатился с путепровода на равнину, и княжичу стала видна лишь ограда – высокая, полупрозрачная, с дымчато-белыми барашками наверху, как настоящая волна. Сплошная. Ни намека на въезд или вход.

Мстислав сбавил скорость, и мобиль тихо подкатил к огромной голубой «волне».

– Нас впустят? – спросил Дэсс.

– Если признают тебя за своего.

Признали. Та часть «волны», сквозь которую проходила дорога, истончилась и затем исчезла. Мобиль свободно въехал на территорию.

– Поезжай к «Руби», – попросил княжич.

– Куда?

– К «Ру…» К красному дому.

Мстислав свернул на боковую аллею. Деревья по ее краям стояли редкие, невысокие – в основном местные пальцелистки да лохматки, но Дэсс заметил и несколько чужаков: серебристо-зеленых, с длинными иглами вместо листьев. Интересно было бы их потрогать и понюхать…

Мстислав остановил машину на площадке возле «Руби». Строение было невелико – размером с небольшой зал в замке Мат-Вэев. Его грани были ровные, гладкие, и красные блики отраженного света падали на белые плитки внизу. Ни окон, ни дверей Дэсс не увидел.

– Зачем это?

– Твой отец… – начал Мстислав. – Господин Донахью построил гнездышко для тебя… да, для тебя и… м-м… княжны… Короче, это место свиданий.

Дэсс едва сдержал проклятье. Посидел, наливаясь неодолимым гневом. Не выдержал:

– Пойдем, посмотрим, что внутри.

– Я-то видел, – отозвался Мстислав, открывая дверцы мобиля.

Княжич выпрыгнул наружу и зашагал к «Руби». Гнев туманил голову. «Место свиданий». Стыд какой! Которая из сестер приходила сюда к Домино? Лисса? Дэсса? Удушил бы обеих…

«Руби» признал княжича за хозяина, в стене открылся проем. Внутри было светло, и прямо у входа рос куст красники. Ветви с серебристой листвой клонились под тяжестью спелых ягод, которые так и просились в рот.

– Настоящая? – спросил Дэсс. – В горах красника уже отошла.

– Из оранжереи. По спецзаказу, – объяснил Мстислав, однако Дэсс не слушал: протянув руку, он привычным движением сорвал гроздь тугих, налитых соком ягод.

Руку стиснули железные пальцы телохранителя.

– Ты спятил?

– Я только попробую. Это не воровство. – Дэссу не хотелось никакой красники – он пытался успокоиться, чтобы осмотреть внутренность дома без гнева на сестру.

– Ты попробуешь? – переспросил Мстислав. – И кто сдохнет в корчах, с воплями и пеной изо рта?

– Я тысячу раз ее ел.

– А в тысячу первый – сдохнешь. – Мстислав отнял у княжича пачкающиеся соком ягоды и бросил их под куст, на пятачок земли, окруженный ковром из белых с золотом нитей. – Ты не серив. Ты человек, запомни!

– Не говори «серив». Это нехорошо. – Глаза уже увидели все, что было внутри чудовищного «Руби», но сознание Дэсса отказывалось это воспринимать, и княжич еще мог рассуждать о другом. – Надо говорить «СерИв», – он сделал ударение на заглавных буквах.

– С-сери-ив, – повторил Мстислав. – Так вот: то, что едят с-сери-ивы, для тебя смертельно.

Дэсс подумал, что умрет не от еды, а от стыда. Кроме куста красники, здесь была постель, сооруженная из множества перин и шелковых покрывал с узорами. Ханимун свидетель: Дэсс собственными глазами видел, как Дэсса со служанками вышивала эти самые узоры. Приданое благородной княжны в человеческом доме! Уму непостижимо. Постель была огромная, от одной стены «Руби» до другой. Рядом висело зеркало в серебряной раме. Широченное, способное отразить всю эту проклятую постель и тех, кто закатился в любой ее угол. Взбешенный княжич уставился на чистое, ничем не замутненное стекло, ожидая, что там проснется настоящее Зеркало. И отразит страшное, чего еще не бывало: СерИва, готового убивать себе подобных.