Грег Бир - Бессмертие
ЗЕМЛЯ
Половина дома Ланье (из камня, вырубленного века назад и грубо отесанных бревен) гнездилась на каменно- бетонном цоколе, глубоко врытом в тенистый склон холма. Другой половине исполнилось сорок лет, и она выглядела современнее: белая, аскетичная, но удобная, с новой кухней и помещениями для необходимого в его деле оборудования. Техника эта и по сей день томилась в бездействии у стены его кабинета — пульт управления коммуникативными и вычислительными устройствами, позволяющий следить за ситуацией практически в любой точке Земли и поддерживать связь с Земным Гекзамоном через Крайстчерч и орбитальные объекты. Вот уже шесть месяцев Ланье не заглядывал в кабинет.
Он сел и включил пульт. Появился вращающийся красный пикт контроля за состоянием системы и вскоре превратился в подвижное изображение Земли, как ее видят с Камня: шар, обвитый спиралью ДНК.
Ровный механический голос осведомился:
— Чем могу служить?
— Мне нужно поговорить с Ольми. Или Конрадом Корженовским. Лучше с обоими.
— Вызов официальный или частный?
— Частный, — ответил Ланье.
— В настоящее время господин Ольми воздерживается от контактов, — доложил пульт. — Я нашел господина Корженовского.
В кабинете, метрах в двух от Ланье, спроецировалось изображение Корженовского. Легендарный Инженер, некогда оставивший проект «Возрождение», чтобы заняться фундаментальными исследованиями, внимательно посмотрел на Ланье:
— Гарри! Как поживаешь? А Карен?
— Спасибо, у нас все замечательно. Господин Корженовский, этот человек настаивает на разговоре с вами. — Ланье откашлялся. — Он утверждает, что...
— Он удивительно похож на генерала Павла Мирского, правда? — внезапно, посмотрев в сторону гостя, заметил Корженовский.
— Вы не ошиблись, — вмешался пришелец.
— Гарри, этот человек Павел Мирский? — спросил Корженовский.
— Не знаю. Он меня поджидал на горе.
Мирский слушал с непроницаемым лицом. Корженовский помолчал, размышляя. «Он все еще носит в себе часть Патриции Луизы Васкьюз, — подумал Ланье. — Видно по глазам».
— Вы бы не могли через два дня доставить его в Первый Зал Пуха Чертополоха? — обратился к нему Инженер.
В душе Ланье тотчас всколыхнулись тревога, обида и старое неукротимое возбуждение. Как давно он отошел от важных дел...
— Наверное, я смогу это устроить.
Ланье был сбит с толку, раздосадован и заинтригован.
ПУХ ЧЕРТОПОЛОХА
Проводив старого солдата в Первый Зал, Ольми взял для него билет на шаттл до Земли. Поделившись своей тайной, Map Келлен, казалось, обрел мистическое спокойствие. По пути к лифтам скважины, рассеянно скользя взором и шаркая каблуками по каменным плитам, Map Келлен вымученно улыбнулся и вяло покачал головой.
— Все, что мне нужно — несколько недель, чтобы как следует это дело обмозговать. А это можно сделать и на родине... Ты сейчас, видно, нуждаешься в утешении. Мне тебя почти жаль. Думал, только ты сможешь с этим справиться. Наверное, я все-таки ошибся.
— Ты не ошибся. — Ольми не был уверен в этом.
— Ну что ж, желаю удачи.
Ольми смотрел, как Map Келлен входит в кабину. В мозгу появилась картина — возможно, интуитивная, возможно, мимолетом посланный Map Келленом подсознательный пикт: старик, уходящий в горную даль, где он наверняка останется навсегда.
Ольми возвратился в свою старую квартиру, чтобы отдохнуть и подумать. Для проникновения в обширные хранилища памяти Пуха Чертополоха и доступа к различным легальным (но негласным) исследовательским программам он собирался воспользоваться библиотечным терминалом.
Удостоверясь, что его каналы защищены, и поставив дополнительные барьеры для ищеек Фаррена Сайлиома, он вызвал старую верную помощницу, мнемоническую ищейку, которую сам сотворил на основе памяти гладкошерстного терьера. Ищейка вышла чрезвычайно пронырливой и, похоже, несла службу с удовольствием — если это слово применимо к разуму, которого на самом деле не существует.
Ольми поставил перед ней одну-единственную задачу: раздобыть все сведения о ярте, которые хранятся в памяти Пуха Чертополоха и орбитальных объектов. На астероиде многие банки данных давно бездействовали, многие были тщательно спрятаны, но, пока существовала хотя бы потенциальная информационная связь, ищейка могла проникать в самые недосягаемые кладовые памяти.
Он возвратился в Пятый Зал, на этот раз по скважине на маленьком частном шаттле. Взобрался по тропинке, затем, следуя наставлениям Мара Келлена, убрал наружную стену и углубился в древнюю толщу астероида.
В склепе ярта он долго размышлял, стоя возле поверженного врага. С того дня, как Map Келлен привел сюда Ольми, изображение почти не изменилось. Он снова обошел вокруг куба, пристально разглядывая заключенное в нем тело. Именно такими и представлял он себе яртов — безобразными и чуждыми, возможно, самыми чуждыми из всех существ, которые встречались людям в Пути.
Сидя в крошечной комнатушке, Ольми подавлял застарелую боязнь замкнутого пространства. Стулья здесь отсутствовали, и он сидел на гладком древнем полу, прислонясь лопатками к стене. В голове бродили мучительные вопросы: кто запер здесь ярта? как удалось его поймать? почему ярт позволил взять себя в плен и скопировать свое сознание?
Ольми встал и потянулся, разминая мускулы. По-прежнему он ощущал свое тело молодым. Мозг его был дополнен имплантированной памятью и компьютерными модулями, содержащими несколько человеческих личностей. Он не пользовался дополнительными элементами с тех пор, как расстался с разумом Корженовского (Инженера реинкарнировали сорок лет назад), но они хранились в полной исправности. На Пухе Чертополоха мало кто обладал такими же, как у Ольми, физическими и психическими возможностями.
За десятилетия, ушедшие на решение самых разнообразных задач, Земной Гекзамон ни стратегически, ни тактически не подготовился к возвращению на Путь. И все-таки ему придется вернуться. Ольми ощущал нажим истории. Знакомое чувство.
Если он успеет дать дельный совет, то Гекзамон, быть может, не поплатится жизнью за свою глупость. Не погибнет от меча враждебных существ, с которыми почти наверняка столкнется на открытом заново Пути.
Ярты — самые опасные враги. Даже в плену, в темнице, за века одиночества и неподвижности ярт не разучился убивать. Ольми должен досуха вычерпать этот источник информации.
Он ухмыльнулся, осознав, что больше всего его заботит, как скрыть главную правду. К нынешним властям он не питал доверия. Они чересчур снисходительны к прошлому, слишком плохо зная его. Застарелое солдатское чувство превосходства над командиром окончательно рассеяло его чувство ответственности перед властями.
— Я тоже становлюсь бродягой, — пожаловался он древнему трупу ярта. — Черт бы вас всех побрал.
ЗЕМЛЯ
Мирский (а считать этого человека Павлом Мирским было проще всего, по крайней мере, сейчас) стоял рядом с Ланье на крыльце и высматривал огни шаттла. В густом ночном мраке продолговатыми мазками серебрянки поблескивали звезды. Природные механизмы самоочищения уже убрали из атмосферы почти все следы огромных пожаров; источников загрязнения осталось мало, а техника Гекзамона была автономной и экологически чистой.
Огни появились не в небе, а на дороге, и двигались они вверх по склону, к дому. Ланье недовольно пожевал губами и буркнул, повстречав вопросительный взгляд русского:
— Моя жена. — Он надеялся увезти гостя до ее возвращения.
Видавший виды планетоход — модификация ветеранов Камня — прошуршал колесами по гравиевой дорожке и замер у стены дома. Электромотор умолк. Карен выбралась из кабины, в свете прожекторов увидела на крыльце Ланье и помахала рукой. Он помахал в ответ, при виде жены острее ощутив свой возраст.
В их совместной жизни было десятилетие-другое, когда они старели вместе. Потом терапия — та самая, от которой он отказался, — вернула ей молодость, и теперь Карен выглядела самое большее на сорок.
— В городе была, — крикнула она по-китайски, доставая вещмешок из заднего багажника ПТХ. — Обдумывали идею искусственного сообщества, ну и засиделись... — Она увидела русского и застыла у крыльца, покусывая нижнюю губу. Чуть позже огляделась по сторонам и, не обнаружив других машин, озадаченно посмотрела на мужа.
— Это гость, — сказал он. — Его зовут Павел.
— Мы незнакомы. — Мирский спустился, протягивая руку. — Павел Мирский.
Карен вежливо улыбнулась, но в ней уже проснулся инстинкт опасности.
— Как самочувствие? — спросила она мужа, глядя в пустоту и морща лоб.
— Прекрасно. Его зовут Павел Мирский, — повторил Ланье с нарочито драматичной интонацией.
— Знакомое имя. Это не тот ли русский офицер, что натворил дел на Камне, а потом сбежал по Пути? Не он? — Ее глаза обвиняюще впились в Ланье. «Что тут происходит?» — читалось на ее лице. Она знала Мирского по историческим хроникам. Ланье не повезло.
