Майкл Фридман - Сторож брату моему-2: Конституция
Медсестра выпрямилась.
– Конечно нет, – согласилась она.
Потом, сглотнув комок в горле, снова пересекла изолятор, и начала диагностическую проверку следующей кровати.
Здесь больше не будет как прежде, сказала она себе. Кто бы ни пришел ему на смену.
Доктор Леонард Маккой сидел перед столом главного врача и глядя в огромное до потолка окно на мечущихся над волнами Тихого океана чаек, произнес.
– К черту капелланцев. К черту их всех.
Если бы Маккой находился ближе, он смог бы услышать крики чаек сквозь плексиглас. О чем они плачут? думал он. Они ведь просто птицы. К тому же земные птицы. Ради бога, они даже не слышали о капеланцах.
Пристальный взгляд доктора остановился на поверхности круглого черного стола. Там, между монитором и несколькими фотографиями его семьи главный хирург держал небольшую банку, наполненную кустами вертигранского ладана – небольшие, фиолетовые, похожие на виноград штучки, кроторые после растрескивания придавали воздуху сладкий аромат тропического леса Вертиграна в самом цвету.
– Итак, – произнес позади него звучный баритон, – как там ваша небольшая миссия на Капеллу Четыре?
Маккой повернулся в кресле и уставился на лысеющую сутулую фигуру Харриса Эглтона, заполнившего собой весь дверной проем. Эглтон был офицером высшего ранга в медицинском подразделении Звездного флота на протяжении последних семи лет, и естественно старше Маккоя по званию.
– Насколько мне это понравилось? – спросил более молодой мужчина, когда Эглтон положил свою мясистую руку ему на плечо по дороге к своему креслу. – Я ничего такого не сделал. Капелланцы наверное самые упрямые, самые злобные и самые отсталые люди во всей вселенной.
– Почему вы так говорите? – спросил главный хирург, втискивая свое большое неповоротливое тело в мягкое черное кресло.
Маккой неодобрительно фыркнул.
– Слушай, я был готов улучшить все аспекты их жалкой жизни благодаря медицинской науке Федерации, и что же они мне ответили? Это их не интересует. Почему, ошеломленно спрашиваю я. А они говорят, что выживать должен сильнейший.
– И вы считаете это вздором? – предположил Эгллтон.
– Смеетесь?! Да я думаю, что это вздор. Зачем эти чертовы капелланцы согласились, чтобы мы транспортировались к ним, если они собирались отвергнуть все, что мы могли им предложить?
Главный медик почесал свою редкую шевелюру, и улыбнулся про себя.
– Насколько я понимаю, Леонард, они отвергли не все, а только наши медицинские технологии.
Маккой ткнул пальцем в своего начальника.
– А именно в этом эти болваны нуждались больше всего. Вы хотя бы знаете, какая детская смертность на этой планете?
– Кажется шестнадцать процентов, – ответил Эглтон. – Но это не означает, что капелланцы собираются с этим что-то делать. Они придерживаются своего пути точно так же как большинство культур.
Маккой не откликнулся. Он был в ярости.
– Печально, не так ли? – спросил Эглтон. – Тебе хочется схватить их за плечи и трясти до тех пор, пока они не образумятся.
Маккой кивнул.
– В точку. Конечно капелланцев было намного больше, и трясти их не самая легкая задача, но это было бы очень кстати.
Эглтон пожал плечами.
– По правде говоря, именно поэтому я перевелся в медуправление Звездного флота. Здесь нет такой неразберихи, с которой вы сталкиваетесь, когда имеете дело с инопланетными культурами. Здесь нет официальных лиц. Здесь самая сложная штука, с которой приходится иметь дело каждый день –какой-нибудь причудливый микроб.
Молодой мужчина посмотрел на него, пытаясь понять скрытые мотивы этого мужчины.
– Другими словами, доктор, вы хотите сказать, что я должно быть спятил, раз вернулся в космос.
– Эй, это твои слова, а не мои, – сказал главный медик. – Я никогда не скрывал, как сильно мне хочется, чтобы ты остался здесь и вложил свой талант в хорошее дело. Ведь это ты создал технику, которой мы используем для того, чтобы установить аксональные мостики между привитыми нервными путями и основными ганглиями… Или я вспомнил о другом Леонарде Маккое?
Маккой покраснел.
– Стоп. Вы меня смущаете.
Эглтон посмотрел ему прямо в глаза.
– Я не буду больше вас смущать, Леонард. Но я не перестану утверждать, что все эти скачки с одной планеты на другую не для вас. По крайней мере не в данный момент вашей карьеры.
Маккой нахмурился. С двадцати шести лет, с тех пор как он поступил в Звездный флот, он побывал на множестве инопланетных миров. Он даже некоторое время служил помощником главного врача на звездолете.
А потом заболел редкой болезнью его отец, и он попросил о переводе на Землю. Ему сказали, что он может служить в медицинском управлении Звездного флота в Сан-Франциско под началом Эглтона, и что его отца переведут в местный госпиталь, чтобы он мог следить за стариком.
Это было худшее время в жизни Маккоя. Его отец быстро сдал, но смерть все же не торопилась. Вместо этого он продолжал лежать на биокровати с впавшей грудью, с дышащим за него респиратором, в коме, но технически все еще живой.
Столкнувшись с затянувшейся болезненным умиранием своего охнически все еще живой.
за стариком.
Эглтонатца, Маккой принял решение отключить его от поддерживающих систем, и смотрел как он умирает, чтобы несколько недель спустя узнать, что от болезни его отца найдено средство. Ирония ситуации почти добила его.
Но все же он сумел с этим справиться, цепляясь за знакомые вещи. Медицинское управление Звездного флота было одной из них. Но даже после того, как Маккой прошел через худшее после смерти своего отца, даже после того, как он восстановил душевное равновесие, ему казалось, что в тридцативосьмилетнем возрасте легче остаться в Сан-Франциско, нежели проявить инициативу и найти себе место на звездолете.
Он не искал назначения на Капеллу IV. Оно само упало ему в руки. Но перспектива снова оказаться в космосе взволновала его, и доктор взялся за миссию с большим оптимизмом… Оптимизмом, который после высадки на поверхность планеты разбился об упрямство аборигенов. Такова романтика приграничья, думал он в то время.
– Вот что я вам скажу, – сказал Эглтон. – Возьмите выходной, ладно? Избавьтесь от части этого расстройства в гимнастическом зале или бассейне, или как вам нравится. А завтра придете сюда освеженный и восстановившийся, и мы сможем начать работу над вакциной от хориоменингита.
Маккой отделался улыбкой.
– Спасибо, – ответил он, – но я предпочитаю начать сейчас. Не откладывая на завтра то, что можешь сделать сегодня, и все такое.
Главврач одобрительно кивнул.
– Как скажете, доктор. Кто я такой, чтобы стоять на пути прогресса.
Молодой мужчина встал.
– Тогда до свидания.
– Да, конечно, – ответил Эглтон.
Когда Маккой покинул офис, он обнаружил, что рад снова вернуться к работе. К настоящей работе, заметил он про себя, вместо того чтобы нянчиться с детьми. В управлении он делал настоящие открытия. Он ощутимо содействовал научному прогрессу.
Его босс прав, сказал он себе, спускаясь по длинному хорошо освещенному коридору к собственному офису. Он слишком зациклился на возвращении в дальний космос. Он нашел свою нишу здесь, на Земле.
В некотором смысле, размышлял доктор, даже хорошо что он совершил эту поездку на Капеллу IV. Иначе он наверное задавался бы вопросом, не совершил ли он ошибки, оставшись на Земле. Зато он смог ликвидировать сомнения, которые у него не было возможности развеять.
С ним что-то произошло. Возможно ли, спрашивал он себя, что Эглтон послал его на Капеллу потому что считал, что Маккой жаждет двигаться вперед? Возможно ли, что главврач знал, насколько досадным будет назначение на биологические исследования, и именно поэтому он дал его?
Размышляя над этими возможностями, Маккой повернулся и шагнул в свой офис. В нем тоже было хорошее окно, но не настолько огромное как у Эглтона, и оно выходило не на океан, а в город. Его стол был меньше и более функционален, а воздух не содержал даже намека на вертигранский ладан.
Но это был его собственный кабинет. Знакомый. Это был его дом. Он как всегда бросил взгляд на экран монитора, чтобы посмотреть были ли для него сообщения. Как оказалось были.
Первое пришло от Джоанны, его дочери. Теперь уже подросток, она была на каникулах в Вайоминге с друзьями, и хотела чтобы он знал, что она прекрасно проводит время.
Доктор вздохнул. Ему было жаль, что он не смог быть частью жизни Джоанны, когда она была младше. Но ее мать разбила ему сердце, и он провел большую часть первых лет жизни дочери в космосе, убегая от жизни, которая выбивала его из колеи.
Еще четыре сообщения были от коллег, просящих у Маккоя помощи или совета относительно своих проектов. Он быстро просмотрел их, чтобы узнать чего они хотят, затем сохранил сообщения до тех пор пока не разберется с другими по очереди.
